Гостиная «7 дней»

№13 от 26 марта 2015 года

Статья

Комментарии (0)

О настоящем бессмертии

Откровения Игоря Губермана
Сатирические четверостишия в народе называют «гариками». А появилось это понятие, когда в конце 1950-х писатель, поэт Игорь Губерман начал сотрудничать с Александром Гинзбургом, издававшим один из первых самиздатовских журналов «Синтаксис». Стихотворные миниатюры Губермана и получили название «гарики» (Гарик — его домашнее имя). «Гарики» писателя пользуются огромной популярностью, а многие разобраны на цитаты.
Игорь Губерман родился 7 июля 1936 года в Харькове. После школы окончил Московский государственный университет путей сообщения, получив диплом инженера-электрика. Работал по специальности, параллельно занимаясь литературой. В 1979 году Губерман был арестован и провел пять лет в лагере, где вел дневники. В ссылке, на базе этих дневников была написана книга «Прогулки вокруг барака». В 1987 году Губерман эмигрировал из СССР, с 1988 года живет в Иерусалиме. Наиболее известные книги: «Чудеса и трагедии черного ящика», «Бехтерев: страницы жизни», «Гарики на каждый день», «Гарики предпоследние. Гарики из Атлантиды». В конце марта Игорь Губерман порадует своих почитателей выступлением в концертном зале «Минск».
— Игорь Миронович, кто ваши родители. Вспомните свое детство.
— Папа  мне часто говорил: «Гаренька, тебя посадят раньше, чем ты этого захочешь». Папа был инженер-экономист. Мама окончила юридический факультет и консерваторию. Она могла бы сделать хорошую  карьеру, но у моего старшего брата 28 раз было воспаление среднего уха. Мама вынуждена была сидеть дома, чтобы его лечить и заниматься нашим воспитанием. Она заставляла нас много читать. И с тех пор у меня стойкое отвращение к классике. А вот мой брат внесен в Книгу рекордов Гиннесса за то, что первым в мире пробурил на Кольском полуострове скважину глубиной в 12 километров.
Я был очень благополучный школьник. Окончил школу с медалью. В детстве меня часто били, потому что я всех раздражал. Когда родители снимали дачу на лето, местные ребята всегда дрались. А я примыкал то к одной, то к другой стороне. И меня била противоположная сторона. Время от времени они сходились, и тогда меня били все. Я не любил драться. Но постепенно научился к 10 классу. Моя выдержка, умение постоять за себя пригодилась позже. Когда  приговорили к пятилетнему сроку, в лагере я был в дружбе с блатными. За это был в «мужиках» и имел право бить, но ни разу этим не воспользовался.
— Как вы относитесь к своей популярности, похвале?
— Со смехом, об этом у меня есть четверостишие:

К лести, комплиментам и успехам
(Сладостным ручьем они вливаются),
Если относиться не со смехом —
Важные отверстия слипаются. 

Окончив железнодорожный институт в 1958 году, 20 лет работал наладчиком электрооборудования. Был старшим прорабом в монтажной бригаде. И вот как-то мы налаживали подстанцию, и я побежал в обеденный перерыв за водкой. Как водится, у нас был на всех один стакан. Но ведь питье водки — это штука ситуационная, иногда хорошо выпивается, иногда плохо, передо мной четверо выпили и поперхнулись, я выпил — и ничего. Ко мне подошел наладчик и на ухо шепнул: «А ты не так прост, как кажешься». Разные были похвалы, например, когда из лагеря уходил, мой приятель Мишка, провожая, сказал: «Мироныч, ты не жалеешь, что в лагере столько лет просидел? Мне бы без тебя так х…о сиделось».
— Когда и почему в вашем репертуаре появились так называемые детские стишки?
— В старости все впадают в детство. Вот и я написал книгу детских стихов.
На самом деле дети все знают, просто скрывают от нас свое полное понимание, потому что жалеют нас. Вот такой пример. Однажды мы с женой были в гостях у друзей. Хозяин — доктор наук, хозяйка — интеллигентная женщина. Возле нас крутился их сын лет пяти, пока его не погнали спать. И вдруг из детской комнаты ангельский голос, обращаясь к матери, говорит: «Ложись спать, старая жопа, а то тебя завтра в садик не добудишься». Родители, вскочив из-за стола, побежали, как ошпаренные, к ребенку. И я тогда впервые понял, что дети все понимают.
 В Израиле я обнаружил подтверждение этой мысли. К раввину приходит молодая женщина и говорит: «Раввин, моей дочери исполнилось 12 лет, я хочу с ней поговорить о взаимоотношении мужчины и женщины. Раввин отвечает: «Поговори, конечно, но вряд ли ты узнаешь что-то новое».
 Еще одна история из жизни медицинской семьи. У них мать гинеколог, отец ларинголог и сынишка. Его спрашивают: «Серега, кем ты будешь, когда вырастишь?» Он отвечает: «Врачом. Только врачом как мама». — «А почему не как папа?» — «Потому что я в ушах ничего не понимаю».
— Часто на своих концертах вы читаете других авторов. А кого вы любите из классиков?
— Заболоцкого, Сашу Черного, Достоевского… Я много писал совместно с классиками. А точнее, крал у них одну строчку и превращал ее в четверостишие.
— Например?..

— Только у нас, в наше время сердечное
Можно об этом мечтать.
Сея разумное, доброе, вечное,
Тоже посаженным стать.

Узнали? Это мы писали вместе с Некрасовым. А вот с Пушкиным:

Ах, как бы нам за наши штуки
Платить по счету не пришлось.
Еврей! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось.

— Когда вы осознанно взялись за перо?
— Все началось с дружеских застолий. Тогда все старались друг друга рассмешить и для этого сочиняли фразы, стихи. Многие мысли в моих стишках украдены из застольных шуток друзей. В начале своего творческого пути часто ходил к известным поэтам, чтобы они меня благословили. Я многим обязан филологу и литературоведу Леониду Ефимовичу Пинскому, преподавателю Московского университета. Он написал замечательную книгу о Шекспире. У него была огромная библиотека самиздата, он давал ее всем желающим. Периодически у него проводили обыски, библиотеку конфисковывали, и он собирал новую. Я много разговаривал с Пинским, но никогда не признавался, что тоже пишу стишки, которые ходили в самиздате. Однажды на его столе увидел подборку своих произведений. Он взял их со стола и стал меня хвалить. От блаженства я расслабился и сказал ему: «Леонид Ефимович, а у меня еще вчера родился сын». Пинский тут же прекратил меня хвалить, обнял и сказал: «Поздравляю! Это настоящее бессмертие, а не та ерунда, которую мы пишем».
— Вы дружили со многими интересными людьми. Расскажите о них.
— Я дружил с семьей Зиновия Гердта. Горжусь, что много лет был знаком с Давидом Самойловым и даже был прописан у него в Пярну, когда мне отказали в московской прописке. Моя теща — писательница Лидия Борисовна Лебединская — правнучатая племянница Льва Толстого. Помню, в 1964 году встречал у нее Новый год. Гостей было 30 человек. Лидия Борисовна недавно вернулась из-за рубежа. Возле прибора каждого гостя, кроме новогоднего подарка, лежал маленький кусочек туалетного мыла в изумительно яркой обертке. Все нюхали его и восторгались. Хозяйка царственным голосом сказала: «Из Швеции мы летели самолетом компании «Эйр Франс». Я зашла в туалет и хотела помыть руки. Нажала на педаль, и выпал этот кусочек мыла. Он мне так понравился, что подставила сумку и держала педаль, пока мыло не перестало выпадать». В этот момент я понял, что попал в прекрасную семью. Лидия Николаевна, обращаясь к седой старушке, спросила: «Вы помните, как мы боялись, что на таможне у нас отнимут это мыло?» И собеседница ответила: «Ну конечно, их можно понять. Ведь им тоже хочется понюхать что-нибудь приличное». Кстати, старушка оказалась поэтессой Людмилой Наумовной Давыдович. Она все время рассказывала забавные истории, а я бегал в сортир, чтобы их записывать.
— Как вы считаете, что важнее — образование или самообразование?
— Образование необходимо, в самородков я не верю.
— В вашем творчестве много ненормативной лексики, как на нее реагирует публика?
— Как только я начал читать подобные стишки, столкнулся с недоуменными взглядами, с покрасневшими лицами. Перед своим выступлением я напоминаю слова великого знатока русской литературы Юрия Карловича Олеши. Он когда-то сказал, что видел много смешного, но никогда не видел ничего смешнее, чем написанное печатными буквами слово «жопа». И после этого предупреждения люди уже спокойнее воспринимают мою неформальную лексику. Кстати, в Америке одна известная лингвистка прочитала мне слова русского лингвиста, академика Бодуэна де Куртенэ, который говорил: «Жопа» — не менее красивое слово, чем «генерал». Все зависит от употребления».