Литературная страничка

№28 от 09 июля 2015 года

Статья

Комментарии (0)

Я не иуда

Рассказ
(Продолжение. Начало в №27)
Единственное, что сейчас выиграет от этого Рогач, так это две-три минуты задержки погони. Но для них, мотоциклов, это малое препятствие. А односельчанину и бороны своей не жалко, лишь бы только удрать от фрицев. Но на коне от мотоциклов далеко не убежишь.
От кнута этого гада у меня горела спина, я понимал, что положиться на него нельзя. Надо поскорее уйти от него.
— Хватит тебе сидеть, давай быстрее сбрасывай борону! — орет Рогач.
Я приподнялся на возу, придвинулся к бороне, приготовился и… спрыгнул с воза. Кругом лес, свобода, иди в любую сторону. Рогач в ярости стеганул кнутом мне вдогонку, но кнут на этот раз впустую просвистел в воздухе — не достал. Вскочил и… показал ему руку по локоть!
— Вот тебе! Вот тебе!
— Мерзавец, щенок сопливый! — крикнул он мне и с силой швырнул свою борону на дорогу. Его борона упала удачно прямо на колею посреди дороги, и причем зубьями вверх.
— Бандюга! — огрызнулся я.
Я стою посреди леса и размышляю, в какую сторону лучше мне податься. Понимаю, что надо скорее бежать к родителям в болото, на сенокос. Скоро здесь появятся фашисты и надо уходить. Но не двигаюсь с места, понимаю, что родители сразу же спросят меня, где Санька. А что я им отвечу? Что себя спас, а больного беспомощного братика бросил у этих извергов на верную смерть?! Что же выходит — я… иуда?!
Ну нет, только не это, я буду биться за брата до конца, не отступлю. Но как же мне быть? И вдруг я понял. Саньку фашисты пока не убьют! Оставят заложником, как приманку для меня, родителей. И если только папа и мама узнают, что больной брат остался у фрицев, — они немедленно придут за ним. Прямо в лапы фашистам. А как этого избежать, не допустить? Я осознаю, что мне необходимо вернуться назад в деревню — другого выхода нет.
А Рогачева борона лежит посреди дороги и блестит своими отполированными землей зубьями — далеко их видно. Так что фрицы еще издали заметят ее и объедут стороной или уберут с дороги. Так-так, соображал я, конечно, они заметят, но можно и воспользоваться этим — помочь им увидеть это опасное препятствие. У меня уже созревал, еще пока не детально, план спасения Саньки. Главным в нем было то, чтобы враги поверили мне, что я от них не убегал, что просто обознался. И в подтверждение этого я не только искренне исправляю свою ошибку, но и предупреждаю о грозящей опасности.
Недалеко от этого места лежала куча валежника. Я быстро подбежал к ней и вытащил несколько тонких палок. Первым делом соорудил из них предупреждающий знак об опасности, установив эти палки козлом впереди бороны. Потом из этой кучи подобрал несколько лежалых, желто-красных веток.
Как только вдали появились немцы, стал размахивать ветками влево — вправо, предупреждая их об опасности. Я видел, как они сбавили скорость, заметив мои старания. Подкатив ко мне, фрицы остановились. Указал им на препятствие-борону. Они соскочили с мотоциклов и подошли. Офицер похлопал меня по плечу и сказал:
— Гут, кнабе! — и задал мне вопрос или, вернее, учинил экспресс-допрос.
— Во ист ир фатэр?
— Найн фатэр, шлехт манн…
— Ты почему, мальшик, не убежаль? — перебил вопросом он меня.
— Iх нiхт, я не убегал, хотел остановить отца, а тот оказался плохой человек, шлехт мани. Я ошибся. То был бандито, партизано, ох, и гад! Он не хотел, чтобы я задержал его вам, — врал вовсю, — он хотел убить меня, вот смотрите, как этот гад бил меня.
Я сдернул с себя рубашку, показывая на своем теле и их работу, и полосы от кнута по всей спине. На фрица произвели впечатление мои кровавые следы. Он несколько удивленно покачал головой и сказал:
— Я-я, гат, — и потом спросил: — Во ист дэр гат?
— Дорт, — махнул я рукой в сторону, куда уехал Рогач.
— Ком, — позвал он меня к мотоциклу.
Немцы сами уже сбросили с дороги борону. Меня они усадили на мотоцикл и рванули догонять Рогача. Земля серой лентой летела под колеса мотоцикла. Мимо нас, как в кино, мелькали стволы деревьев, кустов. Я первый раз ехал на мотоцикле. Вот это скорость! Конечно, Рогачу от фашистов не удрать. Мне интересно было, как же он поведет себя, когда немцы догонят его. Вскоре впереди заметили телегу. Мы быстро приближались. Рогач, как ни в чем не бывало, сидел на своем возу, не оглядываясь. «Ух ты, — удивился я про себя, какая у него выдержка, однако». Мотоциклы догнали возницу, сбавили скорость.
— Хальт-хальт! — стали немцы останавливать Рогача.
— Хэндэ хох! — кричали они.
Но Рогач совершенно не слушал их. Удивительно, но он совсем не реагировал на команды фрицев: как будто он уснул или был глухой.
— Как бы фрицы не остановили его автоматной очередью, — опасливо подумал я и счел нужным крикнуть Рогачу: — Эй ты, дядько, остановись, а то тебе же хуже будет.
По-прежнему никакой реакции. Немецкий офицер, сверкнув своим пенсне в мою сторону, как бы с юмором, или это только мне показалось, произнес:
— Гат, этот бандитский морда.
— Я-я, да-да, — почти весело подтвердил я.
А тем временем один из немецких мотоциклов, взревев мотором, по обочине обогнал телегу. Развернулся на дороге навстречу и стал. Лошадь тоже остановилась.
— Ахтунг! — крикнул офицер и все немецкие солдаты стали окружать телегу.
Приблизился и я.
— Донэр ветэр! — громко выругался офицер.
На возу вместо Рогача сидело чучело. На ручки плуга надет его пиджак. И к ручкам привязаны кнутом навозные вилы с надетой на зубья кепкой Рогача. Ну и хитроватый же этот Рогач. Одурачил немчуру. Бросил все: коня, воз, инвентарь и… удрал.
— Ком, мальшик, — позвал меня офицер.
— Во ист дэр гат?(Где этот гад?) — спросил он меня.
Мне сразу вспомнился небольшой мосток через ров, по которому с полей вечно стекали талые и ливневые воды вниз к болоту. Берега его за многие годы поросли густым кустарником. Очень удобное место скрыться незаметно с дороги. И я был уверен, что Рогач спрыгнул со своего воза именно там и сиганул незаметно в ров. Сейчас он был уже далеко. И фашистам его не догнать. После этих размышлений уверенно ответил:
— Дорт, — повернулся назад и указал рукой, — там.
— Цурюк, — добавил я.
Он очень внимательно выслушал меня. Отдал команду своим солдатам, и мы вернулись к мосточку. Немцы поверили мне. На месте, в подтверждение моих слов, на мягкой земле отчетливо виднелись свежие следы. Фрицы быстро развернули два мотоцикла с пулеметами в сторону болота, нацелившись на кусты этого рва, и минут 10–15 так молотили кусты, что те после прекращения огня выглядели как ржаная стерня после плохой жатвы. Жалко было смотреть на некогда благоухающие вербы, крушины, черемуху, рябину. Так отомстили фрицы непослушному Рогачу за побег.
После этого «боя» фашисты приказали мне сесть на воз Рогача и ехать обратно в деревню. Впереди меня двигался мотоцикл с пулеметом, остальные сзади за телегой. Когда мы вот так приблизились к деревне и проехали прямо к школе, со стороны это выглядело как значительная победа фашистов. Мол, от них не убежишь. Вот некоторые попытались убежать, так их поймали даже с конем и хваленой немецкой силой вернули, как того требует новый, гитлеровский порядок. Мне отдали распоряжение оставить лошадь и пройти в школу.
Немцы здесь устроили себе казарму. А школа находилась рядом с нашим домом. Вот бы сейчас сигануть домой за Санькой! Но кругом фрицы, сейчас не убежишь. Придется ждать удобного момента.
При входе в школу нас встретил солдат-повар в белом колпаке. Увидев меня, он стал быстро-быстро излагать офицеру свою просьбу. Прислушавшись, я понял, что он просит разрешения забрать меня в помощь себе по кухне.
— Гут, — буркнул офицер и ушел.
Было заметно, что повар обрадовался получить помощника. Он все время то громко напевал, то мурлыкал себе под нос. Этот весельчак заставил меня работать на него беспрерывно. Сначала натаскал дров к плите, потом носил воду из колодца, чистил картошку, мыл и вытирал посуду. Все это я проделывал старательно, постоянно думая о больном брате: как он там? Старался, потому что хотел заслужить у этого веселого фрица одобрение. Он, конечно, похвалил мою работу, заметил мое старание.
— Гут-гут, кнабе, — смеясь, потрепал рукой меня по щеке.
— Их геген нах хаузе? — попросил я его и добавил. — Я быстро схожу домой и вернусь. Вот, вот же мой дом.
Показал ему рукой через окно на свою хату.
— Принесу тебе яйко, млеко, шпик?
— Найн-найн, — все так же улыбаясь отказал он мне.
А я-то надеялся, что после всех событий там, в лесу, немцы отправят меня домой. И вот этот веселый поварешка отказал, не отпустил. Правда, он накормил меня хорошо, добавляя мне еду, говорил: «эссен-эссен». Я как бы принимал его веселую игривость, отвечая: «кушаю-кушаю». Он со смехом по слогам повторял «ку-ша-ю - ку-ша-ю» с ударением на последнем слоге и потом громко хохотал. Успокоившись, подошел ко мне и неожиданно спросил:
— Дома у тебя ест матка?
— Найн, кранк брудэр, — ответил я.
После обеда он заставил меня проделать опять всю ту же работу. Я таскал, чистил, мыл. И ждал, когда же, наконец, появится удобный момент удрать.
Вдруг повар позвал меня:
— Ком, — и сунул мне в руки два котелка с кашей.
— Геген ду ист нах хауз, — его душит смех от моей непонятливости.
«Мне идти домой и с этой кашей», — недоумеваю я.
А он берет чистое ведро и кладет туда ложки-вилки, хлеб, запеканку, бутерброды. Берет чайник с кофе и направляется на выход.
— Ком-ком, — зовет меня.
Я иду за ним к нашему дому. По пути он сует мне в руки таблетки.
— Бруфэр, — ясно, братику лекарство.
Я их сунул себе под нос, понюхал — пахли валерьянкой. «Годятся», — решил. Заметив, как я нюхаю таблетки, фриц спросил:
— Гут? Карашо? — и добавил к таблеткам несколько пакетиков с порошками.
— Гут-гут, — ответил я и поблагодарил его. — Данкэ шен, фриц!
— Найн Фриц — Густав. Их ист Густав, — ткнул себя рукой в грудь.
— Я-я, Густав, — понял я его имя и похвалил: — Густав, гут!
И показал ему большой палец руки.
— Ты ест обезьян, аффе, — все так же смеясь, обозвал он меня.
Во дворе у нас было пусто и тихо. Хоть двери в сарай и были открыты, там тоже было тихо. Наши куры, как и люди, быстро усвоили новый порядок после нескольких облав на них. Присмирели и попрятались в соломе. Даже свинка не хрюкала, а ведь точно есть хотела. Коровка, та была в болоте, домой не пригоняли, доили там же.