Огромная популярность к актеру пришла после фильма «Человек-амфибия». Его герой был признан главным романтическим образом 1960‑х годов. Всего на счету у Владимира Коренева более 100 ролей в театре и кино. Мы знаем и любим картины с его участием – «Криминальный талант», «Освобождение», «Дорога в ад», «Дети Арбата», «Сыщики районного масштаба», «Тайны дворцовых переворотов» и другие. Коренев окончил актерский факультет ГИТИСа и с 1961 года является ведущим актером Московского драматического театра им. К. С. Станиславского, который называется ныне «Электротеатр Станиславский».
– Владимир Борисович, говорят, у человека все закладывается в детстве. Вспомните самые яркие моменты своих юных лет.
– Родился я в Севастополе. Отец был офицером Черноморского флота. Вскоре началась война, и после того, как он оказался на фронте, мы с мамой и бабушкой уехали в эвакуацию. Был страшный голод, мама и бабушка, как могли, старались меня прокормить. В эвакуации я переболел всевозможными болезнями – от рахита до стригущего лишая, который подхватил, играя с ослом. Из-за этого долгое время у меня не росли волосы, и я боялся, что их вообще не будет. Когда после эвакуации мы вернулись в Севастополь, вместо нашего дома обнаружили огромную воронку от разорвавшейся фашистской бомбы. Мы с ребятами часто бегали на эти руины играть в войну.
Когда я пошел в школу, отца перевели служить в Измаил, в Дунайскую флотилию. И в город моего детства я вернулся, только когда шли съемки «Человека-амфибии». Помню, в первый свободный день я пришел на место нашего дома, подошел к заросшей травой воронке и долго вспоминал те годы. Измаил в моей памяти остался как город из сказки: под ним было огромное количество подземных ходов, оставшихся после войны Суворова с турками. Мы, играя, находили там ржавые пистолеты, турецкие ятаганы. А в каждом дворе созревали абрикосы, вишни, черешни, которыми мы объедались. С лета до осени по Дунаю плыли огромные баржи, наполненные арбузами, и мы срывали ворота с забора, используя их вместо плота, подплывали к баржам, а затем палками выбивали нижний арбуз. Гора арбузов катилась в воду, а мы их вылавливали. В детстве я был хулиганом и до переезда в Таллинн учился в школе очень плохо, нетвердо знал буквы, путал, например, заглавные Ч и У.
– Говорят, еще маленьким вы могли уехать в Грецию и поменять свою судьбу?
– Действительно, в 5 лет судьба могла резко измениться. Вместо Коренева я мог бы стать каким-нибудь Папандреусом и жить в Греции. История случилась после того, как из Севастополя мы ненадолго переехали в Ялту. После войны всех греков выселяли на историческую родину. В порту Ялты стояло несколько огромных кораблей, куда съезжались греки со всего Крыма. Я беззаботно играл на берегу, и ко мне подошла гречанка, погладила по голове, дала большую конфету и увела на корабль, который вскоре должен был отплыть в Грецию. Если бы это свершилось, то, естественно, судьба моя резко бы поменялась. Хорошо, что отец, с которым я пришел в порт, быстро заметил мое исчезновение. Поднялся шум, и меня нашли на одном из кораблей.
– Ваш отец адмирал флота, а почему вы пошли не по его пути, а подались в артисты?
– Конечно, я мечтал, как отец, связать свою жизнь с морем, но вмешался случай. До 8 класса в Таллинне мальчики и девочки учились в раздельной школе. А когда нас объединили, то соседкой по парте оказалась красивая девочка Лариса Лужина. Я симпатизировал ей. Однажды, взяв меня за руку, она сказала: «Володя, у нас в драматическом кружке не хватает мальчиков, пошли со мной». И так я оказался в драматическом театральном кружке, который очень сильно увлек меня. Преподаватели там были очень хорошие, поэтому 12 человек из нашего театрального кружка впоследствии стали профессионалами. Среди них народные артисты России Лариса Лужина, Виталий Коняев, Игорь Ясулович.
– Как вам удалось, еще будучи студентом, получить главную роль в фильме «Человек-амфибия» и чем вам запомнились съемки?
– Я оканчивал ГИТИС, и наш дипломный спектакль «Ночь ошибок» посмотрела ассистент режиссера Чеботарева. После спектакля она предложила мне пройти пробы на «Ленфильме», объяснив, что я убедительно сыграл наивного человека и подхожу на роль Ихтиандра, главного героя фильма «Человек-амфибия». Роман Беляева я знал с детства. Помню, к нам из Читы приезжал слепой родственник, который на ощупь читал мне этот роман по ночам. В Ленинграде перед съемками мы с Настей Вертинской полгода учились со специальным тренером плавать в бассейне. Мне сшили костюм из эластичной материи, вручную леской пришили чешуйки.
Во время съемок было много опасных моментов. Например, однажды у меня закончился воздух в акваланге, и мой страховщик вовремя заметил, что я задыхаюсь, отдал свой. Второй раз я чуть не умер во время съемки сцены, где мой герой ныряет в воду за жемчугом. На мне была цепь в 60 метров, но человек, который должен был меня страховать, ее уронил. Хорошо, что этот момент увидел оператор и вовремя схватил цепь. Если бы не он, я бы погиб. Для съемок мне сделали специальные ботинки со свинцовыми накладками, как у водолазов, и свинцовый пояс. Без этого из воды просто выбрасывало. Но дышать самостоятельно в таком костюме я не мог. Поэтому над кадром, сверху, возле оператора, был страховщик с аквалангом. Как только я поднимал руку вверх, он мне совал в рот загубник, и я дышал.
– Владимир Борисович, все от вас ждали продолжения романтических ролей, а вы стали характерным актером. Почему?
– Режиссер Иван Пырьев как-то сказал мне: «Вовка, тебе не нужно играть героев-любовников. Кончай, иначе твоя актерская карьера на этом закончится». И дал мне характерную роль в фильме «Свет далекой звезды». Такие роли гораздо интереснее!
– После премьеры фильма на вас обрушилась слава. Как вы с ней справились?
– Естественно, это приятно, когда тебя любят люди. Но я понимал, что большинство успеха достиг за счет молодости, внешности, поэтому старался адекватно относиться к тому, что происходило вокруг меня. Десятки девушек дежурили возле служебного входа театра. Каким-то чудом узнали домашний адрес, и все шесть этажей моего подъезда были расписаны помадой, признаниями в любви. Мне даже пришлось сделать за свой счет капремонт в подъезде. Среди поклонниц были как интеллигентные девушки, так и хулиганки, из-за которых доводилось вызывать милицию: они били бутылки, поджигали газеты в подъезде. Приходило десятки тысяч писем со всего Советского Союза. Помню, я купил огромный холодильник ЗИЛ, а коробку от него оставил на лестничной площадке, чтобы складывать туда письма. Когда за два года ящик наполнился, я отдал его школьникам, чтобы они все содержимое сдали на макулатуру. Когда ребята пришли забирать, вылетело одно розовое письмо, оно было самодельное и разрисованное сердечками. Меня оно привлекло, и я его вскрыл. Девушка мне писала: «Владимир Борисович, я знаю, вы письма не читаете и не отвечаете. Но мои вы прочтете. Их будет десять, я сфотографировалась голой и разрезала карточку на десять частей, в каждом письме кусочек». Вся моя семья с нетерпением ждала, когда я соберу все фото. Мне понравилась оригинальность девушки, и это было первое и последнее письмо, на которое я ответил: «Никому не отвечаю, но тебе за изобретательность высылаю свое фото. Извини, что не голый».
– Расскажите о вашей дружбе с Юрием Гагариным.
– Он был очень простой, общительный, мягкий человек, старался всем помочь. Сколько его помню, Юрий Алексеевич никогда не позволял себе спиртного, был очень ответственным. Любил кино, театр. Когда мы выпускали спектакль по пьесе Зорина «Палуба», столкнулись с большим сопротивлением различных ханжей, дескать, женатый мужчина и комсомолка тайно встречаются, это аморально. Встал вопрос о снятии спектакля с репертуара. Юра видел спектакль на генеральной репетиции, и когда у него брали интервью для газеты «Правда», на вопрос о своих последних впечатлениях от искусства он сказал, что только что посмотрел на репетиции замечательную пьесу «Палуба», которая ему очень по-нравилась. После того, как «Правда» напечатала интервью с Гагариным, спектакль удалось спасти.