История и современность

№4 от 24 января 2013 года

Статья

Комментарии (0)

Девушка с секретом

Образ женщины-разведчицы или шпионки довольно популярен в кино, так как предполагает необычное и интересное единство противоположностей в образе главной героини: сдержанность и эмоциональность, мужество и страх, жесткость и сострадание. Мы сразу вспоминаем Анджелину Джоли, которая с блеском выразила это противоречие, исполнив роль агента ФБР в юбке. Она с ловкостью проделывает всевозможные трюки, а ее глаза горят острой жаждой справедливости и желанием сделать мир лучше… Примерно такое представление о работе разведчиц имеет основная часть населения в основном благодаря поп-культуре, художественным произведениям и в первую очередь кинофильмам. И, конечно, же этот образ далек от реального. О том, из каких нюансов на самом деле складываются трудовые будни офицера контрразведки, рассказывает участница Великой Отечественной войны Клавдия Ивановна Андреева.

— Родилась я в 1920 году в красивой деревне на берегу великой Волги-матушки, недалеко от Самары. Поступая в железнодорожное училище, даже не подозревала, что передо мною откроет двери столица моей Родины — Москва! Спустя некоторое время я уже работала в сельскохозяйственном научно-исследовательском институте секретарем-машинисткой. А когда началась война, меня направили в авиацию, к самолетам. Так я стала оружейницей. За два года службы так и не смогла привыкнуть к тяжелым потерям летного состава. Утром молодой парень сидит с тобой за одним столом, балагурит, смеется. В обед улетает на задание, а вечером ты уже пишешь на него похоронку. И слезы размывают чернила… А у меня еще и сердце ранимое, я по каждому летчику плакала… А командир у нас суровый был. «Не сметь реветь!» — говорил. Это, мол, война...
— У каждого времени свои особые задания, которые приходится выполнять разведчикам. Помните свое первое задание?
— Первое серьезное задание оказалось далеким от авиации, зато навсегда связало меня с контрразведкой. «Знаете ли вы этого человека?» — вопрос, заданный в особом отделе части, заставил перепугаться. Офицер показал фотографию, на которой был изображен 2-й секретарь райкома комсомола одного из районов области. Мы встречались с ним на собраниях. «Сможете ли опознать его сейчас, если он носит немецкую форму?» — прозвучал вопрос. Для того, чтобы подтвердить эту информацию, мне нужно было проникнуть на оккупированную территорию. Задача осложнялась тем, что этот человек также легко мог опознать меня. Мне дали девушку-напарницу, переодели в гражданское, вручили узелки с солью, будто бы для обмена на продукты. И ночью группа разведчиков перевела нас через линию фронта. Когда мы вышли к деревне, где был штаб местной полиции, пришлось спрятаться в зарослях крапивы. Сидели там часами, всматриваясь в лица непрерывно курсирующих по дороге патрулей. Было страшно, конечно. Но и злость взяла, когда в одном из проходивших мимо полицаев я узнала того самого комсомольского активиста. В особом отделе оценили удачливость обычной оружейницы из авиаполка. С тех пор мне не раз до конца войны приходилось выполнять специальные задания контрразведчиков. Между прочим, с большинства из этих поручений до сих пор не снят гриф секретности.

— Клавдия Ивановна, а вот какой у вас характер?
— Ну, матом я не ругаюсь. Ладно, шучу! А если серьезно, то я добродушный человек, не конфликтный.
— Ваши личные качества и серьезное отношение подкупали командиров?
— В 1943 году меня перевели в штаб армии на должность машинистки инженерно-авиационной службы. Каждый день  приходилось обрабатывать десятки секретных и особо важных документов. Почты — гора, но я работала, не отказывалась. Вот и без семьи осталась. Три женщины нас было, и все остались без семьи — работали ночами, да и некогда нам было. Трудно представить мужчину на моем месте, занимающимся таким чисто женским и кропотливым трудом: работа с документацией, ведение журналов, соблюдение сроков, бесконечные напоминания забывчивым... Лишь после Победы, в 1948 году, меня «расшифровали» — и я была официально зачислена в отдел контрразведки 22-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии. Прямо оттуда, будучи младшим лейтенантом, поступила в распоряжение ОКР МГБ СССР по Белорусскому военному округу. С этого времени я находилась в центре тайной войны с бывшими немецкими пособниками, деятелями антисоветского подполья, на рубеже защиты государства от идеологической диверсии Запада, сохранности секретов. Предателей вокруг много было. Наши следователи выезжали в Бобруйск, Гродно. В той же среде пробовали вербовать свою агентуру и спецслужбы США, одновременно делая ставку на репатриантов, возвращающихся домой из-за границы. Впрочем, никто из вражеских агентов и деятелей антисоветского подполья, считавших себя доками в конспирации, так и не распознал во мне — симпатичной девушке — фронтовичку, офицера военной контрразведки. Обычно я интересовалась невинными вещами. Например, поводом для того, чтобы прийти в гости к «разрабатываемому» агенту, были... цветы в его палисаднике. Помню, в доме на Комаровке, где втайне поселился бывший абверовец, я изображала восторженную простушку: «Ой, какие у вас розы в дворике! Не поделитесь ли семенами?». Так выяснялись план помещений, обстановка в квартире, наличие подозрительных лиц. Позже по моим следам шла уже группа задержания, редко возвращавшаяся ни с чем... Много тайн я знала! На пенсию ушла, когда мне исполнился 71 год.

— Сейчас телеканалы буквально пестрят фильмами о разведчиках и шпионах. Сравниваете их работу со своей? Какие мысли приходят во время просмотра? Иногда показывают, например, что разведчикам приходилось в целях уничтожения секретных материалов в критической ситуации и документы съедать. Такого в вашей практике не было?
— Нет. Я вообще эти фильмы смотреть не могу — слишком далеки они от реальности. Но я хорошо помню, как мне говорили старшие товарищи: вот пошла ты куда-то, видишь — соломинка на дороге лежит, а как она лежит — смотришь и запоминаешь. Обратно возвращаешься, смотришь на ту же соломинку, если сместилась, значит, кто-то прошел. Обучали меня наблюдательности, язык за зубами держать учили.
— Клавдия Ивановна, а любовь на войне была?
— Да, была одна несколько романтическая история, когда мне поручили узнать причины самоубийства одной из девушек-парашютоукладчиц. Выяснилось, что разгадка трагедии... в неразделенной любви к французскому пилоту эскадрильи «Нормандия — Неман», базировавшейся рядом с ее авиаполком. Да, на войне было место и сердечным драмам. Но куда больше — страха... Например, перед газовыми атаками осенью 1944-го, которые так и не состоялись. Но мы несколько ночей спали в противогазах.
— И все-таки не могу поверить, что за всю свою жизнь вы никого не любили.
— Ладно, так и быть, расскажу вам, хотя я никому об этом не говорила раньше... Тот самый летчик, о котором я вам выше рассказывала, что разбился во время выполнения боевого задания, и был мой любимый. Звали его Андрюша. До сих пор его вспоминаю... Потом, когда мне лет 40 было, ухаживал за мной один хирург, хороший человек был, уважаемый. Да только кто меня с таким режимом работы выдержит? И он тоже очень востребован был, вот и не сложилось что-то.
— Семья ваша никогда не задавала неудобных вопросов по поводу работы? Не была ли ваша таинственность камнем преткновения в какие-то моменты? Да и вам, может быть, хотелось поделиться переживаниями и опасениями? Мы, женщины, ведь очень любим общаться — для нас совершенно естественно рассказывать о происходящем в нашей жизни, о своих мыслях и чувствах.
— Сестра с пониманием относилась к моему выбору, вопросов не задавала. И я никому ничего не рассказывала, я ведь давала подписку о неразглашении. Зато сейчас весь двор знает, где я работала, потому что меня не раз привозили к подъезду на черной «Волге» — после чествования ветеранов. Уделяют старикам внимание. А сейчас состою в Белорусской общественной организации ветеранов КГБ «Честь». Раньше в школах выступала. Теперь все лето сижу на лавочке возле подъезда и возле меня целая орава детишек крутится. Спрашивают, а где ваши внуки, а я говорю — да вот нету. Зато я всю свою жизнь по комсомольской линии занималась с детьми. Сначала в деревне — воспитателем в детском саду, потом — заведующей, в Москве — пионервожатой.
— А какие у вас награды есть?
— Да какие тут награды... Вот орден Красной Звезды. Еще есть орден Отечественной войны II степени и медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы»... Но с особой гордостью я ношу на груди, конечно, боевые награды.
— Оглядываясь назад, какие выводы вы могли бы сделать сегодня из своей такой непростой жизни?
— Счастье в том, что я живу! Жизнь моя мне нравится. И не жалею, что посвятила ее именно этой организации. Многие отказались, ведь насколько престижная эта работа, настолько она и тяжелая. И пусть мой труд был лишь небольшим звеном в важной цепи, но от нее в том числе зависела судьба нашей Родины во время тайного противостояния крупнейших держав XX века. А это иногда важнее, чем устроить личную жизнь. Я до сегодняшнего дня прожила красиво — все время в движении, в работе… И основная причина моего долголетия — любовь к людям!