Как я засветился на иракском ТВ
В 2001–2002 годы мне довелось работать в Ираке. Это были последние годы правления Саддама Хусейна – в 2003-м его свергли. Уже тогда было очевидно, что над страной сгущаются тучи новой войны в Персидском заливе: вдоль дорог рыли неглубокие окопы, укладывали мешки с песком, устанавливали пулеметы. Тем не менее нам, специалистам, работавшим на строительстве тепловой электростанции «Юсифия», передвижение по стране не ограничивали.
В один из выходных дней мы поехали в Самарру – древний город на берегу реки Тигр в 125 километрах от Багдада. Известен он прежде всего своим знаменитым спиральным минаретом, построенным в IX веке. Мои коллеги сразу отправились штурмовать башню. Я же с детства страдал боязнью даже небольших высот – а тут целых 52 метра, причем лестница наверх – без перил или каких-либо ограждений! Поэтому я остался внизу. Пофотографировал минарет, окрестности, снял окружающий пейзаж и на видеокамеру. Закончив, стал дожидаться наших ребят.
В это время подъехала легковая машина, из нее вылезли несколько арабов с профессиональной съемочной аппаратурой. Посовещавшись, тоже начали то ли делать репортаж, то ли документальный фильм. На каком-то этапе съемки их внимание привлек ваш покорный слуга, терпеливо прохаживающийся у подножия минарета.
– Мистер, не могли бы вы оказать нам услугу? – подойдя, обратился ко мне один из мужчин.
– Мог бы, – заверил я. – Что надо?
– Надо, чтобы вы сделали вид, что снимаете на камеру. А мы будем снимать в это время вас.
– О’кей.
Я выждал, пока мужчины приготовятся, и поднял свою видеокамеру. «Припав» глазом к видоискателю, поводил ею туда-сюда, изображая процесс съемки, – на-
деюсь, достаточно правдоподобно. Арабы сняли, поблагодарили и вскоре уехали.
Не скажу, что сразу забыл об этом незначительном эпизоде, но подумал, что он не будет иметь продолжения. Я ошибался. Прошел день, от силы два – и, прибыв утром в офис, я был встречен, прямо скажем, неожиданным вопросом начальника нашей группы:
– А ты знаешь, что тебя вчера показывали по иракскому телевидению?
Вопрос прозвучал едва ли не осуждающе. Начальники, они такие: очень не любят, чтобы их подчиненные во что-то «влезали», тем более за границей.
– Нет, не знаю. А кто сказал?
– Да арабы на стройплощадке говорили, что видели тебя по телевизору.
Вот так ко мне пришла «всеиракская слава». Судя по оперативности, с которой материал показали по телевидению, это был новостной репортаж. Обидно, что я себя в телевизоре так и не увидел.
Кто знает, может, до сих пор пылится там в архивах пленка с той видеозаписью?..
Марксист на самосвале
Дело было в конце 1990-х. В тот день я решил автостопом добраться до Месджеде-Солеймана, города в 150 километрах от тех мест, куда забросил меня очередной контракт. Столбик термометра показывал около +25˚ – почти холодрыга для провинции Хузестан, где летом температура подскакивает до 50 и выше.
Итак, я стоял на обочине и голосовал. В Иране, как и везде, люди делятся на безразличных и отзывчивых. По опыту знал, что рассчитывать на водителей легковушек не следовало, стоило, скорее, делать ставку на шоферов грузовиков или дальнобойщиков: чем человек беднее, тем он проще и добрее.
И точно: десятка полтора «пейканов» и «прайдов» пронеслось мимо, а шофер ярко-желтого самосвала, заметив поднятую руку, затормозил на обочине.
– Салам, – приветствовал я его, открыв дверцу. – Шуштер?
Древний городок Шуштер, в окрестностях которого побывал когда-то сам Александр Македонский, лежал на пути в Месджеде-Солейман, и сначала я решил заехать туда. Водитель кивнул. Это был мужчина средних лет с короткими черными волосами и легкой небритостью на смуглых скулах. Я влез в кабину, и машина тронулась. Тут же выяснилось, что шофер знает по-английски только «о’кей», мой же словарный запас фарси (персидского языка) можно было сосчитать на пальцах. Причем одной руки.
– Руси?
– Руси, – подтвердил я.
– Русия, – с чувством произнес водитель. – Шурави хуб э.
Слово «шурави» (русские) вошло в наш обиход в период афганской войны. Что же касается «хуб» (хороший), то это одно из самых распространенных слов в фарси – без него не обходится ни один обмен любезностями. Вскоре, однако, выяснилось, что мой собеседник относится с симпатией не столько к России, сколько к прежнему СССР.
– Маркс! – неожиданно воскликнул он и поднял палец. – Манифесте! Сосьялист!
Я кивнул: ясное дело, речь шла о «Манифесте коммунистической партии» – том, в котором «призрак бродит по Европе». Далее водитель, демонстрируя удивительные политические знания, перечислил едва ли не всех советских и российских лидеров:
– Сталин, Бережнев, Горбачев, Крущев, Ельцин.
– Андропов, Черненко, – добавил я, но он не отреагировал: вероятно, оба правили не настолько долго, чтобы запечатлеться в памяти международного пролетариата.
– Горбачев хуб нист, – с горечью заметил мой собеседник.
– Почему Горбачев нехорошо? – поинтересовался я.
– УСА! (USA, США. – Прим. авт.), – гневно воскликнул он, отрывая руки от баранки и сближая обе ладони. Понятно: Горбачев пошел на сближение с США, и это было не по душе моему политически подкованному собеседнику.
– Куба! О! Фидель! – он поднял большой палец. – Че Гевара!
Я из вежливости согласился. Монолог продолжался в том же ключе еще какое-то время, потом решил порадовать своего нового знакомого сувениром – достал из бумажника вышедшую из обращения 100-рублевую российскую купюру с Кремлем и трехцветным флагом и протянул ему. Оторвав взгляд от дороги, шофер рассмотрел подарок, поморщился и что-то сказал. Очертил в воздухе полукруг, и сделал несколько «колотящих» движений.
Ну да, конечно! Не хватает серпа и молота, да и у флага цвет не тот. Пожалуй, решил я, это самый пламенный марксист на сотни километров иранской пустыни. К счастью, я захватил с собой несколько советских монет. Выбрал потемневший пятак, отдал ему.
– O! O'кей! – восторженно воскликнул он и поцеловал (не преувеличиваю!) молоткастый и серпастый герб.
Признаюсь: один важный эпизод из его монолога я не понял. В какой-то момент своего рассказа он красноречивым жестом перехватил большим и средним пальцем левой руки запястье правой, имитируя наручники, и упомянул что-то про «полис». Потом сделал несколько хлещущих жестов. Наказание плетьми, догадался я.
– Тебя? – я указал на него пальцем.
Он кивнул. Было ли это как-то связано с его политическими взглядами, сказать не берусь, а домысливать не буду.
Справа промелькнули развалины древнего моста: пошли пригороды Шуштера.
– Чанде? (Сколько?), – спросил я. Водитель укоризненно посмотрел на меня, и я понял: с посланца боготворимой им страны (точнее, той, бывшей страны) он не возьмет ни копейки, простите, ни риала.
Машина затормозила. Я открыл дверцу и спрыгнул на желтую потрескавшуюся землю.
Игорь МАТВЕЕВ. Фото автора