Даты

№15 от 15 апреля 2021 года

Статья

Комментарии (0)

Банденкиндер Доктора Смерть

Перед бараком – большой костер, в котором догорали человеческие останки. Это первое, что 7-летняя белорусская девочка Саша увидела в Освенциме. Смерть отца, расставание с братом, голод, постоянные болезни, медицинские опыты… Несмотря на все ужасы концлагерей, бывшая узница нацизма Александра Борисова не утратила веру в людей.

«Отца замучили и сожгли»
О начале войны у Александры Васильевны в памяти возникает картинка, как беззвучно летали над их деревней самолеты и начинали бомбить:
– До сих пор чувствую тот неприятный запах гари после бомбежки, а перед глазами – выбитые стекла моего родного дома в деревне Курино в Витебской области и посеченные стеклом цветы. Нас у родителей было трое: старший Володя партизанил, а мы с братом были при маме. Жить приходилось в лесу в шалашах, копали землянки, питались перемерзшей картошкой и бураками. Чего только не делали, чтобы выжить! А вот немцев сначала совсем не боялась, пока они не пришли в нашу деревню и не стали убивать. Тех, кто остался в живых, в том числе моих родителей и нас с братом, выгнали из домов и погнали пешком 30 километров до Витебска.
Там стоял лагерь, где отсортировывали людей: некоторых могли выкупить родственники, других брали на поруки. Семьям партизан уйти не разрешили. Их путь лежал в концлагерь.
– Секретарь нашего сельсовета оказался предателем и донес немцам, что мой старший брат партизан, поэтому участь нашей семьи была предрешена, – вспоминает героиня. – Так мы оказались в Майданеке.
…Территория огорожена колючей проволокой под напряжением, повсюду немцы с автоматами и овчарками. Лагерь разбит на шесть полей, нас с мамой и братом поселили в пятом бараке, рядом с крематорием, а папу погнали в другой. Мы видели его в последний раз. Моего отца замучили и сожгли. Хотя однажды мама мне сказала: смотри, вон татка наш стоит!». Там было трое мужчин в каких-то лохмотьях, и я его не узнала. Чтобы не обидеть маму, сказала, что вижу.
Каждое утро в концлагере начиналось с пересчета: женщинам, старикам, детям приходилось стоять на улице по несколько часов и в дождь, и в мороз. Александра, которой на тот момент уже исполнилось семь лет,  сильно заболела.
– Мама вызвалась убирать бараки, знала, что если постоянно работать, то есть шанс выжить и уберечь нас. За мной ухаживал брат. Старшими по бараку были польки, они видели, что мама хорошо трудится, и время от времени давали ей немного еды, которую она приносила нам с братом. Очень мне запомнились крошки от печенья – они были такие сладкие и вкусные, – улыбается сквозь слезы бывшая узница. – Эти женщины не выдали, что я тяжело болею. Ведь таких быстро списывали в левир – больничный барак, из которого почти никто не возвращался. Когда мне стало еще хуже – уже не могла ни есть, ни ходить, –  я все же попала в левир, где меня ждала участь быть сожженой в крематории. И тут на помощь пришла полька. Она попросила свою землячку-врача присмотреть за мной.
Когда  окрепнувшая Саша вернулась в барак к маме, брата Якова уже увезли из конц­лагеря. О его судьбе родные ничего не знали до окончания войны.

«Мы стали безликие»
В апреле 1944 года Александра вместе с мамой попала в Освенцим, там они пробыли около 10 месяцев.
– Нас погрузили в вагоны и повезли из Майданека. Куда? Никто не говорил… Как только вышли на платформе и увидели вышки, колючую проволоку, бараки, то поняли, что мы в Освенциме. Первое, что попалось на глаза, – большой костер, в котором догорали части человеческого тела: ноги, руки.
И так мне, ребенку, стало страшно, что спустя 77 лет я не могу это забыть.
– Потом нас пригнали в барак, битком набитый людьми. С одной стороны стояли на коленях монахини и молились, с другой был большой стол, где узникам на руках кололи номера. 77409 – такой я была по счету. Очень боялась, плакала и так вертела рукой, что номер накололи наискосок, за что я получила по лицу. После этого человек терял свою идентичность: нет ни фамилии, ни имени. Мы стали безликие. Нужно было выучить свой номер, и не дай бог ошибиться в одной цифре – сразу ждало наказание.
После этого людей погнали в баню, обработали дезраствором, подстригли наголо, выдали одежду и отправили в бараки. Почти месяц дети находились вместе с родителями, потом их разделили.
– Это было что-то страшное: матери рыдали, дети кричали, овчарки лаяли… Я оказалась в детском бараке, где были ребята от 2 до 14 лет. Но и здесь мне повезло – подобрали девочки-подростки, польки. Взяли меня на верхние нары, где было теплее, и подкармливали.

«Открывали рот и залезали глубоко внутрь»
Так и жили – каждый час, каждую минуту под страхом смерти, боялись, чтобы не сожгли. День и ночь на территории концлагеря работал крематорий. Воздух – тяжелый и зловонный, из труб валил черный дым с языками пламени.
– Потом меня перевели в другой барак. В одной его части были только еврейские дети-близнецы, а в другой – мы, банденкиндер партизан. Мы носили номера с красными треугольниками – «политические».  То к еврейским ребятам, то к нам приходили люди в белых халатах и отводили в небольшую комнату в бараке. Там стоял топчан, на столе лежали блестящие медицинские инструменты и иногда пробивался голубоватый свет. Страшно было очень, когда меня клали на этот топчан то на спину, то на живот. Сажали на корточки, делали уколы. Больше всего я боялась, когда меня сажали к стенке, вставляли что-то в рот, чтобы я не могла его закрыть и глубоко залезали внутрь.
Александра Борисова попала в число тех, кто стал подопытным доктора Менгеле – немецкого врача, известного больше как Доктор Смерть. На детях испытывали различные лекарства. Какие, бывшая узница Освенцима не знает до сих пор.
– Освободили меня слабую, почти лишившуюся зрения и покрытую корками, как отработанный материал доктора Менгеле, в числе 300 детей  доблестные советские  солдаты в январе 1945 года. Помню, как меня держал на руках молоденький боец с перебинтованной головой, а я ему тихо напевала куплет из одной лагерной песни, – говорит 84-летняя минчанка, в прошлом – ветеринарный врач, бывшая узница двух нацистских концлагерей –  Майданека и Освенцима Александра Борисова. – Мне просто повезло, что осталась жива. И повезло не один раз. Видимо, судьбе так было угодно. Ведь даже в такое страшное для человека время, как война, на пути встречались добрые люди.

Впервые после войны Александра Борисова вместе с другими узниками побывала в концлагерях Майданек и Освенцим в 1989 году:
– Когда подъезжали, очень все волновались. Кому-то становилось плохо при виде бараков, крематориев. Мы нашли в себе силы простить немецкий народ, но забыть не можем.

11 апреля – Международный день освобождения узников фашистских концлагерей.

Марина ВАЛАХ