Культура

№35 от 29 августа 2019 года

Статья

Комментарии (0)

Театральные истории Александра Филиппенко

В этом году у любимого многими артиста Александра Филиппенко юбилей – 2 сентября ему исполнится 75 лет.  В его фильмографии десятки ролей. Наиболее известные
в кинолентах «Гори, гори моя звезда» и «Бумбараш», «Мой друг Иван Лапшин», «Хождение по мукам» и «Рожденная революцией», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», «Визит к Минотавру», «Мастер и Маргарита» (два варианта – реж. Ю. Кара и В. Бортко), «Брежнев», «Петр Первый. Завещание» и др. Наш корреспондент встретился с актером и узнал, как ему живется в амплуа «яркого представителя темных сил» и за что он
до сих пор благодарен Михаилу Ульянову и Ролану Быкову.

– Александр Георгиевич, вы по специальности физик. Как получилось, что стали актером театра и кино?

– Его величество случай сыграл главную роль в этом. Я родился в Москве, но детство и юность прошли в Алма-Ате, куда переехали мои родители. Их пригласили работать в местный горно-металлургический институт. Родители были далеки от театра, но это не помешало мне еще в школьные годы заниматься в театральном кружке Дома пионеров. Школу я окончил с золотой медалью, поэтому мог выбирать любой вуз. Но мать с отцом настояли на том, чтобы я поступал в престижный тогда Московский физико-технический институт. С первых дней в МФТИ я увлекся игрой в Клубе веселых и находчивых. Настолько там было здорово, интересно, что проводил в нем все свободное время. Да, я был счастлив, что стал членом институтской команды КВН! В 1962 году, играя в финале с командой медицинского института, мы впервые взяли первенство Москвы, а на следующий год стали чемпионами.

Сейчас КВН ассоциируют с Масляковым, но первым его ведущим был Альберт Аксельрод. Сначала он появился в программе «Вечера веселых вопросов», но когда она стала слишком острой, ее закрыли. Спустя четыре года на смену пришла телевизионная игра «Клуб веселых и находчивых».  Аксельрод позвал меня в очень популярную тогда эстрадно-театральную студию «Наш дом» при МГУ. В ней был собран весь цвет самодеятельности столицы. Руководили студией Альберт Аксельрод, кстати, врач-реаниматолог по профессии, и Илья Рутберг, заведующий единственной в мире кафедрой пантомимы и пластической культуры театра, а также Марк Розовский, режиссер, драматург. После он создал театр «У Никитских ворот» и стал его художественным руководителем. На флаге нашей студии большими буквами была надпись «Эксперимент», и мы действительно много экспериментировали: помимо модных в то время капустников, ставили спектакли по произведениям Гоголя, Зощенко, Салтыкова-Щедрина. Впервые в стране поставили Платонова. Для меня это была большая и увлекательная школа оттачивания мастерства, тем более что я попал в «Наш дом» всего в 20 лет. Именно в театрально-эстрадной студии мы и познакомились с актером самого популярного тогда Театра драмы и комедии на Таганке – Юрием Любимовым. В 1968 году он пришел в «Наш дом» на празднование 10-летия. Когда студию закрыли, он вспомнил обо мне и пригласил к себе в театр.

– Почему ушли из «Таганки» в Академический театр имени Евгения Вахтангова?

– На защите диплома в Театральном училище я играл главную роль в постановке «Игроки» по пьесе Гоголя. Мало того, что за дипломную работу мне поставили «отлично», спектакль предложили перенести на профессиональную сцену Вахтанговского театра, чтобы ее мог увидеть зритель. Для меня это было потрясением! Сыграть главную роль в театре, где блистали корифеи сцены Борисова, Гриценко, Лебедев, Мансурова, Ремизова, Целиковская, Ульянов, Яковлев и другие! Когда принял решение уйти из Театра на Таганке, Любимова не было в Москве, и я понес заявление об уходе директору «Таганки». Он был ошарашен, сказал: «Закрой дверь» и долго уговаривал остаться. Он недоумевал: как можно уйти из знаменитой «Таганки»? Но я уже принял решение, хотя оно было сложным для меня самого. Хотел развития актерской деятельности. А это было возможно у Вахтангова.

– Один из моих любимых актеров – Михаил Ульянов, с которым мне посчастливилось общаться. А кого из коллег можете выделить вы?

– Михаил Александрович Ульянов, когда я был зачислен в труппу театра, многому меня научил. Прежде всего – театральной этике Станиславского. А также отношению к сцене. Помню, как он говорил: «Что бы у тебя ни случилось, все разговоры и мысли оставь перед сценой прежде, чем на нее ступить. Если ты этого не сделаешь, расплата будет обязательно». Когда я ушел с репертуарного театра и стал создавать свои литературно-поэтические программы, один из вечеров посвящал Ульянову, который среди моих многочисленных коллег по сцене для меня стоит первым. Вторым я назвал бы Ролана Быкова, которому благодарен за его внимание. К сожалению, в нашей среде актеры друг другу помогают редко. Сам Ролан много спотыкался о зависть коллег, его работы недооценивали. Естественно, как любой творческий человек он от этого страдал. Но Быков имел силу духа, которая помогала ему прорываться через колючее ограждение запретов. Несмотря на несправедливое отношение к себе, он не озлобился. Много помогал людям, интересовался работой коллег. Например, на одном из моих выступлений зашел в гримерку и искренне похвалил. А на прощание сказал: «А давай мы тебя от нашего фонда выдвинем на Государственную премию?». Я, честно говоря, не верил в эту затею.  Но Ролан Быков настоял, чтобы подготовил бумаги и передал ему. Я послушался. К сожалению, вскоре Быкова не стало, но он успел запустить процесс. И в 1998 году за моноспектакль «Мертвые души» я получил Госпремию.

– Давайте вернемся назад и поговорим о субкультуре 1960-х годов, к которой вы были причастны. Расскажете об этом.

– Одной из центральных точек в Москве для таких, как я, был столичный телеграф. Если ты не пришел к нему в красных носках, зауженных брюках и других модных атрибутах, значит, жизнь не удалась. Неправильно думать, что стиляги выступали против чего-то – они были аполитичны. Ими двигало желание выделяться в толпе.  Мы делали все, чтобы на нас обратили внимание, например, на внешний вид, не похожий на другие. С той же целью мы носили те же красные носки напоказ или на голове делали кок, определенным образом завязывали галстук. То, что люди не хотели быть похожими на всех, породило дыхание оттепели и благодаря этому возникли «Современник» Ефремова, «Таганка» Любимова, студия «Наш дом».

– Вы не обижаетесь, что за вами закрепилось звание «яркий представитель темных сил»?

– Чего обижаться? Мне всегда было интересно играть моих персонажей. Все началось с фильма «Бумбараш», где получил отрицательную роль белогвардейца. Причем попал на съемки благодаря Валере Золотухину. Мы с ним в Театре на Таганке сидели в одной гримерке. Когда Золотухину предложили сыграть главную роль, режиссер картины Николай Рашев попросил его: «Привези из Москвы хорошего актера». Помню, как прямо с вокзала в Киеве меня отправили на съемочную площадку и я за один день на природе сыграл свой эпизод. Затем была отрицательная роль в сериале «Рожденные революцией». А по мере того, как я стал терять волосы, начали предлагать роли всякой нечисти. Например, роль Кощея в фильме «Там, на неведомых дорожках» или Смерти в картине «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», Азазелло в «Мастере и Маргарите». Кстати, когда я приходил на рынок в лихие 90-е, мои отрицательные роли даже помогали. Например, солнцевские ребята, которые стали рэкетирами, опекали меня и говорили: «Кощей, привет!». Они вспоминали мою знаменитую фразу из фильма «Значит, наше время еще не пришло», говорили: «Как хорошо ты сказал! Вот наше время и пришло». Кстати, фильм «Там, на неведомых дорожках» из-за этой фразы не принимал Госкино. Долго искали решения, как из этой ситуации выкрутиться. И только когда царя одели до пояса в царские одежды и прямо во дворе Госкино спрятали в кусты, где он произнес финальную фразу «И не придет», картину разрешили к показу.

– Вы дважды сыграли в фильме «Мастер и Маргарита» – у режиссеров Юрия Кары и Владимира Бортко. Как относитесь к экранизациям?

– Мне было интересно играть как у Кары, так и у Бортко. Причем с Бортко мы познакомились на Патриарших прудах, куда он со съемочной группой приехал посмотреть натуру, а я в это время гулял. И когда мы случайно пересеклись, Бортко неожиданно спросил: «Ты сыграешь у меня Азазелло?» Как можно было отказаться от такого интересного предложения?

Что касается экранизации известного произведения, то у каждого читателя свое видение сюжета романа, его героев. Поэтому, посмотрев фильм, сложно сказать, удачная экранизация или нет, сколько читателей – столько мнений. А экранизация – это всего лишь версия сценариста и режиссера. Главное – не отбить охоту читать, а, наоборот, пробудить желание перечитать. И если это получается, значит, и экранизация удалась. 

– Александр Георгиевич, вы рассказывали, что вам нравилось работать в прославленном Государственном академическом театре имени Евгения Вахтангова, где чтут традиции. А почему вы ушли оттуда и создали свой театр «Моно-Дуэт-Трио»?

– При нашей очень зависимой профессии у меня появилась возможность стать независимым и показать, на что я способен.