Мы и мир

№40 от 03 октября 2012 года

Статья

Комментарии (0)

Тонкости фона

Известно, как фон меняет, скажем, впечатление от портрета, даже если позировал один и тот же человек, а писал один и тот же художник. Напишешь лицо где-нибудь в сумраке кабинета или, напротив, под ярким солнечным светом — и перед нами будто два разных человека. С одними и теми же чертами. Взять хоть знаменитую «Джоконду», клон которой — только посвежевший! — недавно вытащили из запасников некие доброхоты. Они тут же объявили, что отныне у мира, мол, есть целых две загадочных улыбки. Как будто современная экономическая и политическая жизнь мало задает нам загадок и ребусов! И потом: лично я согласен вечно разгадывать только одну неповторимую и непонятную женскую улыбку, а вот вторую — отказываюсь. По-моему, это уже какое-то художественное двоеженство...
Но вернемся к ловкачам, что подсовывают нам вторую, более молодую Мону Лизу. А я уверен, что это именно ловкачи. И знаете, почему я так думаю? Закон фона! Представьте себе, что Леонардо да Винчи и вправду дважды писал одну и ту же женщину. Неужели он поместил бы ее лицо в обрамление одного и того же фона? Ни в коем случае! Чтобы оживить портрет, чтобы придать ему философскую глубину, великий художник обязательно изменил бы и обстановку. А вот тем, кто хотел доказать, что на полотне одна и та же женщина, нужно было подчеркивать «одинаковость» — в том числе и с помощью фона. Который на поверку оказывается вовсе не презренным задником, прорисовку которого большие художники раньше поручали своим ученикам.
Закон фона действует и в политике. Вот простейший пример. Кейт Миддлтон, герцогиню Кембриджскую, а главное — супругу принца Уильяма журналисты подстерегли во время самого невинного занятия. Молодая герцогиня подставляла свои прелести — точнее только верхнюю часть их — шаловливому французскому солнышку этим летом. Делала она это нудистское дело за забором, рядом со своим мужем, а значит, и с его «благосклонного соизволения» на частной вилле их общих друзей в Провансе. И тут-то папарацци-республиканцы ее и застукали! При этом папарацци придумали своему любопытству на редкость убедительное оправдание: загорающую Кейт Миддлтон якобы мог заметить с дороги любой прохожий. Разгорелся скандал, тем паче, что до того момента Кейт Миддлтон вообще старалась избегать излишнего внимания медиа к своей персоне — в частности, она ни разу не согласилась сняться для обложки какого-либо модного журнала. И вот теперь — без ее согласия — должна была оказаться на самых разных обложках и по всему миру!
Когда принц Уильям и его жена выразили возмущение публикацией снимков, французские журналисты заявили, что не видят в фотографиях никакого вреда: на них, мол, запечатлена просто влюбленная молодая пара в отпуске. Королевская семья отреагировала на поступок французского журнала очень решительно, подав к изданию сначала гражданский, а затем и уголовный иск. И ей «удивительно» быстро удалось добиться успеха: французский суд наложил запрет на публикацию фотографий.
Возмущение и жесткая резкая реакция монаршей семьи абсолютно понятны. Это не абсолютизм, это — знание закона фона. Согласитесь, в общественном мнении будет совсем по-разному восприниматься Кейт Миддлтон, супруга будущего наследника британского престола, и та же Кейт Миддлтон, супруга будущего наследника британского престола, но только с одной «фоновой» деталью — со знанием того, что она пусть и в уединенных местах, но все же позволяет себе снять бюстгалтер и красоваться топлес.
Итак, обстоятельства меняют смысл вещей! Таких, например, как та же откровенность. Скажем, в людских отношениях откровенный разговор — это одно. А вот в искусстве откровенные сцены — совсем другое! Кстати, об откровенности: очень хочется понять, есть ли она в политике и как она там ценится.
Смею заверить, откровенности в политике почти нет. Этим и определяется ее цена — на вес золота! А то и подороже… Вот последний пример, когда политик сделал совершенно бесценные, т.е. откровенные заявления. Председатель российской Государственной Думы Сергей Нарышкин впервые в российской дипломатической практике отказался ехать на сессию ПАСЕ, что проходит сейчас в Страсбурге. Это, конечно, не полный отказ от сотрудничества, ибо российская делегация туда все же поехала под водительством председателя комитета по международным делам Алексея Пушкова, человека компетентного и патриотичного, однако политический эффект от отказа Нарышкина поистине был сравним с разорвавшейся бомбой. А все потому, что он сопроводил свое решение столь ценными в политике откровенными заявлениями. Откровенность и цена которых тем выше, что дольше их ждали все нормальные и честные люди. А ждали мы их долгие годы, и прежде всего в Беларуси, которая натерпелась от обитателей холодных помещений ПАСЕ и дующих оттуда сквозняков ничуть не меньше, чем Россия. Так вот, Нарышкин заявил, что не поедет на сессию, ибо сегодня не видит там возможности для конструктивного диалога. ПАСЕ, по его словам, превратилась в площадку, где слышны голоса только «русофобских делегаций». И что эти самые делегации, в том числе и антибелорусские, фактически блокируют работу Парламентской ассамблеи.
Кстати, в ПАСЕ здорово испугались таких заявлений, они ведь там не привыкли получать отпор. И вдруг такое! Впрочем, испугались-то они прежде всего за свой карман. Дело в том, что Россия ежегодно вносит в бюджет ПАСЕ 25 миллионов евро. Это львиная доля всего бюджета Ассамблеи, который составляет 129 млн евро в год. Как по мне, так слишком много, особенно если учесть окупаемость потраченных средств. А вот представителям ПАСЕ кажется, что мало…
Что ж, призадумайтесь, господа, стоит ли критика России и ее союзников пятой части вашего денежного содержания? Ведь, согласитесь, когда вы имеете возможность из года в год хаять какую-то страну за ее же деньги — это один фон; а вот когда эти деньги Россия вдруг возьмет и отзовет, выйдя из ПАСЕ, ситуация резко изменится. На ином денежном содержании, точно на изменившемся фоне, многие русофобские и антибелорусские фигуры просто перестанут быть заметны!

Елфимов Вадим