Персона

№49 от 07 декабря 2016 года

Статья

Комментарии (0)

Юрий Кублановский: «Мир находится на большом и значительном переломе»

Когда Юрия Михайловича расспрашивают о писательской работе, он обычно говорит о заветном желании — как можно лучше выполнить свой литературный долг, наиболее полно реализовать поэтическое дарование, не обращая внимания ни на какие соблазны. Он часто цитирует слова Евгения Баратынского о том, что поэзия есть задание, которое следует выполнить как можно лучше.

Судьба поэта и публициста Юрия Кублановского богата и драматичными, и счастливыми событиями: он пережил восьмилетнюю политическую эмиграцию, много путешествовал по миру, первым из уехавших вернулся в Отечество.

Все это время он остается верным бесценной для его сердца идее служения. «Это поэт, способный говорить о государственной истории как лирик и о личном смятении тоном гражданина», — написал в послесловии к одной из его книг Иосиф Бродский.

Юрий Кублановский приехал в Минск по приглашению Международного медиаклуба «Формат А-3», встретился с читателями, журналистами, общественными деятелями, чтобы, по его словам, понять, что происходит в родной для него Беларуси. 

Кратко о себе

Я родом из Рыбинска, небольшого городка в Ярославской области, расположенного у слияния трех рек – Волги, Шексны и Черемухи. Мой отец был актером, мама — учителем русской литературы. Деда, священника, расстреляли в 1930-е годы в период борьбы «с религиозным культом».

Стихи в нашем доме звучали постоянно, поскольку в то время учитель — это была профессия круглосуточная. С утра до вечера в родительском доме толклись мамины ученики и читали порой то, что в те времена было далеко от советской ортодоксальности. Например, раннего Есенина или Маяковского.

Затем были учеба на отделении искусствоведения исторического факультета МГУ, создание литературного объединения СМОГ, знакомство с Андреем Вознесенским, Иосифом Бродским, Александром Солженицыным, работа экскурсоводом в музее на Соловках, участие в самиздате, в том числе в гремевшем тогда альманахе «Метрополь»… Потом обыск на квартире и, в конце концов, эмиграция.

Солженицын написал мне, что через восемь лет я вернусь на родину. Его прогноз казался невероятным, ведь СССР тогда правил Андропов. Знакомые эмигранты иронизировали по этому поводу: мол, мы тут 30 лет на чемоданах сидим в надежде, что в Союзе что-то изменится. Но случилось так, как предсказывал Александр Исаевич… И ровно через восемь лет я возвратился на родину.

Признаюсь, такого одиночества, как в 90-е годы, в эпоху перманентной криминальной революции, чудовищной «прихватизации», не испытывал ни при советской власти, ни даже в эмиграции.

Я совершенно не разделял мнения большинства своих современников в оценке тогдашней ситуации. И хотя для меня были закрыты практически все средства массовой информации, открыто говорил о том, что для меня омерзительно. А омерзительным было формирование олигархического режима и то, что интеллигенция стала его обслуживать не за страх, а за совесть.

Об Америке и Европе

Когда-то они казались мне и сотоварищам естественными союзниками в борьбе с коммунистическим режимом, который в 1917 году узурпировал власть в России. И только в 1990-е годы нам стало открываться, что все гораздо сложнее. Когда НАТО бомбил Белград, у меня словно шоры спали с глаз, и я понял, что все не так просто. Для нас, инакомыслящих, живших тогда, это стало откровением. Не только для меня, я думаю, даже Александр Исаевич Солженицын очень многое пересмотрел в последние годы своей жизни.

О Бродском

Последний раз мы виделись в Нью-Йорке. Говорили долго и от души. Помню, Бродский, расчувствовавшись, сказал тогда: «Первый разговор за 15 лет» — первый после России.

Даже если это было преувеличение, все равно приятно. Помнится, я жаловался ему на заглаженность своих стихотворений, которую никак не удавалось преодолеть. Иосиф признался, что и у него когда-то такое случалось...

Я тогда чуть не опоздал на самолет. Бежал к трапу под дождем, по летному полю, трезвея на ходу.

Впереди – линька цивилизаций

Ход истории очень убыстрился к неизвестной только глупцам развязке. Я считаю, что мир находится на большом и значительном переломе. Это будет даже не битва, а линька цивилизаций. Христианская цивилизация сменилась на постхристианскую, потребительскую, а она, увы, не долгожительница. Очевидно, что если не произойдет какого-то крупнейшего вооруженного конфликта, который сметет человечество с лица земли, будет рождаться новая цивилизация, причем на дрожжах выходцев из Ближнего Востока и Азии. Белый человек сделал много, он может сказать спасибо Господу за все, но теперь на его место придет кто-то другой.

Боюсь, как бы очередная цивилизационная «линька», которая всегда сопровождала человеческую историю, не обернулась для него финишем, крахом. Какой-нибудь террорист, который сейчас мальчику или священнику перерезает горло, вполне может и кнопочку атомную нажать или использовать химоружие. И тогда мало никому не покажется. В общем, в таком критическом состоянии, как сейчас, человечество не находилось, по-моему, еще никогда за всю свою историю.

Пока не вижу у этой новой, рождающейся цивилизации ресурсов для дальнейшего развития. Правда, в последнее время здравый смысл отчасти торжествует. И в Европе, и в Америке обыватели пытаются нащупать возвращение к традиционным ценностям. Насколько это глубокий процесс, пока сказать сложно.

Кризис культуры

Некоторые художники сами выставляют себя за рамки культуры. Иногда это умышленное отрицание того, что называется традиционализмом, а иногда — это инфантильное мышление, которое считает, что эпатаж — обязательное сопровождение творческого продукта. Эпатаж хорош в ранней молодости. Уверен, обо всем можно говорить без матерщины и грязи.

К сожалению, уродство, аморальность стали постоянными спутниками нового искусства. И у него много проводников и спонсоров. Кощунство и богохульство – часть авангардистского искусства и его идеологии. В России происходит религиозное возрождение, однако не всем это по нраву, и есть немало неофитов, которые провоцируют христиан. Какая-то Ксюша Собчак фотографируется в священническом одеянии. Попробовала бы она сняться в мусульманском! Да ей бы голову отрезали! И она это знает! А за кощунство над православием ей ничего не будет, кроме еще одного маленького виточка славы в интернете.

Игры оппозиционеров

Я в России дружу больше с провинциальной трудовой интеллигенцией: учителями, краеведами, музейщиками… В ней нет ни сервильности перед властью, ни нарочитой оппозиционности. Оппозиционен маленький круг столичной элиты, это все богачи и их дети. К ним я отношусь с брезгливостью. То, что они вредят культурному и политическому климату в России, это эмпирический факт. Но есть, правда, и небольшая польза от них, в те моменты, когда они разоблачают злоупотребления чиновников и бюрократов. Там, где есть гласность, они хороши. Однако там, где эта гласность переходит в безответственную свободу слова, начинаются разрушительные процессы.

Агитатор или горлан-главарь?

Насколько впустить в поэзию или литературу политическую актуальность — этот вопрос каждый решает сам для себя. Сознание русского литератора вне зависимости от того, насколько он был воцерковленным человеком, все равно носило морально-религиозный характер. Вспомните хотя бы Тургенева. Казалось бы, друг Мопассана и Флобера… И вдруг из-под его пера выходит гениальный рассказ «Живые мощи». Это вершина, концентрация религиозного осмысления жизни.

Поэт — не птичка божия, которая чирикает на ветке, но и отнюдь не агитатор. И в течение жизни дело поэта — не только совершенствовать свой стиль, но и наращивать свое мировоззрение и миропонимание. В те периоды, когда не пишется, не тратить время на «праздношатайство» или на карьерные подвижки, а использовать его для души и мирочувствования, и когда придет вдохновение, встретить его во всеоружии.

Третий путь

У общества есть третий путь. Не либеральная западная цивилизация, не советский тоталитарный режим, а некий третий путь, путь самоограничения, самораскаяния, перестройка жизни мирового сообщества на каких-то новых нравственных началах. И я всю жизнь живу чаянием этого третьего пути.