Персона

№45 от 06 ноября 2014 года

Статья

Комментарии (0)

Юрий Стоянов: «Человека человеком делают всего два слова: «извини» и «спасибо»

На ХV фестивале комедийного кино «Улыбнись, Россия!» призом «За лучшую мужскую роль» в комедии «Друзья друзей» награжден народный артист России Юрий Стоянов. Юрия Николаевича представлять не надо — всеобщий любимец, герой «Городка», он сыграл около 50 ролей в кино. Наиболее известные фильмы «Карнавальная ночь-2», «Ландыш серебристый», «Три полуграции», «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво…», «Белая гвардия», «Мы из джаза 2», «12».
— Юрий Николаевич, правда, что вы могли стать врачом?
— Я, как сын гинеколога, мог бы продолжить дело отца. Но я стремился в артисты, хотя запасной аэродромчик в гинекологическом кабинете у папы все-таки был. Кстати, все сотрудники нашей программы «Городок» были заложниками моего эксперимента — я лечил их всегда и от всего. У меня на работе есть хорошо подобранная аптечка. И в очередной раз помогая кому-нибудь, думаю о том, что не своим делом занимаюсь. Медицина в моем лице многое потеряла.
— Но вы стали знаменитым. Вас это радует сейчас?
— Можно ли радоваться тому, что сопутствует тебе ежедневно на протяжении последних 15 лет? Человек, как это ни страшно осознавать, привыкает ко всему — и к счастью, и к большому горю, и к успеху. Известность должна быть спутницей актерской профессии. Наша известность особого рода: герои «Городка» не ассоциируются у зрителей со звездным миром шоу-бизнеса. Мы — соседи, люди из «ящика», к которым все привыкли и к встрече с которыми не нужно готовиться. К нам относятся тепло, по-приятельски. Не было исписанных поклонниками подъездов или обещаний наложить на себя руки, если я не приду на свидание. Нет, все как-то улыбчиво, спокойно и по-доброму. Вот такая форма отношений мне нравится.
— Вы были полным, неуклюжим мальчиком, но в институт уже поступали худым и красивым, как долго вы таким были?
— Я хорошо выглядел довольно долго. И долго не мог к этому привыкнуть. Отражение в зеркале меня не убеждало, я продолжал жить как тот, каким я был раньше. Первой нестыковкой стал успех у женщин, когда я приехал из Одессы в Москву. Представьте себе, в театральном я был длинноволосый, худенький, с гитарой. И не мог понять, откуда такое внимание женщин? Потом осознал, что нравлюсь потому, что симпатичный парень. Но ответного шага сделать не мог: тот мальчик, у которого после болезни Боткина нарушился обмен веществ, еще долгое время побеждал меня.

— Вам так и не удалось сродниться с тем худым юношей?
— Пожалуй, нет. И это была проблема: актеру нужно понять природу собственного обаяния. Великий педагог Владимир Наумович Левертов сразу подметил нестыковку моего комедийного амплуа и героической внешности. «Ты — характерный артист», — говорил он, а я смотрел на свою рожу, такую смазливо-неопределенную, и довольно долго этого не понимал. С годами я привел внешность в полное соответствие своему амплуа. Что говорить? Полный и смешной.
— А вы не пробовали похудеть?
— Я себя не настолько люблю. А вообще измываться над собой, садиться на диеты, чтобы красиво отражаться в зеркале, я не намерен. Худеть можно только ради здоровья, но полнота мне не мешает. Как-то после операции я сильно похудел и сыграл в «Зайце над бездной» у Тиграна Кеосаяна. Меня не узнавали! Но для «Городка» худоба мне мешала: не хватало чего-то.

— Вы используете свою популярность?
— Я человек не умеющий разговаривать с власть имущими и агрессивно избегающий подобных встреч. Я не люблю нужных связей с людьми малоприятными мне. У меня все связи человеческие и творческие. Поэтому я из тех, кто умеет придумывать сценарии, предлагать идеи, но деньги доставать не умею.
— Как вы относитесь к тому, чтобы у мужчины были заначки?
— Я человек семейный и не понимаю тех мужиков, которые прячут деньги от семьи, якобы на сигареты или выпивку с друзьями. Я считаю, что мужчина должен быть добытчиком в доме и делать все, чтобы его родные ни в чем не нуждались.
— Говорят, что однажды вы обидели всех своих коллег, сказав, что актер — профессия бабская.
— Я имел в виду такие качества, как зависть, интриганство, сплетни, которые присущи многим представителям нашей профессии. Я, как артист, сыгравший много женщин, считаю, что они гораздо лучше мужчин. У них мотивировка всегда простая: любит или нет. Женская зависть по сравнению с мужской — детский сад.
— Правда, что однажды вы получили письмо от своего поклонника с предложением интимной близости?
— Да, один пожилой мужчина трогательно предлагал мне путешествовать с ним в качестве очень понравившегося ему мужчины, переодевшегося в женщину. За путешествие он сулил мне большие деньги. Я ответил очень жестко и больше таких предложений не получал.
— Что вас может выбить из колеи?
— Комплименты. Все самое плохое в жизни я сделал после них.

— Мне очень понравилась ваша роль в фильме «12», расскажите о съемках этой картины.
— Неожиданно для меня после своего юбилея позвонил Михалков и спросил: «Хочешь сниматься у пенсионера в пенсионном кино?». Мне очень хотелось сниматься у Михалкова, я тут же прочитал сценарий, чего никогда ранее не делал. К тому же в самом начале съемок у меня в очередной раз выскочила позвоночная грыжа, и я был скрюченный: адская боль, ни встать, ни ходить.
Играл в глухом корсете сытого и благополучного человека. Но главная сложность была в другом. В съемочном павильоне был построен школьный спортзал, где и заседали 12 присяжных заседателей в течение одного дня. Мы приезжали на съемки в 9 утра, уезжали в 2 ночи. А за окнами спортзала — всегда солнце. Искусственное. О чем, разумеется, тут же забываешь и воспринимаешь его как настоящее. Приходишь в спортзал — солнце, уходишь — солнце. А на самом деле приходишь затемно и уходишь ночью. И так — 45 дней подряд. Кормили нас из пластиковых контейнеров, в которых была обычная еда: рассольник, картошка и гуляш, например.
Однажды со вторым режиссером мы решили разыграть своих коллег и на компьютере составили красиво оформленное меню с персональными блюдами для каждого. Например, для Валентина Гафта я написал «мясо кисло-сладкое по-иерусалимски». В меню была отдельная карта с гарнирами и соки только свежевыжатые. Когда мы повесили меню, то все поверили. Правда, поползли слухи, что, наверное, сократят гонорар, поэтому хотят задобрить.
Алексей Горбунов бегал и кричал всем: «Заказывайте все ананасовый сок по два стакана. Он самый дорогой»! Целый день коллектив жил в ожидании ужина. А когда вечером принесли все те же биточки и гуляш, мне пришлось прятаться за декорациями, потому что вокруг были настоящие разгневанные мужчины. «Видите, какие вы все органичные! Вот так и надо играть!» — кричал я им из укрытия. А они мне в ответ: «Станиславский хренов, убьем!».
— Чем вы дорожите сегодня больше всего?
— Это может прозвучать банально, но самое ценное в жизни — дети. Ребенок — это же часть тебя! Я часами готов наблюдать за своей младшей дочкой Катей. И многое отдал бы, чтобы чаще видеть ее улыбку, быть рядом с ней постоянно.
— Перестать себя винить вам удается?
— Иногда я очень мучительно себя виню — но за дело. По-моему, реальная вина человеку не прощается здесь, на земле. Все равно придется отвечать за нее на Страшном суде. Это же не футбол, где забил ответный гол — и сравнял счет. Иногда важно прийти и попросить прощения. Дать понять другому, что ты считаешь себя виновным. Думаю, человека человеком делают всего два слова: «извини» и «спасибо». Мое чувство вины может быть болью, раной, но оно никогда не переходит в патологические формы. Я умею говорить с собой на эти темы.