Персона

№11 от 18 марта 2021 года

Статья

Комментарии (0)

В кадре и за кадром

В самом начале карьеры оператора Анатолия Заболоцкого чуть не признали профнепригодным. И только заступничество коллеги, лауреата Сталинской премии, помогло ему оставить за собой право авторской съемки, без которой позже не было бы культовых фильмов «Печки-лавочки» и «Калина красная». Сегодня Анатолий Дмитриевич рассказывает о том, как желание «перешибить» Голливуд чуть не закончилось трагедией во время работы над фильмом Шукшина и за что знаменитого оператора постоянно журил белорусский классик – Владимир Короткевич.

– Вы родились в крестьянской семье в Сибири, а как стали оператором?

– Благодаря ссыльному Валентину Дмитриевичу Куликову, который в нашей деревне вел фотокружок. Я очень увлекся фотоделом. А он, видя мои успехи, рекомендовал меня на слет в Москву. Вы не представляете, каким потрясением для сельского паренька была поездка в столицу! Прежде всего Москва потрясла своими высотными домами и огромным количеством людей. После возвращения домой всем рассказывал об этом городе и очень хотел туда вернуться. Куликов настоял, чтобы я поступал во ВГИК. С первой попытки не получилось, но во второй раз я был зачислен.

– После окончания ВГИКа вы попали на киностудию «Беларусьфильм». Говорят, вас чуть не признали профнепригодным?

– Первым моим заданием было подготовить сюжет о праздновании 43-й годовщины Октябрьской революции. Хорошо помню, как на крыше элеватора несколько дней ждал ветра, чтобы запечатлеть развевающийся флаг на фоне Минска. А затем снимал героя труда, отражающегося в шариках на заводе подшипников. Руководитель кино нашел, что флаг развевается не в ту сторону, предложил лишить меня права на авторскую съемку и перевести в ассистенты оператора. К счастью, оператор Владимир Цитрон, лауреат Сталинских премий, заступился. Он отметил, что моя работа интересная.
Следующие 10 лет на «Беларусьфильме» мне запомнились интересным общением с белорусскими писателями Андреем Макаёнком, Иваном Мележем, Аркадием Кулешовым, Василём Быковым, Петром Глебкой, Янкой Брылем. Рад, что подружился и вместе работал с Владимиром Короткевичем.

– Расскажите о вашей дружбе.

– Много раз Володя мне говорил: «Какой ты москаль? Корни твоей фамилии здесь». И в подтверждение своих слов вспоминал белорусскую поговорку: «Заработал, как Заболоцкий на мыле». Действительно, мой дед по отцовской линии был родом из Беларуси. Сиротой в Столыпинскую реформу переселился в Сибирь. Короткевич по-родственному меня упрекал: «Толя, ты столько лет здесь, почему не читаешь на мове?»
В самые безнадежные периоды работы на «Беларусьфильме» Володя спасал меня от отчаяния. Он поражал своим кругозором. О свойствах любой травы мог рассказать, назвать ее по-латыни и по-народному. Он легко импровизировал и шутил в любой компании. Наделенный природным артистизмом, доигрывал слова жестами своих длинных рук и ужимками. Володя для многих был неудобным, потому что имел свою позицию, от которой не отступал. Я не знал другого человека, который так любил свою республику и свой народ, как Владимир Короткевич. Он остался в моей памяти самобытной личностью, осветившей мое художническое и гражданское становление.
Когда я дал почитать Шукшину сценарий Короткевича «Хрыстос прызямлiўся ў Гароднi», он ругал всех, что по такому материалу фильм заморочили. Они начали переписываться, но, к сожалению, не встретились.

– Как вы стали оператором у Шукшина?

–  Несмотря на то что мы с ним оба сибиряки, познакомились Москве.  В то время в стране подорожал хлеб, и Хрущев закрыл мой фильм «Последний хлеб».
А Василию Макаровичу моя работа понравилась, он предложил вместе снимать «Разина». Руководство киностудии было категорически против, они хотели управлять Шукшиным через оператора Гинзбурга. Вася настаивал на моей кандидатуре, в результате съемки отложили.
Возможно, вы не знаете, но полюбившуюся зрителю «Калину красную» не хотели пускать в прокат. К счастью, ее увидел Брежнев, фильм его так растрогал, что генсек заплакал.

– Как проходили съемки картины?

– Работу над ней мы начали ранней весной. Недалеко от Подольска снимали приезд главного героя из мест заключения. Затем переехали в Белозерск в Дом крестьянина. Для самой зрелищной финальной сцены на пароме пригласили каскадера, хотели «перешибить» Голливуд. Задумывалась она так: на узкой насыпи причала стоит такси, в машине манекены бандитов, а паром с людьми на середине реки. И вдруг на бешеной скорости самосвал врезается в такси, а сам повисает на причале.
Народу около причала собралось видимо-невидимо. Каскадер два дубля слабо ударял по машине. Чтобы спасти положение, Шукшин позвонил генеральному директору «Мосфильма» и попросил повторить съемку. Но каскадер позорно сбежал в Москву. Трюк исполнял таксист из Череповца, он же гонщик-любитель, который предложил снять дверь в кабине самосвала со стороны водителя, чтобы до удара в такси быстрее выпрыгнуть из нее на мешки с соломой, положенные у насыпи. В итоге машина пролетела на большой скорости, водитель выпал вовремя. Я обрадовался удачной съемке, но неожиданно самосвал стремительно начал цеплять ограничительные бетонные столбы и, не дойдя до такси, подпрыгнул вверх и упал в воду рядом с паромом. Камеру залило, раздались крики ужаса. Трюкач поломал ноги – оказывается, он проскочил мешки и прыгал уже на насыпь.
Популярность фильма была огромной. Мне рассказывал работник проката в Казахстане, что заключенные, строившие кинотеатр, поставили условие начальству – показать в новом зале строителям два раза подряд «Калину красную». Жаль, Шукшин этого уже не узнал.

– Что вам известно о его смерти?

–  В тот день, 2 октября 1974 года, я только прилетел из Уральска, где искал натуру для фильма о Степане Разине. Мне сообщили о смерти Шукшина возле станицы Клетской на теплоходе, арендованном съемочной группой фильма «Они сражались за Родину» под гостиницу. Фотограф-криминалист сделал снимки умершего Шукшина. На них он лежит на койке, руки на груди. Рядом с лежанкой – сапоги, на них портянки. Будто Шукшин прилег отдохнуть в перерыве съемок. На тумбочке огромная стопка книг, по описи –  98. Мы попытались добиться вскрытия в морге в Москве, но нам сказали, что уже есть заключение о смерти из Волгограда.
На похоронах было море людей, они клали ветки калины и крестики в гроб. Во время прощания Лидия Федосеева отдала мне прядь волос Шукшина. Я положил их в гроб, а сейчас жалею. Возможно, по ним получилось бы определить причину смерти. После похорон  спросил о вечере накануне смерти Василия Макаровича у Георгия Буркова, который вместе с ним, Бондарчуком, Губенко и Тихоновым были в бане, в кафе.
В пять утра Буркову не спалось. Он вышел в коридор. А там Вася стоит, держится за сердце. На вопрос: «Что с тобой?» –
Василий Макарович ответил: – «Да вот режет сердце, валидол уже не помогает. Нет ли у тебя чего покрепче?». Фельдшерицы не было, она уехала в город. Бурков нашел капли Зеленина и дал их Шукшину, тот выпил и ушел в каюту. А утром не появился на съемочной площадке. Побежали к нему, а он уже не шевелится. Перед съемками Шукшин лежал в больнице с язвой желудка. И врачи при мне говорили: «Сердце у тебя, слава богу, хорошее, кофе можешь пить, а курить бросай». Много слухов было, что артист пил. Но это неправда. Я работал с ним с 1969-го.
На последней книге, которую мне подарил Шукшин, он написал: «Толе Заболоцкому, другу и единомышленнику, – с любовью и надеждой, что мы еще помолотим. 29 апреля 1974 года». К сожалению, мы с ним поработали только на фильмах «Печки-лавочки» и «Калина красная», а к съемкам ленты о Степане Разине, о которой он мечтал, так и не приступили.

Анатолий Заболоцкий родился 16 сентября 1935 года в деревне Сыда Красноярского края. После окончания ВГИКа работал кинооператором на «Беларусьфильме», участвовал в съемках «Альпийской баллады», «Хрыстос прызямлiўся ў Гароднi». Затем – на киностудиях «Таллинфильм», «Мосфильм».  Лента «Через кладбище»  вошла в список ЮНЕСКО «Сто лучших фильмов о Второй мировой войне». Заслуженный деятель искусств Республики Беларусь, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, член Союза писателей России, член Союза кинематографистов.