Великие писатели

№23 от 06 июня 2013 года

Статья

Комментарии (0)

Набоков

Они родились в один день с разницей в 29 лет — Владимир Ульянов (Ленин) и Владимир Набоков. Им суждено будет оставить ярчайший след в истории России ХХ века. Первый войдет в историю не только как величайший, но и неоднозначный политик своего времени, поступки и дела которого до сих пор вызывают крайне полярные оценки. Одна только аббревиатура названия государства, которое он создал, — СССР для многих звучит как вызов, как яркая комета, промелькнувшая в бесконечном космическом пространстве, которая была, но которой уже никогда не будет. Второй станет первым писателем, для кого в творчестве вообще не будет существовать проблем языка.
Как русский, так и английский язык для Набокова станут родными. Он будет гениально писать на одном и на другом. Эта загадка так и останется неразгаданной, хотя у Набокова появится последователь — Иосиф Бродский. Только эти выходцы из России писали на двух языках одновременно. Нигде, никогда и ни в одной стране мира, ни в одной европейской или азиатской литературе подобного не встречалось. Как можно свободно владеть двумя языками абсолютно противоположных групп — это и сегодня остается загадкой для ученых всего мира.

…Майским утром 1940 года от причала Сен-Тропе отдавал швартовы последний лайнер «Шамплиен», направляющийся в Америку. В Европе разгорался пожар новой мировой войны, и каюты лайнера были заполнены до отказа. Немецкие войска перешли границу Франции — дальше медлить было нельзя. Среди евреев-беженцев покидал Европу и сорокалетний писатель Владимир Сирин с женой и сыном. Это был третий его побег, своего рода финал, путь, который привел его к всемирному признанию. Кому нужен был в Америке его чистый русский язык, он и сам не знал. Очередная смена родины стала для него и сменой родного языка. Но Владимир Сирин не желал сгибаться под ударами судьбы. Он решил все начать сначала, с чистого листа, на другом континенте. На берег Нью-Йорка сошел человек, которому суждено будет прославить не только Америку, но и Россию. Начать все сначала в сорок лет удалось только ему. Всемирное признание заставит его перестать стыдиться, и мир узнает настоящую фамилию писателя Сирина — Набоков. Потомок одного из самых знатных и богатейших семейств России Набоковых-Рукавишниковых волею судьбы, спасая жену еврейку от неминуемой расправы, найдет свою вторую родину.
Так сложилась судьба Набокова, что на историческую родину он вернулся из Америки со своей «Лолитой». Сначала все узнали имя Лолита, а потом и фамилию автора — Набоков. «Лолита» стала не только событием в жизни бывшего СССР, но и открыла для многих одного из самых выдающихся своих соотечественников. На родину Набокова вернулись его истинно русские творения. И только после этого открылась его драматическая судьба, его утраты и долгий поиск своего места в жизни...
В 1919 году весь берег Севастополя простреливался со всех сторон. Красные оттеснили французские войска к морю, и в самую последнюю минуту маленькое греческое судно «Надежда» успело покинуть город. Кроме сухофруктов на его борту  было временное правительство Крыма. На палубе судна Владимир Дмитриевич Набоков — министр Крымского правительства — склонился над шахматной доской. Его сын, тоже Владимир, невозмутимо держал оборону. Он сопротивлялся до последнего, до последней возможности. Но не шахматным фигурам, а ударам самой жизни того времени.
Совсем недавно в Ялту в отпуск из армии Деникина приезжал кузен Владимира Юрий Рауш фон Траубенберг. Набоков-младший примерял его мундир, они оба мечтали, как будут сражаться с красными в одном полку. Но в полк Юрий уехал один — Владимиру пришлось и дальше сочинять стихи и ловить крымских бабочек. Очень многим это его занятие казалось странным. За него он едва не угодил под арест. Дозорные солдаты заподозрили, что сачками юный Набоков посылает сигналы английским судам. А совсем скоро Юрия привезли в Ялту хоронить. Владимир нес его гроб. Потом он напишет: «Весь перед черепа был сдвинут назад силой пяти пуль, убивших его наповал, когда он один поскакал на красные пулеметы». Конечно, для Набокова это был подвиг...
Но для себя он избрал более долгую дорогу.
Он покидает родину, окончательно захваченную большевиками.
Набоков изобразит свою потерянную родину на бумаге. Через долгих пятнадцать лет уже в эмиграции он напишет роман о безрассудстве и храбрости и назовет его «Подвиг». А собственные переживания отразит в стихах:

«Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать,
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать…
Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг».

В квартире Набоковых в Берлине вечером 28 марта раздался телефонный звонок. Младший Набоков был в то время на каникулах, он учился в Кембридже. От чтения Блока его оторвали слова: «С вашим отцом несчастье». Что именно произошло, ему не сказали. Старший Набоков был в тот вечер на лекции Милюкова. В суете лекционного зала неожиданно появился человек в темном пиджаке и с криком «За царскую семью и за Россию» выстрелил в Милюкова. Но не попал. Набоков-старший бросился на стрелявшего и повалил его на пол, но сообщник террориста, трижды выстреливший в спину смельчака, наповал убил его, пробив сердце. Так едва начавшийся новый стабильный порядок жизни для Набокова-младшего закончился. И если с потерей родины он как-то смирился, то смерть отца пережить не мог.
Из Кембриджа он написал матери: «Фотография отца стоит у меня на столе, и я знаю, что он помогает мне». А через год — еще один удар. Родители его невесты Светланы Зиверт отказали ему. Свадьба не состоялась. Через много лет сестра Набокова, Елена Владимировна, на вопрос, почему это случилось, ответила открыто, просто и ясно: «Ее родители решили, что за такого голоштанника нечего выходить замуж». В порыве скорби и апатии он напишет:

«Это я, Владимир Сирин,
В шляпе, в шелковом кашне.
Жизнь прекрасна, мир обширен,
Отчего ж так грустно мне?»

Набоков находит отдушину в себе самом, он ищет тот идеальный мир, в котором ничего не рушится и не умирает. Рассказ о смерти отца неожиданно для себя называет «Рождество». Герой рассказа тоскует об умершем сыне и вдруг слышит шорох в коробке — там, где сын держал заветных куколок. Бабочки появились в рассказе не случайно. Набоков не только изучал их с детства, штудируя тома немецких изданий. Он испытывал необъяснимый восторг перед тайной их перевоплощения. К десяти годам у него была удивительная коллекция бабочек. Эта детская коллекция, как и все самое дорогое, погибнет в огне революции. А ведь с самого его рождения 22 апреля 1899 года ничто не предвещало о будущих бедах.
Он у родителей долгожданный первенец. Их дом на Большой Морской обустроен старшим Набоковым на современный лад. Только старые мощные дубовые потолки напоминали о предыдущих хозяевах. Это был рай для маленького Набокова, привычный образ жизни для юношей его сословия и поколения. Он постоянно вспоминал о своем доме: «Я там родился в последней комнате на втором этаже. Там, где был тайничок с материнскими драгоценностями. Швейцар Устин лично повел к нему восставший народ через все комнаты в ноябре 1917 года». В комнате берлинского пансиона он постоянно возвращался в свою юность. И воспоминания эти были для него куда реальнее пыльных лип и немецких крыш, виднеющихся из окна.
...Свой погибший мир Набоков еще измеряет годами изгнания: пятый год изгнания, шестой. Как Робинзон, он верит, что все еще может вернуться. Но умом уже понимает, что эта советская власть оказалась куда крепче, чем виделось его отцу и его сподвижникам. У Набокова осталось только то, что невозможно было забрать, когда он покидал родину, — цепкая память о прошлом и обо всем пережитом. «Я с праздничной ясностью восстанавливаю родное, как собственное кровообращение, весь путь из нашего Выры в Рождествено. Красноватую дорогу, сперва шедшую между старым парком и новым. Затем колоннады толстых берез, некошеных полей, а дальше поворот и спуск к реке, искрящейся промеж парчевниками, мост, вдруг разговорившийся под копытами. В смысле этого раннего набирания мира русские дети моего поколения и круга отдалены были восприимчивостью поистине гениальной. Точно судьба в предвидении катастрофы, которой предстояло убрать сразу и навсегда прелестную декорацию, часто пыталась возместить будущую потерю, наделяя их души и тем, что по годам им еще не причиталось».
Но дом Набоковых был пуст. Дядя Василий Рукавишников, богатейший золотопромышленник, завещал любимому племяннику Владимиру этот дом. Сам он жил в Ницце. Под колоннадами заднего фасада дома, выходящего окнами на Оредеж, его уже ждала Люся Шульгина. Спустя годы в эмиграции Набоков на бумаге воскрешал то, что когда-то утратил, но утраченное не оказалось реальнее пера в его руке. Люся всегда повторяла ему, что их роман обречен. Владимир горячо разубеждал ее, но вскоре началась революция. Из Крыма Набоков еще писал ей и получал ответы. Как он потом вспоминал, как беззаконные бабочки, перелетали письма сквозь линию фронта. Но после бегства из Севастополя все было кончено. Железный занавес не смогли преодолеть даже бабочки.
(Продолжение следует.)