Те, кто видели фотографию «Дошли до Берлина» сразу заметят невероятное сходство Михаила Сергеевича Самонова в молодости с героем знаменитого фото. В свои юные годы седой ветеран войны был точь-в-точь солдат с орденами. Помимо схожей внешности двух мужчин объединяет тяжелая фронтовая судьба. В период самых кровопролитных боев под Москвой Михаил Сергеевич Самонов был стрелком 102-го спецбатальона. Как выжил, ветеран, кстати, очень скромный человек, сам не знает. Отморозил ноги, контужен, ранен… Короче, хлебнул солдатского лиха сполна. Позже служил в охране штаба Западного фронта, не раз охранял самого Георгия Жукова. Сегодня бывший фронтовик возглавляет Республиканский комитет ветеранов войны.
— Михаил Сергеевич, расскажите, как для вас началась война?
— Родился я в 1923 году в селе Еремино, под Гомелем, в бедной семье, где было семеро детей. Когда осенью 1941 года гитлеровцы напрямую угрожали Москве и для Советского Союза наступил особенно тяжелый час, страна была в опасности, на защиту столицы были направлены все силы. Я в числе недоучившихся курсантов Воронежской школы младших авиаспециалистов оказался в самом аду. Мне только минуло 17 лет, я был совсем еще мальчишка, но уже стал стрелком 102-го спецбатальона. Стрелки в наступлении шли всегда впереди, поэтому первые вражеские пули были наши.
Я всегда был вторым номером пулеметного расчета — при атаке тащил на спине 16—18 килограммовую станину и тяжелые пулеметные коробки. Сил не хватало, хотя и был крепким парнем. А тут жуткие морозы, минус 38, на ветру так все 40. Вот как было под Москвой, но Красная Армия разгромила в той решающей битве ударные соединения группы армий «Центр», отбросила противника на 150—300 километров. Но и у нас были немалые потери. В начале боев под Москвой наш батальон был укомплектован полностью, когда же заняли Волоколамск, от него осталось очень мало. А я отморозил ноги. Хорошо, что не ампутировали, сестрички оттерли замерзшие конечности снегом.
— А с нашим прославленным полководцем Георгием Жуковым как встретились?
— Меня отобрали в 102-й особый полк охраны штаба Западного фронта и представителей Cтавки. Понятно, что для такой исключительно ответственной службы требовались очень надежные во всех отношениях солдаты, прошедшие через тяжелые испытания, показавшие себя смелыми и решительными, готовыми к любым неожиданностям. Конечно, я не думал, что придется стоять на посту именно в те часы, когда проводил большие совещания тогдашний командующий Западным фронтом Георгий Жуков. И эти три встречи с будущим легендарным маршалом остались в моей памяти навсегда. Да, мне посчастливилось его видеть, и я запомнил Жукова как исключительно энергичного и решительного военачальника. Причем именно во время разработки той самой Ржевской операции. В лесном массиве на окраине Московской области, недалеко от дороги, идущей на Ржев, расположился штаб 20-й армии.
Первый раз увидел Георгия Константиновича зимой 41-го в Химках. Сам штаб 20-й армии и штаб Западного фронта размещались в 4-этажном доме. В левом крыле здания на 2-м этаже и находился рабочий кабинет Жукова. Он приезжал в этот дом два раза, и я, стоя на посту, видел его.
Вторая моя встреча с Георгием Константиновичем состоялась весной 1942 года. Командир взвода Ознобкин предупредил нас, что состоится очень важное совещание и будет большое начальство. И все! Так объявил Ознобкин, когда лично разводил нас на посты. Посты размещались в 10—15 метрах один от другого, охрана при такой обстановке ставилась в три кольца. Нас комвзвода обычно ставил в первое кольцо. Мы — это Николай Веремеев из-под Гомеля, парень из-под Рязани, не помню его фамилии, москвич Николай Иванов и я. Помню, уже наступило тепло, хотя мы были еще в валенках. Наши винтовки заменили на автоматы с дисками. Стоит ли говорить, в каком волнении и напряжении была охрана. Ознобкин требователен и строг. Мы не обижались, чувствовали, что предстоит нечто исключительно важное. И вот наступило время для проведения совещания. Генералы, командиры дивизий и корпусов, так их называл Жуков, расселись на скамейках — на опушке леса была оборудована небольшая площадка. Совсем близко от них, метрах в десяти, стоял я, справа — Веремеев. Нам было хорошо видно и слышно, как Жуков ставил задачи на операцию подо Ржевом. Лично я при любой малейшей возможности смотрел на него, ловил каждое его слово. Хорошо помню голос Жукова, крепкий, металлический: он говорил, будто гвозди вбивал. Я слышал его слова: «… каждому командиру дивизии будет передан танк КВ. Командир и будет в этом танке, и должен знать, что крепкую броню КВ не пробивает даже самое новейшее орудие немцев».
Но больше всего я запомнил Жукова в августе 1942 года. Шли проливные дожди, все раскисло и утопало в грязи. По дорогам ни пройти, ни проехать. Наш выносной КП — шесть или восемь землянок, а недалеко дорога, по которой красноармейцы да и гражданские несут на себе снаряды, ящики с патронами. От дороги мелкий лесок, затем большая поляна, а дальше лес. Вот 4 августа по этой поляне и прохаживался Жуков вместе со своим адъютантом-полковником. В тот день дождь перестал лить, выглянуло солнце, а он, Жуков, с утра примерно три часа ходил по поляне. До передовой отсюда примерно полтора-два километра, хорошо слышны канонада, пулеметная стрельба, в воздухе шли бои.
Наша четверка — Веремей, москвич, рязанец и я — стояли в первом кольце. Если Жуков приближался к нашему посту на 5—6 метров, мы маскировались в кустах, ведь Георгий Константинович наотрез отказывался от любой охраны и не должен был знать, что его охраняют вопреки его воле. Очень сосредоточенный, суровый, мы это видели по выражению его лица, ведь находились от Георгия Константиновича совсем близко. Разумеется, мы тогда уже много слышали о таланте этого полководца, поэтому хотелось запомнить все, что можно было в той ситуации.
— Та битва подо Ржевом известна в истории под названием «Операция «Марс» и проводилась в ноябре—декабре 1942 года. Это одна из самых острых тем для отечественных и зарубежных военных исследователей. Можете о ней что-то сказать?
— Не мое дело анализировать ее, однако на двух важных моментах остановлюсь. Да, наших погибло подо Ржевом много, но это были не напрасные жертвы. Потери, которые понесли дивизии 9-й армии противника, не были восстановлены даже к весне и лету 1943 года. Гитлер в мае того же года был вынужден отложить операцию «Цитадель» на 2 месяца.
— Михаил Сергеевич, ни для кого не секрет, что вопрос подростковых суицидов до сих пор, к сожалению, актуален для нашей молодежи. Что бы вы могли сказать ребятам как человек, не раз находившийся на волоске от смерти, рисковавший собой ради других, но крепко державшийся за эту жизнь?
— Я считаю, что этот вопрос нужно поднимать с 4-го класса.Современной школе не хватает военного и патриотического воспитания. Оно есть, но номинальное. А вот если бы мальчишкам и девочкам давали возможность пострелять из всех видов оружия в тирах, пожить в полевом лагере, думаю, и интерес появился бы, и любовь к жизни была бы неугасимая. Многие подростки сейчас разобщены, а нам нужно объединять молодежь. И немалую роль в этом может оказать телевидение. Как говорит А. Г. Лукашенко: «В государстве должна быть сильная, эффективно действующая система воспитания, прежде всего нравственного и патриотического. Необходимо возродить лучшее времен ВОВ. Подвиг солдат никто не имеет и не будет иметь права предавать забвению.»