Великие писатели



ЦВЕТАЕВА

12 июня 1939 года на теплоход «Мария Ульянова» во французском порту Гавр поднялась немолодая измученная женщина с 14-летним сыном. Теплоход спецрейсом шел в Ленинград. Ни один человек не пришел ее проводить в столь дальнюю дорогу. Ведь большая часть русской эмиграции считала эту женщину женой платного агента НКВД. А тем немногим, кто хотел прийти ее проводить, она запретила делать это.
Звали женщину Марина Цветаева. Поднявшись по трапу, она произнесла пророческие слова: «Теперь я погибла». Платный агент НКВД — это ее муж Сергей Эфрон. Лишь до недавнего времени существовала одна точка зрения на меру его ответственности за гибель Цветаевой. Ведь, по сути, из-за него ей пришлось покинуть Париж и вернуться в советскую Россию. Большинство исследователей разделяло точку зрения Иосифа Бродского: «Я думаю, что случай с Эфроном — классическая катастрофа личности. Быть мужем великой поэтессы не слишком сладко. Негодяй Эфрон или ничтожество, не знаю. Скорее, последнее, хотя в прикладном отношении, конечно, негодяй». Но недавно открытые семейные архивы Цветаевой и протоколы допросов Сергея Эфрона по-другому позволяют взглянуть на эту проблему.
В далеком 1911 году в доме Максимилиана Волошина в Коктебеле Цветаева поспорила с ним о том, что выйдет замуж только за того, кто угадает, какой ее любимый камень. 5 мая этого же года — день знакомства с Эфроном, который преподнес ей сердоликовую бусинку. Он угадал ее любимый камень — и Марина решила, что это судьба. Ему было 17 лет, она старше на год и три дня. Именно в момент встречи она придумала легенду, что они родились в один день. Через полгода Цветаева и Эфрон обвенчались.
У нее в жизни случится еще очень много романов и увлечений. Легких, чистых и скандальных. И каждый раз она будет метаться и страдать. Но всегда и во всем Эфрон благородно отступит в сторону, зная, что она все равно вернется к нему.
…В октябре 1917 в поезде Феодосия-Москва Цветаева узнает о большевистском перевороте и боях в Москве. В дневнике она запишет: «Двое с половиной суток ни куска, ни глотка. Солдаты приносят газеты. 56-й полк: взорваны здания с юнкерами и офицерами, отказавшимися сдаться. 16 тысяч убитых. На следующей станции — уже 25 тысяч. Молчу, курю. Спутники один за другим садятся в обратные поезда. Известия неопределенные, не знаю, чему верить. В Москве будем в два часа ночи. А если приду в дом — и никого нет, ни души? Где мне искать вас? Сереженька! Я написала ваше имя и не могу писать дальше. Если Бог сделает это чудо и оставит вас в живых, я буду ходить за вами как собака».
В это время Эфрон — прапорщик 56-го полка — оказывается в самом пекле. Он участвует в обороне Кремля, в уличных боях. Он не колеблется в своем выборе, и в числе первых отправляется в Новочеркасск, чтобы примкнуть к Белой добровольческой армии.
В январе 1918 года в записной книжке Цветаевой появляется запись: «Все в жизни, кроме любви к Сергею, я играла». Она остается одна. В голодной, холодной, тифозной и вымирающей Москве, пытаясь прокормить и спасти себя и двух своих дочерей. Однажды к Цветаевой в дом вломился грабитель. Он ужаснулся окружающей бедности и, уходя, сам предложил  Цветаевой денег. В феврале 1920-го от голода умирает ее младшая дочь Ирина.
Почти четыре года Цветаева ничего не знает о судьбе своего мужа. Много лет спустя, отвечая на вопросы следователя НКВД, Эфрон утверждал, что в Белой армии он болтался в штабе в чине прапорщика. На самом деле Эфрон принимал участие в легендарном Ледяном походе Добровольческой армии, дважды был ранен и дважды повышен в чинах. Он был награжден одним из самых почитаемых в Белой армии знаком — участника Ледяного похода. На фотографии, сделанной в 1930 году, этот знак виден на груди у его пятилетнего сына Георгия.
В 1920-м Цветаева заканчивает свой цикл стихов «Лебединый стан», воспевающий Белую армию и посвященный мужу. Марина знает, что уже месяц как закончилась Гражданская война и войска Врангеля покинули Крым. 11 декабря 1920 года Цветаева выступает перед победителями — солдатами и офицерами Красной армии. Она выходит на сцену, перепоясанная юнкерским ремнем Эфрона, с его полевой сумкой через плечо и читает «Лебединый стан» — гимн Белому движению. Стихи звучат как чудовищный вызов. Похолодевший Брюсов решительно прерывает ее. Через полгода, утратившая всякую надежду, она узнает, что Эфрон жив и находится на пути в Прагу. Через год она уедет с дочерью в эмиграцию.
В Праге у нее начался новый роман — с Константином Радзевичем. Впервые за 12 лет семейной жизни 30-летняя Цветаева скрыла свой роман от мужа. Ее отношения с Эфроном впервые оказались на грани разрыва. Эфрон писал в письме Волошину: «Марина — человек страстей, отдаваться с головой своему урагану для нее стало необходимостью. Воздух ее жизни, не сущность, не источник, а ритм. Бешеный ритм, сегодня отчаяние, а завтра восторг, любовь. И через день снова отчаяние. О моем решении разъехаться я сообщил Марине. Три недели она была в безумии, рвалась от одного к другому, не спала ночей. Похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии и, наконец, объявила, что уйти от меня не может. Она вернулась, но все ее мысли с другим. Я слишком стар, чтобы быть жестоким, и слишком молод, чтобы присутствуя отсутствовать».
После разрыва с Радзевичем Цветаева на одном дыхании пишет «Поэму Горы» и «Поэму Конца», посвященную Радзевичу. Ставя последнюю точку в этих произведениях, она запишет: «Конец моей жизни». А через год у Сергея и Марины родится долгожданный сын Георгий или, как его будут звать домашние, Мур.
Осенью 1927 года весь русский Париж видел, как чекисты ведут на расстрел Сергея Эфрона. Это был французский фильм «Мадонна в спальных вагонах», а Эфрон играл в нем крошечную роль заключенного в подвалах ЧК перед казнью. Никто и предположить не мог тогда, что эта роль станет пророческой. В июне 1931 года Эфрон становится агентом советской разведки. Это только для несведущего такой поворот событий выглядит диким — для кадрового офицера понятие «военный разведчик» вовсе не является бесчестием. Эфрон примыкает к левому крылу эмиграции, которая выступает за признание СССР, и возглавляет Союз возвращения на родину. Он хочет подать прошение о возвращении для всей семьи, но Марина категорически против. Цветаева в дневнике запишет: «Я не хочу, не могу. Я новый мир во всех его проявлениях ненавижу. И дело не в политике, а в новом человеке — бесчеловечном, полу-машине, полу-обезьяне, полу-баране».
Ранним утром 22 октября 1937 года французская полиция произвела на квартире Цветаевой обыск. В тот же день ее допросили в парижской Сюртэ Насьональ. Полицию интересует, где ее муж. Цветаева утверждает, что он отправился воевать в республиканскую Испанию. Это было заведомой неправдой — 10 октября Марина сама сидела в том самом автомобиле, из которого при подъезде к Гавру на ходу выскочил Эфрон. Она знала, что он бежит в Советский Союз. Причиной его бегства стал провал группы Эфрона, которая устранила советского агента-перебежчика Игнатия Рейсса. Полиция быстро вышла на исполнителей, а Эфрон получил из Москвы приказ срочно покинуть Францию.
В один миг из поэта, которого боготворила вся эмиграция, Цветаева превратилась в жену советского агента. Ее перестали печатать, русская колония Парижа объявила ей негласный бойкот. Нина Берберова вспоминала: «Цветаеву я видела последний раз на похоронах князя Волконского. Она стояла на тротуаре одна и смотрела на нас полными слез глазами, постаревшая, почти седая, простоволосая. Никто к ней не подошел. И я, как все, прошла мимо нее».
Первая зима после бегства Эфрона была самой тяжелой в жизни Цветаевой. Голод, холод, полное одиночество. 7 июня 1939 года она написала: «Выбора не было». И через пять дней поднялась на борт теплохода «Мария Ульянова», который отвез ее в СССР. Разбирая перед отъездом архив, она наткнулась на свою 1917 года клятву верности Эфрону: «Если Бог сделает это чудо — оставит вас в живых, я буду ходить за вами как собака». И сделала пометку на полях: «Вот и поеду как собака».
В 1939-м в Москве ее ждали две новости: сестра Анастасия и ее сын в лагере, а Эфрон тяжело болен и находится на закрытой даче НКВД в Болшево. 8 октября Марина и Сергей встречают свой последний день рождения. А ранним утром следующего дня Эфрона арестовывают. Дальнейшее всем хорошо известно: 31 августа 1941 года в Елабуге Цветаева покончила с собой. Эфрон так и не узнал о смерти жены. Он был уверен, что она также арестована. На первом же допросе у него пытались выбить против нее показания. Но за два года следствия у Эфрона так и не смоги добиться признательных показаний даже под пытками. Он не предал никого. В ледяном карцере за стенкой он слышал голос своей жены. Об этом оставил запись в отчете тюремный врач. 16 октября 1941-го, в день, всем известный как день самой страшной московской паники, Сергея Эфрона расстреляли.
Ни Бродский, ни многие его современники не имели документов о том, что же происходило на самом деле с Эфроном и насколько он виноват в гибели Цветаевой. Свое резюме с предельным тактом Иосиф Бродский в личной оценке Сергея Эфрона заканчивает так: «Но если Марина его любила, то не мне его судить. Если он ей дал кое-что, то не больше, чем взял. И за одно только то, что дал, он и будет спасен. Это как та луковка, что на том свете врата открывает».