150 золотых маршрутов моей Беларуси

№37 от 10 сентября 2015 года

Статья

Комментарии (0)

150 золотых маршрутов моей Беларуси: Вязынка

«Ці помніш ты пагляд нясмелы
Свайго радзімага сяла,
Адкуль паплёўся ў свет той белы,
Твая дзе моладасць сплыла?»
Янка Купала

Отправляемся на родину Янки Купалы, в те места, где родился народный поэт, где прошло его детство. Наш маршрут проходит через Мясоту, Ракутевщину, Красное, Плебань, Корсаковичи, Декшняны, Вязынку и Радошковичи.

Деревня Мясота

Через Мясоту из Молодечно в Вильнюс пролегал знаменитый Виленский шлях. В 1985 году здесь установлен памятный знак — грубоватые валуны с таблицами, на которых фамилии наших белорусских, литовских, польских и российских знаменитостей, которые проезжали по этой дороге. Хорошее место, хорошая память хорошим людям. Усадьба в Мясоте принадлежала участнику освободительного движения, исследователю природы, геологу и литератору, другу Адама Мицкевича и Яна Чечота Томашу Зану, а затем
А. Тышинскому, и до нашего времени сохранились территория бывшего парка и фрагмент водной системы. Усадебный дом был разобран в 2001 году на бревна, а хозпостройки растащили на кирпичи.

Деревня Ракутевщина

В 1911 году здесь жил два месяца Максим Богданович. В конце XX века был создан музей-усадьба нашему знаменитому земляку. Рядом с музеем — живописная криница.

Деревня Красное

На католическом кладбище могила участника восстания 1863—1864 годов Игнатия Абрамовича. Здесь есть усыпальница в стиле модерн, построенная в XIX веке как фамильная усыпальница Тышинских. Неоготический костел Вознесения Девы Марии возведен в 1908 году, в 1990-е отреставрирован и передан католикам. Покровская церковь из бутового камня и кирпича построена в ретроспективно-русском стиле в 1889 году.

Деревня Плебань

Успенская церковь строилась в 1800 году как костел в стиле барокко. Во время восстания 1863—1864 годов повстанцы Ю. Бокшанского в нем хранили оружие. В 1872 году храм был приспособлен под церковь, после Второй мировой войны разрушен. В 90-е XX столетия восстановлен как христианский православный храм. Рядом — отреставрированная деревянная плебания XIX века, теперь в ней литературно-исторический музей. Правда, некоторые утверждают все же, что это усадебный дом. За железнодорожным переездом на кладбище могила участников восстания 1863—1864 годов, на деревенском кладбище есть каменные кресты — надмогилья очень интересной формы..

Деревня Корсаковичи

В красивом месте с великолепным обзором здесь сохранились остатки усадьбы Кучинских XIX века. Уцелели деревянный усадебный дом, кузница и парк. Правда, все в запущенном состоянии. Дом находится в частном владении, но очень неухожен, со временем этот шедевр деревянного зодчества исчезнет безвозвратно.

Деревня Декшняны

Бывшая усадьба Володковичей. Сохранился усадебный дом XIX века, который испорчен современной «реконструкцией», а вот здания хозпостроек сберегли свой первоначальный вид. Усадьба приватизирована.

Деревня Вязынка

Здесь в 1882 году родился Иван Доминикович Луцевич — Янка Купала. На месте фольварка Замбржицких, который в конце XIX века арендовали Луцевичи, создан музей-усадьба поэта. В этих местах можно гулять часами, любуясь их живописностью. И приезжайте, и гуляйте на здоровье, дорогие путешественники, вспоминая гениальные произведения нашего классика.

Городской поселок Радошковичи

В стиле эклектики на кладбище сохранилась усыпальница XIX века, но она опять же изуродована нынешними «реставраторами». Здесь есть могилы польским солдатам 1919 года. В деревне построен в 1855 году Троицкий костел в стиле классицизма, в 1946-м был закрыт, а в 1990-е передан католикам. В этом храме крестили Янку Купалу. Рядом — солидная конструкция брамы. На холме среди белых берез стоит деревянная церковь святого Ильи в стиле народного зодчества. Построена в 1942 году.

Легенда от автора проекта
Коробка с леденцами
На огромном крыльце с четырьмя колоннами усадебного дома сидела маленькая девочка. Щурясь на заходящее солнце, она иногда трепала по холке большого лохматого пса, спящего под крыльцом. На коленях у девочки лежала жестяная красочная коробка, доверху заполненная цветными прозрачными леденцами. Это был подарок от ее старшего брата, который вчера, попрощавшись с семьей, уехал за границу. Малышка брала самые красивые леденцы, смотрела через них на солнце и складывала обратно в жестянку.
Как ни были соблазнительны эти прозрачные сладости, она их не ела…
— Верочка, — позвали ее из дома. Дитя, еще раз потрепав по холке собаку, побежало в дом. На дворе стоял 1939 год…
…Другое время, другой дом, другое в небе даже солнце. Рядом сидела та же Верочка. Но теперь звали люди ее Вера Демьяновна.
— Расскажите, пожалуйста, что было причиной того, что вы не позволяли себе попробовать сладости из коробки? — задал я первый вопрос.
Голос Веры Демьяновны подрагивал, она краем передника вытирала влажные глаза. Ее рассказ иногда прерывался недолгим молчанием: то ли для того, чтобы вспомнить тот или иной эпизод, то ли для того, чтобы не расплакаться окончательно…
«Как только прошел слух, что Красная армия вступает на наши земли, многие тогда уехали за границу, а как потом оказалось, этим и спасли себе жизнь. В основном ушла молодежь, в том числе и мой брат. Дружны мы были очень. Он всегда при встрече брал меня на колени и обязательно что-нибудь дарил, рассказывал забавные истории и сказки, которые он, возможно, придумывал на ходу. Веселый он был, озорной. Все к нему тянулись, заводатор и балагур. Очень много знал свадебных обрядов, любая сватушка могла ему позавидовать.
Как сейчас помню, поставил Костусь тогда передо мной коробку и сказал: «Вот, не успеешь ты, сестричка, эти леденцы съесть, как я вернусь». Я выпалила, что их есть не буду, дождусь его и тогда мы вместе и попробуем сладости. Костусь весело рассмеялся, обнял меня крепко, поцеловал и, попрощавшись со всеми домашними, ушел. Как потом оказалось — навсегда».
Тут моя рассказчица не выдержала… Долго держала передник, закрыв руками лицо. Вот как у наших этих милых бабушек — и жизнь, и воспоминания — все через слезы. Через сердечную боль, непомерное душевное мучение.
Совсем рано ушел брат, на зорьке. А под вечер на хутор вошли на подводах и на машинах комиссары. Поздно вечером вызвали отца в дом, который был освобожден специально для приехавших. Хозяина дома на улицу выставили… И они долго еще потом жили в отгороженной части старого гумна.
Когда отец вернулся, я услышала его разговоры с мамой. Говорил, что от него требовали, чтобы он передал сыну, чтобы тот возвращался домой. Сулили жизнь сладкую. Помню, как мать сквозь слезы еле слышно шептала, что, наоборот, следует сообщить сыну и другим, чтобы они сюда носа не совали. Ее опасения потом подтвердились: вернувшихся сразу же отвозили за село на берег реки. Люди из деревень ниже по течению вылавливали тела расстрелянных и втайне передавали их обезумевшим от горя родным.
Отца вызывали, считай, каждый вечер. Однажды он вернулся смурной, сел за стол под иконами и заплакал. Я никогда до этого не видела, чтобы отец плакал. Нам было велено разобрать дом и отвезти его в соседнюю деревню, где из него выстроят сельсовет.
Продолжение следует.