Говорят, рыба стремится туда, где глубже, а человек туда, где лучше… Я бы согласился с этим утверждением, только подкорректировал его: человек стремится туда, где, как он думает, лучше! А думать и знать — это две разные вещи.
Вот присмотримся к богатой и процветающей Европе. Нынче, в четверг, профсоюзы в Португалии проводят массовую забастовку. Завтра такая же состоится в Испании. Но эти демонстрации — «предупредительные», а вот на июнь в двух странах одновременно уже объявлены всеобщие стачки! Заволновалась и Румыния. А это значит, призрак Греции вышел на большую европейскую дорогу…
Европейский обыватель, видя телевизионную картинку с улиц Афин, переполненных нищими с протянутой рукой, испытывает страх за свое личное благополучие. Колонны бастующих греков вызывают у кого-то недоумение, у других антипатию. А у иных — сочувствие: как-никак, а у людей, пусть и хорошо живших до того, именно под давлением Брюсселя отнимают сегодня 20% их кровных доходов. И это после кризиса. И это — только начало! Что касается старшего поколения, то для него в полученных с пылу с жару телевизионных картинках нет ничего нового. Нынешние баррикады напоминают ему «старую добрую» Европу 70-80-х годов. А кому-то — и 60-х. То есть до «великого» объединения. Круг замкнулся?
Сегодня объединенная Европа реально заглянула в перспективу социальных потрясений. В пропасть смотрит не только политик, но и простой европеец, переключивший телевизор с улиц Афин на табло биржевых площадок, а там тоже удручающая картина — евро упрямо полез вниз. А если это так, то для чего же Европа объединялась? Для чего европейцы наступали на горло собственной песне, списывали старые счета друг другу, для чего забывали прежние обиды? И свои прежние амбиции! Франция — претензии на роль великой державы; страны Бенилюкса — надежды стать маленьким, но шикарным люксом в центре Европы; Австрия — вечно слушать вальсы, а не военные марши. Все это было положено на алтарь потребительского счастья, европейской мечты по американскому образцу, только под модерново коротким названием «ЕС».
Европейский союз оказался большой пирамидой. Нет, она еще не готова рухнуть, в ее пустотах болтаются и самые настоящие экономические жемчужины. Но давление растет. Пока сорвало только греческий клапан, давление в нем оценили в 300 млрд евро, на закупорку выделили в три раза меньше — 110 млрд. Но уже затрясся испанский клапан, а под ним не 3% общеевропейского экономического «воздуха», а все 8%. Если сорвет и его — недолго будет до цепной реакции.
Но самое ужасное, что процессу помогают американцы. Нет, они, конечно, с тревогой говорят о европейском вхождении в резонанс. О падении евро — тоже: как-никак, а Европа — их союзник. Но смотрят они на эти процессы с надеждой. Их стенания по поводу того, что обрушение европейской финансовой системы станет крахом и их системы, лживы. Их система уже рухнула, но успела пройти санацию, а кое-где и оздоровительное очищение; в общем, ее слегка опустевшие хранилища готовы к приему новых авуаров. Причем, авуаров здоровых. А когда падет европейская система, все здоровое, что останется от нее, само бросится за спасением через Атлантику, на Уолл-стрит. И станет американским.
Полную историю нынешней европейской болезни можно было бы начать с развала СССР. Точнее, с последовавшего в 1991 году объединения Европы, в спешном, если даже не авральном порядке. Почему Западная Европа, не способная объединиться на протяжении чуть ли не полувека, с 1946 года, вдруг, когда не стало Советского Союза, вздрогнула от спячки и семимильными шагами зашагала в Маастрихт, а значит, в интеграцию? Все очень просто: потому, что она боялась остаться в новой эпохе один на один с США — без «посредничества» (или противовеса) СССР, и решила собрать свои силы в единый кулак. Тогда еще чисто экономический.
Защитная реакция европейцев оказалась своевременной. На политическом Олимпе замаячил новый игрок и конкурент Штатов, — Европейский союз. Это было не простое переименование общего рынка. Сей весьма успешный, а тогда и вполне логично скомпонованный, а также высокотехнологичный, догоняющий американцев рынок просто конвертировался в новое, теперь уже политическое состояние. И сила его была в том, что и в ЕС, и в «рынок» государства входили не по идеологическому принципу, а лишь по «принципу компетентности». Иными словами, в объединенную Европу, выросшую из рынка, вошли пусть не равновеликие, но только высококлассные, высокоразвитые, друг друга стоящие государства, экономики которых были уже годами притерты друг к другу, в том числе и с помощью «сельдевых войн», как шестеренки в коробке передач. Да, у тогдашнего ЕС имелся и свой прицеп, в виде все тех же, что и сегодня взрываются, «запоздавших» Греции, Испании, Португалии. Но то пятое колесо все же крутилось. А, главное, было еще вполне по силам тягачам!
«Пузырь» в ЕС стал закачиваться и надуваться после того, как сам ЕС стал вырастать за пределы экономически целесообразного. Когда он вообразил себя геополитической величиной. Если совсем уж точно — тогда, когда неопытного в геополитических играх западного европейца американцы подловили на амбициях нувориша. И на желании если не управлять, то хотя бы «патронировать» над другими, восточными европейцами. Восточных же европейцев поймали на ином комплексе, воспетом когда-то на Ямайке словами почти народной песни Боба Марли The Exodus!. Там есть такие слова: Exodus: Movement of Ja people!, которые переводятся как «Миграция: это движение людей Джа». Кто такие люди Джа? А это коренные жители Ямайки, вынужденные покидать свою прекрасную, но полуголодную родину в поисках лучшей жизни на западе. Вернее, для них — на севере…
Так что вступление в ЕС — это своеобразный «мувмент оф Е-пипл». Но если раньше восточные европейцы двигались в богатую Западную Европу, то теперь, когда она уже не такая богатая, какой в этом смысл?
Вадим Елфимов