Великие писатели



Владимир Даль

«Стук доносится быстрее звука?» Как вы думаете, сколько лет этому выражению? Я не знаю, но думаю, что никто не знает. И сколько лет этой гнусной традиции, когда она пришла на землю восточных славян, пожалуй, не скажет никто. Но за безобидной и пестрой фразой порой скрывались нешуточные страсти, ломались чьи-то судьбы, а иногда менялся и сам ход истории.
Владимир Иванович Даль сполна испытал жесткость наказания за написанное слово. 7 октября 1832 года он не успел закончить свой ежедневный обход госпиталя. По служебной записке начальника III отделения Мордвинова он был взят под арест. Поводом для ареста стала изданная небольшая книжка с незамысловатым названием «Русские сказки казака Луганского». Цензура ее пропустила, но бдительный Мордвинов в докладе шефу жандармов Александру Бенкендорфу, в качестве веского доказательства тлетворности этой книжки, указывал на простоту изложения материала, понятного для низших классов. Этого Мордвинову показалось мало и, в качестве «последнего аргумента», с железным решением «пригвоздить» неугодного автора, он написал, что Даль в своей книге допустил насмешки над правительством. Но запиской дело не закончилось. Мордвинов нашел повод и место и преподнес книгу Даля императору Николаю I, грамотно и в нужном направлении прокомментировал ее содержание. Суровый и категоричный Николай I принял решение арестовать автора, а его бумаги изъять для дополнительного расследования. Вот так просто и незаметно Владимир Даль вошел в русскую историю и, того не желая, стал одним из самых видных диссидентов своего времени, хотя таковым себя никогда не считал.
Владимир Даль — известный лексикограф и литератор. За свои труды не раз подвергался гонениям. Он мог преуспеть практически во всех областях общественной жизни, стать богатым и знаменитым, обласканным властью, но всю свою жизнь посвятил юношеской страсти — собиранию русских слов. Его судьба — это качели, в его жизни были моменты, когда казалось, что все летит в пропасть, все рушится, жизнь поворачивается на 180 градусов, а будущее неопределенно и туманно. Но все складывалось как в русской пословице «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Сама судьба вместе с ним работала над созданием главного труда его жизни — «Толкового словаря живого великорусского языка».
…Директор канцелярии III отделения статс-секретарь Мордвинов встретил Даля площадной бранью. Но по службе он не мог не знать, что совсем недавно ректор Дерптского университета обращался к министру просвещения с просьбой разрешить доктору медицины Далю занять место заведующего кафедрой русского языка и словесности. Его книга «Русские сказки казака Луганского» была принята в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора филологии.
***
Отец Владимира Ивановича Даля Иван Матвеевич, от рождения Иоганн Христиан, происходил из «датских офицерских детей». В юности он изучал богословие, знал иностранные языки, но стал врачом. Судьба забросила его в Россию, где он дослужился до старшего лекаря Черноморского флота. Мать Даля Мария Фрейтаг происходила из семейства французских гугенотов, знала более десяти языков, занималась переводами, прекрасно музицировала и была великолепной рукодельницей. От родителей Владимир унаследовал постоянное беспокойное стремление много знать и уметь и решительность к перемене мест и занятий.
Отец с самого раннего детства сумел вклинить в сознание своих детей страх Божий и святые нравственные правила. Понятие «нравственность» было краеугольным камнем всей жизни Даля, он всю жизнь прожил по четким и ясным христианским правилам. Когда Далю исполнилось тринадцать лет, отцу было пожаловано дворянство. Это давало ему право устроить своих детей на обучение за казенный счет. Владимира отец определил в одно из лучших в то время учебных заведений — Морской корпус. В конце жизни Даль напишет, что в этом ненавистном петербургском морском корпусе он замертво убил пять лет своей жизни, вплоть до 1819 года, а в памяти остались одни розги. На самом деле, за все пять лет обучения кадета Даля не пороли ни разу. Он был смирным и послушным юношей, науки давались ему легко. Всего через три года Даль был произведен в гардемарины и отправился в свой первый поход на бриге — в Швецию и Данию.
С первых дней плавания выяснилось, что моряк из Даля получился никудышный. Как только усиливался ветер и поднимались волны, гардемарин Даль выбывал из строя. Но в то же время приступы морской болезни не мешали ему вести дневник. Он записывал все свои впечатления и внимательно прислушивался к речи матросов. Еще в юности в морском корпусе он прослыл сочинителем. В морском корпусе составил и свой первый словарь — 34 слова кадетского жаргона. Но вначале это была наивная детская шутка. Первое слово будущего «Толкового словаря живого великорусского языка» мичман Даль записал по дороге к месту службы в Николаев на Черноморский флот. Во время путешествия дюжий ямщик все оглядывался по сторонам, смотрел на своего пассажира, не замерз ли тот, и приговаривал: «Замолаживает, к теплу». Незнакомое слово не отпускало Даля, тревожило, нетерпение узнать смысл сказанного не давало покоя. Ямщик разъяснил суть сказанного им. Закоченевшими пальцами Даль достал из кармана тетрадь и карандашом записал: «Замолаживает — в Новгородской губернии означает: пасмурнеть, заволакиваться тучами».
И тогда, и сегодня многих поражает, что изо дня в день, из года в год Даль записывал услышанные слова, и никогда у него не было разочарования, приступов лени и уныния от своего занятия. Все шло как-то само собой, он никогда не думал, что записываемые им слова будут когда-либо опубликованы, а интерес именно к этой его книге переживет его самого больше чем на полтора столетия. Наполовину датчанин, наполовину француз, но откуда у него такой интерес к русскому языку? Этот парадокс легко объясним. Если посмотреть на всю русскую историю и особенно на историю литературы, то мы увидим, что основными проводниками ее в народные массы, как говорили еще совсем недавно, были представители нетитульной нации. Скорее всего, свежесть восприятия увиденного и услышанного гораздо сильнее у представителей других народов, силой обстоятельств оказавшихся в другой культурной среде.
1821 год был черным для Даля. Умер отец, служба на флоте не задалась, он так и не смог избавиться от морской болезни. Но как только выдавалась свободная минута, он начинал писать. Его первый писательский опыт не имел особого успеха — это были пьесы, которые никто даже в его близкой среде не понимал. А вот сатирические стихи о престарелом адмирале Грейге, который завел молодую красотку, повторял весь город. А ведь Александр Самуилович Грейг был вполне уважаемым и заслуженным человеком, он командовал десантом при взятии Тенедоса и сумел посадить на мель неприятельские корабли. Этой выходки Грейг не простил Далю, он приказал немедленно арестовать автора и отдать его под военный суд. Разбирательство дела длилось целый год. За это сочинение мичман Даль был разжалован в матросы. Но, в конце концов, все обошлось, петербургское начальство признало все обвинения абсурдными и отменило приговор. Сам же Владимир Иванович не смог смириться со своим положением.
Даль принимает решение подать в отставку и, как и его отец, предпочитает заниматься практической медициной. 20 января 1826 года он поступает в императорский Дерптский университет и вскоре становится одним из лучших его студентов. Дерптский период стал наиболее плодотворным для него. Здесь он знакомится с Жуковским, Зыковым, хирургом Пироговым. Хирург Николай Пирогов много лет спустя в своих записках отметит: «За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить. Он пристрастился к хирургии и, владея между многими способностями необыкновенной ловкостью в механических работах, скоро сделался и ловким хирургом». Даль оперировал двумя руками. Это и сегодня большая редкость для хирургов. Как правило, у оперирующих врачей всегда одна рабочая рука.
Несмотря на нужду, это были самые легкие и счастливые годы Владимира Даля, его «золотой век». Именно в это время ему удавались замечательные стихи. А друзей он развлекал чтением пословиц и поговорок, которые записывал везде, где только бывал. После университета Даль решил прочно обосноваться в небольшом и уютном Дерпте, но началась русско-турецкая война. В 1829 году русская армия сражалась на Балканах. Ординатор Даль перевязывал раненых, вынимал из тел солдат пули. А в короткие часы отдыха доставал тетрадь и записывал услышанное. В армии того времени были собраны мужики и крестьяне из шестидесяти губерний и областей Российской империи. А у каждой губернии свой говор и свои словечки. В своем дневнике Даль написал: «Прошло много лет и записи эти выросли до такого объема, что при бродячей военной жизни стали требовать для себя особой подводы».
Даль все и всегда сравнивал. Он сравнивал слова с растениями и живыми организмами и таким образом оживлял их. Однажды он написал, что в слове не меньше жизни, чем в человеке.
21 марта 1832 года Даль определяется ординатором Санкт-Петербургского военного сухопутного госпиталя. За несколько лет жизни в столице он заслужил славу отличного врача. Но страсть к сочинительству не давала ему покоя. По вечерам он разбирал свои старые записи и писал книгу «Русские сказки казака Луганского». Этот литературный опыт стал поводом для знакомства Даля с Пушкиным. Именно Пушкин настоял на создании толкового словаря. Но чего Даль никак не мог ожидать, так это реакции власти на свои сочинения. Слух о его аресте мгновенно разнесся по Петербургу, но сам он не знал, где искать защиты и кто окажет ему помощь. В отчаянии он сокрушался: «Обиделись петашные головы, обиделись и алтынные. Оскорбились и такие головы, которым цена была целая гривна без вычета».
Но как было статс-секретарю Мордвинову не оскорбиться, прочитав: «Кто взят из грязи, да посажен в князи, кто и велик телом, да мал уделом, тот с виду орел, да умом тетерев. А которые посмышленее, так и все плуты». «Кто кого сможет, тот того и гложет. Ну, словом, живут, только хлеб жуют». «Едят — небо коптят». Ну что тут поделать, в нашей исторической традиции с юмором всегда было слабовато. Но для Даля все улеглось само собой. В 1833 году он переезжает в Оренбург. Жизнь его снова делает крутой поворот — из столицы в провинцию, из докторов в чиновники. Позже он напишет: «Поехал за куском хлеба». Но все было немного проще. Даль воспользовался своими связями и поехал чиновником по особым поручениям при оренбургском генерал-губернаторе Василии Перовском. Время пребывания Перовского во главе Оренбурского края впоследствии многие назовут «Золотым веком» Оренбуржья.
На новое место службы Даль прибыл с молодой женой Юленькой Андрэ. Он исколесил всю губернию, во все вник и все изучил. Неуемного Даля интересовали филология, археология, история и даже ботаника с зоологией. Когда в Оренбург прибыл Пушкин, он сопровождал его по местам действия будущего романа великого поэта про Пугачева. С Пушкиным Даль также не терял время зря, он заносил в тетради подробности быта, промыслов, костюма, говора разных районов Оренбуржья. Свою «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкин пришлет первому Далю с надписью: «Твоя твоих. Сказочнику казаку Луганскому сказочник Александр Пушкин».
Следующая встреча Даля и Пушкина произойдет через три года и четыре месяца. В декабре 1836 года генерал-губернатор Оренбурга и его чиновник для особых поручений прибыли в Петербург по служебным делам. Даль ходил по департаментам, писал бумаги, ждал резолюций. Но главное — он носил в редакции свои повести, рассказы и очерки. О смертельном ранении Пушкина он узнал случайно, заглянув к старому приятелю. Через несколько минут после полученного известия он уже сворачивал с Невского проспекта на набережную Мойки. Именно у Даля, как у врача и друга, Пушкин спросил о своем состоянии и о том, чего ему ждать. Даль остался с Пушкиным до самого его конца. Семейный врач Пушкиных спокойно оставил поэта на его попечение. Именно Далю умирающий Пушкин подарил любимый перстень, который называл талисманом.
Но беда, как известно, не приходит одна. Через несколько месяцев умерла жена Даля, оставив ему малолетних сына и дочь. Владимир Иванович затосковал. «То, что в течение жизни боролось в тайнике души моей само с собой, не для печати. Исповедь Богу повинна, а не людям и на площадях не оглашается». Несмотря на всю свою публичность, Даль был закрытым человеком. В 1841 году он женился во второй раз на Екатерине Соколовой — дочери отставного майора, которому спас жизнь, сделав удачную операцию. С Екатериной он прожил 30 лет, она родила ему трех дочерей. Но все это будет потом.
После свадьбы с Соколовой Даль вновь стремительно срывается с места. В столице его потянуло поближе к литературному миру. Не остановило Владимира Ивановича даже то, что ему был пожалован в Оренбургской губернии надел земли в тысячу десятин. Он запишет в дневнике: «Какой из меня помещик? Лишние заботы старят. Есть и поинтереснее дела». В Петербурге Даль получает должность в особой канцелярии министерства внутренних дел. Его карьера идет в гору, он становится правой рукой министра. Спустя четверть века, 25 декабря 1866 года, петербургская газета «Голос» напишет: «Петербург должен быть особенно благодарен Далю, который так много сделал для больниц и учебных заведений столицы».
Чиновником Даль всегда был хорошим, он усердно исполнял свою службу. Работал он с девяти часов утра до трех часов пополудни, а потом занимался своим любимым делом. Он развернул работу по сбору местных слов в масштабах всей империи. И при этом использовал свое служебное положение. Запросы в губернии отправлялись от имени особой канцелярии. Туда же поступали и ответы от губернских чиновников, учителей, врачей. В канцелярии записи разбирали по алфавиту, переписывали на длинные полосы бумаги, скрепляли суровой ниткой и укладывали в коробки по губерниям. Никогда Даль не писал так много, как в эти годы. Его охотно печатали «Современник» и «Отечественные записки». Всегда и во всем его поддерживали Гоголь, Тургенев, Белинский. Но и критики не забывали о нем. Многие отказывали Далю в художественном таланте, в умении изобразить и придумать историю. Но с чем не спорил никто, так это с его наблюдательностью и умением слышать, и прежде всего народную речь.
Сам Даль никогда не считал себя выдающимся прозаиком, он признавался, что невысоко ценит себя в художественном отношении. Но цензоры не дремали. Даль был чиновником, но никогда не был бюрократическим занудой, а уж тем более политиком. И никак не мог понять той простой истины, что если в государстве есть служба, которой предписано что-то контролировать и запрещать, то она всегда найдет себе работу. Чиновник ведь должен оправдывать свое существование и приличное жалованье. Кому-то грезились аллюзии и неприличные сравнения в сочинениях Даля, кто-то решил «побороться» за нравственность в государстве, но дело закончилось для Даля так, как и должно было закончиться, по всем бюрократически канонам того времени — министру внутренних дел было направлено высочайшее повеление сделать выговор своему чиновнику. Даль — статский советник, почти генерал, имел Владимира III степени, Станислава II степени с короной и прочие регалии. А чем занимался? Министр внутренних дел был крайне озадачен, он высоко ценил Даля: «И охота тебе писать что-нибудь, кроме бумаг по службе? Ты уж выбирай, писать, так не служить, служить, так не писать».
И Даль снова меняет свою судьбу. Летом 1849 года вместе с семьей он уезжает в Нижний Новгород. Из столицы — опять в провинцию, из министерского кабинета — в удельную контору. Даль собирался жить в Нижнем тихо и с пользой. В поездки по губернии он всегда брал хирургический инструмент, ему приходилось бывать в местах, где хирурга отродясь не видели. Но главное — он думал основательно заняться словарем, наказ Пушкина помнил всегда. В конце 40-х годов ему в голову пришла дерзкая и блестящая мысль — соединить словарь и народные пословицы, ведь жизнь в провинции давала много идей. За десять лет жизни в Нижнем Новгороде Даль не пропустил ни одной нижегородской ярмарки. Летом в Нижнем больше месяца на тысяче квадратных саженей — вавилонское смешение народов и языков: разговоры, споры, прибаутки. Каждый день статский советник толкался среди простого народа, собирал пословицы и поговорки. А по вечерам сортировал записанное, каждую пословицу переписывал дважды: на бумажную полоску для словаря и в особую тетрадь для пословиц. Таких тетрадей у Даля накопилось 180 штук.
Рукопись сборника пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий попала сначала к министру просвещения, потом в академию наук, потом дошла и до государя-императора. «Царю из-за тына не видать», «Кто законы пишет, тот их и ломает», «Правду говорить — никому не угодить». Рецензии на эту рукопись были разгромными. «Московские ведомости» писали: «Нет сомнения, что все эти выражения употребляются в народе. Но народ глуп и болтает всякий вздор».
Даль тяжело переносил выпады критиков в свой адрес. Он записал: «Я не вижу, каким образом можно вменить человеку преступление, что он собрал и записал народные изречения. Нашли, что сборник небезопасен, посягает на развращение нравов. Остается положить его на костер и предать все сожжению». Сборник пословиц вышел в свет только десять лет спустя. На титульном листе Даль написал: «Пословица несудима». О своих арестах он не забывал никогда, хотя в 1832 году просидел всего один день. Кто его спас тогда, неизвестно. Биографы Даля до сих пор строят свои предположения. Скорее всего, он был помилован самим Николаем I. В чем нельзя было упрекнуть этого императора, а это отмечали все, так в отсутствии чувства вкуса к литературе и чувства юмора. Именно Николай I спас гоголевского «Ревизора». А француз Астольф де Кюстин в своей знаменитой книге «Россия в 1839 году», от которой трясло всю российскую элиту того времени (некоторых трясет и сегодня), записал, что единственным собеседником в России того времени, с кем можно было разговаривать искренне, был российский император. Думается, что Николай I помиловал Даля не только как литератора, но и как воина за усердную службу России на полях сражений в войне с Турцией.
В «Сказках казака Луганского» есть такие слова: «Сказка из всех похождений слагается, присказками красуется, небылицами минувшими отзывается. А кто сказку слушать собирается, тот пусть на русские поговорки не прогневается, языка доморощенного не пугается».
В 1859 году действительный статский советник Даль подал в отставку и был уволен, согласно прошению, из-за болезни. «Служил сто лет, выслужил сто реп». Владимир Даль перебирается в Москву на свое последнее место жительства. Нужно было закончить труд всей его жизни. Московские филологи, писатели, студенты, все москвичи следили за новостями из его дома на Пресне. Он дорожил своим последним трудом, а всех домашних предупреждал, что если случится пожар, первым делом нужно выносить его коробки.
В 1866 году завершилось издание словаря Владимира Ивановича Даля: четыре тома, двести тысяч слов, тридцать тысяч пословиц и поговорок. А если сказать еще короче — это пятьдесят лет его жизни. В предисловии Даль написал: «Составитель просит всякого сообщать ему и впредь на пользу дела пополнения к словарю, замечания и поправки». Напутственное слово к первому тому написал Иван Тургенев.
Даль старел, слабел, возраст брал свое. Друзьям, пришедшим его навестить, он показывал экземпляры словаря, где были сделаны исправления и дополнения. Перед смертью он позвал дочь и попросил: «Запиши словечко»…