Вошедший в золотой фонд советского кино фильм Сергея Герасимова «У озера» в 1970 году по опросу журнала «Советский экран» назван лучшим фильмом. А для Натальи Бондарчук эпизодическая роль в нем стала кинодебютом.
Мировую известность актриса получила после исполнения роли Хари в фильме Андрея Тарковского «Солярис». Всего на счету актрисы 30 ролей. В качестве режиссера и сценариста Наталья Бондарчук дебютировала в 1975 году новеллой «Бессчастная Матрёнка» в альманахе «Пошехонская старина». Всего сняла 12 фильмов. Наибольшую известность получили два фильма, поставленные ею в конце 1980-х годов по своим сценариям, – «Детство Бемби» и «Юность Бемби». Организовала свой собственный детский театр «Бемби».
– Наталья Сергеевна, прочитал любопытную историю из вашего детства – оказывается, после роддома вас поселили... в чемодане?
– Несмотря на то, что мои родители были уже известные актеры после фильма «Молодая гвардия», где отец сыграл коммуниста-подпольщика Валько, а мама Любку Шевцову, жили они скромно. Естественно, они бы с радостью купили мне хорошую кроватку, но у них не было такой возможности. Недавно закончилась война, время было тяжелое, все жили очень бедно, и поэтому действительно, когда меня привезли из роддома, то «поселили» в чемодане. В том же чемодане меня выносили на балкон подышать свежим воздухом.
– В детстве у вас были интересные посиделки со знаменитым детским писателем Корнеем Чуковским. Как вы с ним общались?
– В моем раннем детстве родители проводили лето на даче писательницы Лидии Сейфуллиной в Переделкино. Около ее дома, в сказочном, разноцветном домике жил Корней Иванович Чуковский. Он очень любил детей и устраивал для нас «костры». Я помню, что носила тогда фартучек и в него собирала шишки для костра. Уделяя нам свое внимание, Чуковский одновременно писал свою самую знаменитую книгу «От двух до пяти». Если помните, в ней: «Кто жена у гуся?» – «Гусеница». – «А кто муж у стрекозы?» – «Стрекозел». Эти перлы мы и выдавали при общении с детским писателем около костра. А еще я помню, как папа принес огромный катушечный магнитофон и сказал мне: «Мы сейчас будем записывать «Муху-Цокотуху». Папа эту постановку режиссировал, я играла главную роль Мухи, а мама одновременно играла несколько ролей. И вместе с папой чокались стаканчиками, изображая «тараканы прибежали, все стаканы выпивали». Когда мы прослушали, что получилось, услышала, что на пленке разговариваю писклявым, противным голосом, будто простуженная мышь. И мне это так не понравилось, что я заплакала.
– И вы не хотели, как родители, быть актрисой?
– Мне казалось, что это неправильная профессия.
– А какая же тогда правильная?
– В детстве мне нравились профессии пожарного и пограничника.
– По вашим рассказам, отец вам уделял много внимания. А как вы восприняли расставание родителей?
– С папой мы действительно проводили много времени. Например, на память у меня остались с детства черно-белые фотографии, которые папа для меня разрисовывал тонкой кисточкой и акварелью: они выглядят как цветные. Когда родители расстались, для меня это было большой трагедией. Я очень страдала, думала, что отец меня предал и даже видеться не хочет. Только когда выросла и стала с ним общаться, для меня открылась тайна, что на самом деле он от расставания со мной страдал не меньше меня. Отец приходил, но мама всячески ограждала меня от общения с ним. И вообще папа бы не ушел, если бы мама не сказала ему: «Сережа, нам надо расстаться». Потом мама надолго уехала в Ленинград сниматься в картине «Дорогой мой человек». А отец уехал снимать замечательный фильм «Судьба человека», который мама до сих пор не может смотреть. А когда я впервые смотрела эту киноленту, мне настолько было больно, что случился сильный приступ мигрени.
– Несмотря на то, что профессия актрисы вам в детстве не нравилась, вы поступили во ВГИК на курс Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. А это правда, что они хотели удочерить вашу мать?
– Сергей Аполлинариевич Герасимов и Тамара Федоровна Макарова долгое время всячески поддерживали и помогали моей маме, которая рано осталась без отца. Они действительно вели разговор, чтобы удочерить ее. Когда мои родители стали встречаться, они были студентами ВГИКа, Герасимов и Макарова внимательно следили за их отношениями. И очень радовались, когда родители поженились. Как рассказывала мама, я своих педагогов впервые увидела, когда мне был год. Герасимов и Макарова пришли к моим родителям в гости. Но меня привлекли не столько гости, сколько блестевший на груди у Сергея Аполлинариевича орден. И я, сколько у меня было сил, схватила этот орден. Все долго смеялись.
– Как вы попали на роль в фильме «Солярис»?
– А вы знаете, что я раньше Андрея Тарковского прочитала фантастический роман Станислава Лема «Солярис»? Мне тогда было 13 лет. А потом уже Андрей прочитал с моих рук.
– Интересно, как так?
– Для этого снова нужно вернуться в мое детство. Рядом с дачей моих родителей был скромный домик Ирины Александровны Жигалко, талантливого педагога, которая работала на курсе у Михаила Ромма. У Ирины Алексеевны муж был писателем, поэтому у них была прекрасная библиотека. А я в школьные годы очень увлекалась фантастикой, и Жигалко, которая дружила с моими родителями, любезно давала мне читать Азимова, Брэдбери, Лема.
Помню, когда я прочитала «Солярис» Станислава Лема, пошла к соседям, чтобы вернуть книгу. В это время у Ирины Александровны в гостях были Андрей Кончаловский, Василий Шукшин, а в моем любимом кресле-качалке, как оказалось, еще неизвестный никому Андрей Тарковский. Причем познакомились мы, когда я хозяйке отдавала книгу и она сказала: «Передай ее Андрею, он еще не читал».
Когда Тарковский задумал снимать «Солярис», я уже снялась в трех фильмах и заканчивала ВГИК. Однажды он пришел к нам в институт отбирать себе актеров. И наделал много шума. Я до сих пор помню, как в коридоре звучало: «Гений, идет гений…» А внешне он был невысокий с усиками, в шапочке с помпончиком, замотанный в красивый шарф, который подарила ему Марина Влади.
Я хотела сниматься в этом фильме. Но после кинопроб Тарковский пожал мне руку и сказал, что я ему не подхожу. Естественно, спросила: «Почему?». На что он ответил: «Посмотри на себя, какая ты Хари, тебе сколько лет и сколько лет Банионису?» Увидев, что я очень расстроилась, Тарковский сказал, что порекомендует меня Ларисе Шепитько в фильм «Ты и я». И слово свое сдержал. С Шепитько мы на съемках подружились, и я рада была сниматься у нее.
А через полгода, когда вернулась из Норильска, узнала, что Андрей Тарковский перепробовал много актрис, даже зарубежных, и никого не утвердил на главную роль. Тогда попросила Ларису, чтобы она показала отснятый материал Андрею. Когда он посмотрел, как я режу себе вены, как вою и пинаю ногой доктора, его это заинтересовало. Удивительно, но Тарковский меня не узнал и спросил Ларису: «А кто у тебя играет Надю?», на что Шепитько рассмеялась и ответила: «Андрей – это же твой подарок, Наталья Бондарчук». И Тарковский тут же сказал: «Отдавай подарок обратно». Так как время поджимало, мне быстро пошили платье, подобрали грим и мы поехали в Ялту снимать.
– Чем запомнились съемки, Тарковский?
– Тарковский был уникальным режиссером, которого хорошо знали на Западе. Я для себя сделала вывод, что тем труднее жить художнику, тем интереснее, потому что, преодолевая себя, то что происходит в обществе и то что оно его не признает, художник развивается. Я видела, какой он был нервный из-за всего, что случалось с ним, поэтому любил кусать ногти. В работе для него любая мелочь была важна. Мне нравилось, что Андрей рассматривал меня как произведение искусства. Съемки были очень эмоциональны, но больше всего мне запомнилась сцена моего воскрешения. По сюжету я выпиваю жидкий кислород и становлюсь куском льда. Для полноты кадра меня покрыли специальным кристаллизованным раствором. Причем этим раствором до меня никого не покрывали. На мне экспериментировали, но я не думала о здоровье: для меня было важно снять, как замыслил Тарковский. Мне сказали, что я могу находиться под этим раствором несколько секунд. Режиссер просил выдержать полминуты, чтобы снять полноценно, я же выдержала полторы минуты, потому что хорошо плавала под водой и могла задержать дыхание. После этой сцены Андрей меня похвалил: «Ой, моя Снегурочка!». Было приятно, и я улыбнулась. В результате кристаллическая маска поползла по лицу и чудом не порвала мне его. Хорошо, что рядом стояла вода, которой меня размораживали, и я мгновенно вылила ее себе на лицо. Понимая, что могло произойти ужасное, высказала Андрею все, что о нем думаю.
– Между вами с Тарковским возникли чувства во время съемок?
– Да, мы действительно были влюблены друг в друга. Но нам не суждено было быть вместе: оба были не свободны, к тому же у Андрея был сын. Несмотря на наши чувства, мы долго не признавались друг другу в любви. Но однажды в гостях у режиссера Ларисы Шепитько Тарковский не смог дальше скрывать свое отношение ко мне и признался.
Я понимала, что нет продолжения у нашей красивой истории, и в отчаянии порезала себе вены. К счастью, мне вовремя оказали помощь. После того как я пришла в себя, приняла решение креститься. Выписалась из больницы, отдала золотое кольцо знакомому художнику, который работал на фильмах моего отца и у Тарковского на «Рублеве».
Спасибо Ипполиту, что он не только сделал мне из кольца крестик, но и стал моим крестным.
Позже, когда я была на кинофестивале во Франции, очень хотела встретиться с Тарковским, зная, что он болен и ему осталось жить недолго. Но сотрудник КГБ, который сопровождал меня, был категорически против нашей встречи. В результате смогла лишь проехать на автомобиле возле ракового центра, в котором лечился Андрей.