Это был финал романа, который все жившие в то время назовут первым романом ХIХ века. В одном из последних писем Шопену Санд напишет такие слова: «Жизнь чаще похожа на роман, чем роман на жизнь». Этот роман трудно назвать счастливым, слишком много страсти было в нем. Тем более, что для двух гениальных людей личное счастье может быть только мечтой. Без этой любви не было бы ни музыкальных шедевров Шопена, ни столь же гениальных романов Жорж Санд. Эта легенда жива и поныне. Она говорит о том, что старые возрожденческие мастера всегда изготовляли две камеи. Они всегда вырезались из самой дорогой слоновой кости парами. А потом пускались по свету и продавались в разных местах. И если они вдруг встречались в одних руках, то это было счастье. У Санд и Шопена было такое же чувство, только счастья оно им не принесло.
Их роман был с претензиями и колкостями. Резкий голос в 1937 году дамы в мужском костюме перекрыл грохот захлопнувшейся крышки рояля. «Клянусь Богом, даже в этом инструменте больше души и чувственности, чем в вас, мой дорогой Шипет», — заявила Жорж Санд. «А я вообще сомневаюсь, женщина ли вы, Аврора», — ответил Шопен. Этот диалог двух знаменитостей стал точкой отсчета обсуждения нового романа в богемной французской среде. А обсуждать было что. Фредерик Шопен — романтичный, хрупкий, ангельски нежный и красивый польский композитор и пианист. Он — виртуоз, густо краснеющий среди высшего дамского общества. А она — французская писательница Жорж Санд — автор скандальных романов о любви свободных женщин, а по совместительству — соблазнительница практически всех выдающихся мужчин того времени. Вердикт общества был прост — Шопен обречен. Ведь мужчины для мадам Санд были лишь кусочками мела, которым она пишет своей рукой на грифельной доске, а заканчивает свой очередной роман просто и жестко — давит каблуком несостоявшегося любовника и переходит к следующему.
Для нежного Шопена этот десятилетний роман начался более прозаично. В его записях есть такая пометка: «Я познакомился с большой знаменитостью госпожой Жорж Санд. Но ее лицо мне вовсе не понравилось». Но первое знакомство со стороны Санд оказалось более любезным: «Один ваш вальс стоит всех моих романов».
Шопена еще в детстве считали вундеркиндом. В семилетнем возрасте в Варшаве в 1817 году Великий князь Константин — польский наместник русского императора Александра I, с подозрительностью относившийся ко всему польскому и предпочитавший строевой плац и военные марши, умиляется игрой этого белокурого наполовину поляка, наполовину француза. Домашний концерт в семилетнем возрасте во дворце Великого князя — одно из первых выступлений семилетнего Фредерика Шопена. К пятнадцати годам ему становится совсем скучно в родной Варшаве и он отправляется в турне. Едет в Вену и Берлин. А к 1835 году, всего в 25 лет, он уже признанный всеми мастер. В его игре нет никаких внешних эффектов и красивых поз, свойственных его современникам Ференцу Листу и Никколо Паганини. В отличие от своих именитых предшественников он берет без боя столицу мира — Париж. Шопен — желанный гость всех аристократических салонов. Но популярность и зависть — также две стороны одной камеи. Одно неотделимо от другого. Чем богаче публика, тем лучше он играет.
А «желтая» пресса обсуждает внешний облик композитора. Его голубые глаза одухотворены, улыбка тонка, цвет лица нежен, волосы шелковисты. Шопен среднего роста и хрупкого телосложения — как все пианисты. Движения его необыкновенно грациозны. Это, по мнению окружающих, настоящий символ врожденного изящества и целомудрия. Но от всепроникающего внимания света не может ускользнуть то обстоятельство, что румянец у польского красавца — чахоточного происхождения. Чахотка — это рак ХIХ века. Именно с чахоткой связана первая любовь Шопена и его первая сердечная рана. Родители польской красавицы Марины Лодзинской, узнав о причине смерти от чахотки сестры Шопена, разорвали помолвку с их дочерью. Трагический финал первого романа Шопена стал началом другого, который все назовут романом века.
В то же самое время, когда вундеркинд Шопен своим искусством покорял Европу, в начале 20-х годов ХIХ века в поместье Ноан в монастыре Блаженного Августина Аврора Дюпен изумляла отцов церкви своей набожностью. Но их смущало одно обстоятельство: уж очень страстно молилась девушка, но вот взгляд, которым она смотрела на гравюры с изображением святых, явно не светился целомудрием. От греха подальше, а больше от суеверия, отцы-настоятели отправляют девушку домой. Но дома ее никто не ждет. Ее решают отдать замуж. Первое предложение о женихе повергло ее в шок. Но мать пригрозила ей заточением в монастырь. Подходящего жениха пришлось искать ей самой. На время мать оставила ее в покое. В гостях у друзей отца супругов де Плюсси Аврора познакомилась с Казимиром Дюдеваном, человеком, у которого ноги — колесом, а нос — крючком. Он был очень далек от идеала ее мечты, от того принца, о котором она мечтала. Но деньги есть деньги. Не дожидаясь идеального спутника жизни, она выходит за него замуж.
Впоследствии Жорж Санд напишет: «Я никогда не буду любить двух мужчин в одно и то же время. Никогда. Даже в мыслях не буду принадлежать двум сразу. Вы можете не считать меня честной женщиной, но я твердо уверена, что я честная». Казимир Дюдеван получил отставку вместе с рождением от Авроры первого ребенка — сына Мориса. Оправившись от родов, она собрала вещи и уехала в Париж. Семейная жизнь ей наскучила, она ждала любовных приключений. Любовники и мужья сменялись как в калейдоскопе. Школьного учителя месье Гронсана сменил 19-летний Жюль Санжо. Он был так очарователен и похож на того Блаженного Августина, на гравюру которого она так трогательно смотрела. Опытную Аврору волновала и приводила в полный восторг его робость и неопытность. Однако юнец не долго гостил в сердце и спальне Авроры. Но имя начинающей писательнице он все же оставил.
Придумывая псевдоним для публикации своего первого романа «Роз и Бланш», Аврора Дюдеван выбирает для себя популярное мужское имя и сокращает фамилию юного любовника. «Индиана» — второй роман о женщине, курящей сигары и носящей мужское платье, приносит ей огромнейший по тем временам гонорар — полторы тысячи франков. Но Париж меньше всего думает и шепчется о ее романах, точнее, его волнуют романы Санд, но другого свойства — любовные. Поэта Альфреда де Мюссе сменяет композитор Ференц Лист. Потрясает любовная стабильность Санд — все романы длятся не более одной недели. Но тут в парижских салонах появляется еще одна знаменитость — композитор Фредерик Шопен. Упустить такой трофей Жорж Санд не может. Шопен — не просто трофей. Его называют богом музыки и идеалом художника. Он — своего рода «царь зверей». Много лет спустя она напишет в дневнике: «Любовники и дети — это для меня примерно одно и то же».
Первый жест в романе двух знаменитостей принадлежал мадам Санд. «Знаете ли вы, что вас обожают? — спросила она у Шопена. От робости композитор не смог выговорить ни слова. А на втором и третьем свиданиях он просто играл на рояле. Восхищенная Жорж Санд просто сидела у его ног и мечтала. Ей казалось, что Шопен именно тот человек, которого она так долго искала. «Теперь у меня трое детей, — писала она подруге. — Мои трое и Шопен».
Но творческая и семейная идиллия продолжались недолго. Атмосфера в гостиной на площади Этуаль накалилась. Шопен, по жизни боявшийся скандалов, все же бросил: «Вы презираете мужчин даже больше, чем Дон Жуан женщин». А в ответ услышал спокойное: «Мой дорогой, я просто вынуждена согласиться с тем, о чем о нас с вами болтают в салонах. Я напоминаю идеального джентельмена, а вы изысканную леди».
(Продолжение следует).