Страницы истории

№38 от 18 сентября 2014 года

Статья

Комментарии (0)

ФЕДОР ПЛЕВАКО

Двухтомник речей этого человека для понимания духа времени и душевных порывов людей столь же значим, как и романы Федора Достоевского. Их объединяет не только то, что обе эти личности были тезками, но и время, в котором они жили. Их герои вечны. У Достоевского они собирательные и вымышленные, но списанные с реальной жизни. У Федора Плевако все его подзащитные были самыми что ни на есть реальными — в силу тех или иных обстоятельств нуждались в его помощи и получали ее.

Во многом героев романов Толстого или Тургенева мы воспринимаем как реальных людей навсегда ушедшей эпохи. Они исчезли с тем временем, в котором жили. И представить мы их можем только силой своего воображения. А героев Федора Плевако и Федора Достоевского и сегодня мы можем встретить в реальной жизни — от нового олигарха до нищего.
Свою первую защиту, с позволения сказать, будущий адвокат провел еще младенцем на руках обезумевшей от невыносимой жизни матери. В 1842 году мещанка Екатерина, незаконная жена чиновника таможенного ведомства Василия Ивановича Плевака, устав от постоянной травли со стороны окружающих, после рождения четвертого их ребенка решила утопиться вместе с младенцем. Все определило мгновение — мальчик закричал, да так, что мать мгновенно пришла в чувства. Они остались живы. При крещении мальчик получил имя Федор, а отчество ему дал крестный отец, крепостной Никифор. Его отец Василий Иванович Плевак так и не женился на матери Екатерине Степановне. Двое их детей умерли в раннем детстве, а двое — сыновья Дормидонт и Федор — выросли незаконнорожденными. А означало это в то время лишение всех прав — как прав на наследство, так и на получение образования...

Четырнадцатого  декабря 1874 году в Московском окружном суде слушалось дело о событии в гостинице «Черногория». А суть его была проста. Девушка приехала в Москву и поселилась в гостинице. Глубоко за полночь в ее комнату, находящуюся на третьем этаже, постучала компания пьяных мужчин. На жесткое требование впустить их девушка ответила отказом. Тогда они стали ломать дверь. В тот самый момент, когда дверь затрещала, девушка в одной сорочке выпрыгнула в окно на улицу в двадцатипятиградусный мороз. На ее счастье, она попала в сугроб и осталась жива, хотя сломала руку. При рассмотрении дела в суде сторона обвинения решительно отказывалась понять, в чем же состоит преступление мужской компании. Ведь из окна девушка выпрыгнула добровольно и без принуждения.
Все точки над i расставил Плевако, защищавший интересы потерпевшей. Его речь была краткой: «В далекой Сибири, в дремучей тайге водится зверек, которого судьба наградила белой, как снег, шубкой. Это горностай. Когда он спасается от врага, готового его растерзать, на его пути встречается грязная лужа, которую нет времени миновать, он предпочитает погибнуть, но не запачкать свою белоснежную шубку. И мне понятно, почему потерпевшая выскочила в окно». Не проронив больше ни слова, Плевако сел. Присяжные вынесли обвинительный приговор группе мужчин. Кто знает, может, в момент своей речи он думал о себе и о своей покойной матери, которую всю жизнь терзала общественная ненависть? Догадывался ли он о том, что  гримаса его собственной судьбы в том, что спустя годы и он сам пройдет через обстоятельства  незаконной связи и рождения детей вне брака?
А за много лет до этого отец Федора Никифоровича Василий Иванович Плевак в 1851 году поселился со своей внебрачной семьей в Москве, переехав из Троицка. Он вышел в отставку и весь смысл свой жизни видел в том, чтобы дать достойное образование детям. Он определил их в коммерческое училище на Остоженке. Пришлось заплатить за весь курс обучения сразу двенадцать с половиной тысяч рублей. Астрономические по тем временам деньги. Первый год обучения его дети окончили лучшими учениками в училище. Но на втором году за неделю до Рождественских каникул их исключили из училища как незаконнорожденных. Это был страшный удар для всей семьи. Василий Иванович отправился в Санкт-Петербург искать защиты у государя. Но в высочайшем покровительстве Николай I Василию Плевако отказал. Тем не менее, хлопоты отца все же возымели успех, благодаря чему после года мытарств детей  приняли в Первую московскую гимназию. А Василий Иванович, не выдержав всех этих испытаний, умер в 1854 году. Через три года после тяжелой и продолжительной болезни умер и брат Федора Никифоровича Дормидонт. Пятнадцатилетний Федор остался с матерью и младшей сестрой. Он продолжил учебу, подрабатывая везде, где только можно, помогая матери и сестре. В 1859 году Плевако поступает в Московский университет на юридический факультет.

Федор Плевако оказался в нужное время и в нужном месте. Его карьера началась на переломе эпох русского общества. Страна еще не успела оправиться и прийти в себя от отмены крепостного права, и сразу в том же темпе реформатор Александр II начал проводить судебную реформу. В полуфеодальной царской России она получила самую демократическую и прогрессивную форму организации того времени. На смену безгласному, закрытому судебному процессу пришел открытый суд народных представителей — суд присяжных. Суд в России получил публичное состязание сторон обвинения и защиты. И самыми яркими сторонниками всех новшеств российского императора стали вчерашние студенты. Среди них был и Федор Плевако, поступивший помощником к присяжному поверенному.
Первые процессы и речи молодого адвоката не остались незамеченными. Его клиентами сразу же стали богатые купцы. С первого гонорара Плевако купил себе фрак за двести рублей — немыслимая по тем временам роскошь. Корова в то время стоила пять рублей!..
Двадцать третьего марта 1880 года в Московском окружном суде слушалось дело Прасковьи Качки, убившей из ревности своего любовника Байрашевского. Суть дела была незамысловата. Пятнадцатого марта 1879 года на молодежной вечеринке Прасковья приревновала своего возлюбленного  к своей подруге Наталье Скворцовой. Вне себя от ярости она выстрелила в него. Осознав, что она сделала, Качка пыталась покончить с собой, но не смогла. Суд квалифицировал ее действия как убийство из ревности. На процессе Плевако дал полный и четкий психологический анализ обвиняемой — сиротское детство, бедность, обманутая любовь. А затем он обратился к присяжным: «Раскройте ваши объятья, я отдаю ее вам. Делайте, что совесть вам укажет. Если ваше сердце подскажет, что она смыла грех, воскресите ее. Пусть ваш приговор будет новым рождением ее на лучшую, страданиями умудренную жизнь. Не с ненавистью, а с любовью судите, если хотите правды. Пусть правда и милость встретятся с вашим решением». Суд поместил Прасковью Качку для лечения в больницу.
Возникает вопрос, насколько искренним был в своих выступлениях сам Плевако. Верил ли он на все сто процентов в невиновность своих подзащитных? Или все его речи были частью его профессиональной деятельности и средством существования — так сказать, законы жанра не позволяли говорить то, что думаешь? Судя по его словам, чаще всего он не верил в невиновность своих подзащитных. «Если вы спросите меня, убежден ли я в ее виновности, я не скажу: «Да, убежден». Я лгать не хочу. Когда надо выбирать между жизнью и смертью, то все сомнения должны решаться в пользу жизни».
 Говорят, что он практически не готовился к своим выступлениям, надеялся на интуицию и импровизацию. Он словно гипнотизировал публику, вводил ее в транс, заставлял увидеть дело своими глазами. С 1878 года Плевако начинает зарабатывать огромные деньги. Покупает себе роскошный двухэтажный дом на Новинском бульваре, ведет богемный образ жизни, лихо гоняет на тройке с бубенцами, устраивает грандиозные попойки с цыганами, поет песни до утра. А может зафрахтовать и целый пароход до Саратова и едет к другу на беседу у камина. Бедным Федор Никифорович никогда не отказывал, денег не брал. Больше того, кормил их в своем доме, держал, пока шел процесс. Он постоянно вспоминал свое голодное прошлое. А с купцами не миндальничал, деньги с них брал огромные. Он говорил, что богатый клиент платит не за себя одного, а еще и за тех, кого адвокат защищает бесплатно.
В 1880 году, 23 мая в Сызрани слушалось дело о воровстве чайника мещанкой Панкратьевой.   Антонина Панкратьева 23 марта украла у купца Петра Курлова с прилавка чайник стоимостью пятьдесят копеек. Кража подтверждена свидетелями. Суд квалифицировал ее действия как воровство. Прокурор, зная, как Плевако умеет убеждать аудиторию, решил упредить эффект его защитительной речи и сам высказал все возможные доводы в пользу обвиняемой — и сама она нищая, и кража выеденного яйца не стоит. Но при этом особо подчеркнул, что собственность, невзирая на стоимость, священна везде и во все времена. На нее нельзя посягать, ибо на этом принципе держится все устройство страны. И если позволить с этим не считаться, то страна погибнет.
Поднялся Плевако и сказал: «Что я скажу в защиту этой несчастной женщины? Россия за тысячу лет своего существования перенесла немало бед и трагедий. Шел на нее Мамай, терзали ее печенеги и татары, половцы. Шел на нее войной Наполеон. Выстояла. Но теперь, господа присяжные заседатели, после того как моя подзащитная своровала этот жалкий чайник, мне поневоле делается жутко. Такого испытания не выдержит святая Русь. Обязательно погибнет». Все понимали, что Панкратьева виновна на все сто процентов. Но эффект от речи знаменитого адвоката был таков, что присяжные вынесли оправдательный приговор.
 Всей своей деятельностью Федор Плевако перевернул представления российского общества о судебных защитниках. Именно с него в России берет начало эта профессия. Лучше всех о мнении российского общества об адвокатах в то время написал Федор Достоевский: «Адвокат — это обреченный на бессовестность человек». Но Федор Плевако доказал обратное. Не зря его девизом были слова Горация: «Плачь сам, если хочешь, чтобы я плакал». И он плакал. Он переболел судьбой каждого своего подзащитного. Он понимал каждого из них, ибо сам знал цену жизни.
В декабре 1880 года в Московской судебной палате слушалось дело о бунте крестьян в селе Люторичи Тульской губернии. Весной 1879 года крестьяне взбунтовались против жестокости помещика графа Добринского. Бунт был подавлен полицией. А его подстрекатели преданы суду по обвинению в неповиновении властям. Плевако взял на себя не только все расходы по защите обвиняемых, но и расходы по их содержанию в тюрьме в течение трех недель судебного процесса. Он определил положение тульских крестьян как полуголодную свободу. «Подстрекатели были, и я нашел их. И с головой выдаю их вашему правосудию. Причина всех причин — бедность безысходная. Бесправие. Беззастенчивая эксплуатация, доведшая до разорения. Вот они, подстрекатели. Судите их». Суд присяжных оправдал 30 из 34 подсудимых. В зале рукоплескали. Речь Плевако, по словам адвоката Кони, для того времени была гражданским подвигом. Она прозвучала обвинением господствующему режиму, это был пролог к будущей политической деятельности.

Он выиграл более двухсот процессов, в том числе и процесс по делу Саввы Мамонтова — российского олигарха того времени. Его дело слушалось в Московском окружном суде в июле 1900 года. Промышленник и меценат Савва Иванович Мамонтов по заказу российского правительства начал в 1894 году строительство железной дороги от Вологды до Архангельска. Он вложил в него все свои сбережения, но их не хватило. Пришлось занимать у банков. Он надеялся на поддержку министра финансов Витте, который правительственным указом передал ему подряд на строительство железной дороги Петербург—Вологда—Вятка. И все могло бы получиться, если бы вдруг правительство не отказалось от своих обязательств. Оно отозвало концессию на строительство дороги.
Мамонтов оказался в долгах, а акционеры требовали выплаты дивидендов по своим акциям. Промышленник этого сделать не мог. Савва Иванович был арестован и доставлен в Таганскую тюрьму. При обыске в его квартире нашли 53 рубля с запиской: «Ухожу с сознанием, что зла намеренно не сделал». На суде стало ясно, что деньги были направлены на дело, а не на личные нужды. Речь адвоката на судебном процессе была, как всегда, блестящей и убедительной: «Этого человека обвиняют в своевольном хищении миллионов. Но ведь хищение и присвоение оставляют следы. Или прошлое его полно безумной роскоши? Или настоящее неправедной корысти? Мы знаем, что никто, от обвинения до самого злобно настроенного свидетеля, не указал на это. Эти люди верили в него. Верили в его планы, в его звезду. Он воспитан в школе широкой предпринимательской деятельности, прежде всего одухотворенной идеей общественной пользы, успеха и славы русского дела. Он наделал много ошибок, но это ошибки человеческие. Злого умысла Мамонтов не имел».
 Решением суда Мамонтов в тот же день был освобожден из-под стражи.

Но все же главный процесс в своей жизни знаменитый московский адвокат проиграл. В 1883 году о нем говорила вся Москва. Бывшая жена купца Демидова Мария Андреевна три года жила в  браке с Федором Плевако. Возможно, и процесса никакого не было бы, но у них родилась дочь Варвара. По всем законам того времени документально Варвара являлась дочерью Демидова. Да вдобавок ко всему, в браке у Марии Андреевны с купцом Демидовым было пять законных детей.
Красноречие и безупречная репутация не помогли Плевако, присяжные остались неумолимы, и развод Марии Андреевны с Демидовым не состоялся. В этом было некое дежавю для самого Федора Никифоровича. Что такое быть незаконнорожденным, он сполна испытал на себе. Вся его личная трагедия состояла в том, что он всегда был отцом для своих детей. И в сложнейшей ситуации на помощь пришли его профессиональные связи и навыки. Свою дочь Варвару и сына Василия он оформил как подкидышей, а затем усыновил. А купцу Демидову все его переживания были нипочем, он даже отказался от денег за «вольную» бывшей жене.
Ситуацию разрешила сама природа — купец Демидов умер. Сам Плевако писал в письме другу: «Ну вот, мой самый долгий двадцатилетний и самый неудачный процесс закончился сам собой. Умер Василий Демидов. Жаль, конечно, неплохой был человек. Только упрямый очень, развода так и не дал. Умыл-таки Демидов Плевако, что и говорить. Не позволил мне выиграть дело. Но я зла на него не держу. Надо бы назначать венчание».
На церемонии венчания, по словам очевидцев, Мария Андреевна выглядела красивее и моложе своих юных дочерей...
Царский манифест 17 сентября 1905 года вдохновил Плевако. Он с энтузиазмом устремился в политику. Вступил в партию октябристов, от них был избран в третью Государственную думу.
«Там наверху роскошь царит и обжирается, равнодушно слушая рассказы о голодающем и униженном брате, трудом которого возрождается Россия. Заменим же песни о свободе песнями свободных рабочих, историей призванных воздвигнуть дворцы права и свободы в обновленной России!» — говорил он с трибуны Таврического дворца.
Эта речь 20 ноября 1907 года была первой и последней его думской речью. Его слова стали завещанием будущим политикам, которых он предостерегал от революционной хирургии и обращал внимание на старую истину: история повторяется, и не обязательно как фарс, а может, как еще большая трагедия.
Друзья считали ошибочным его решение уйти в политику.

Он умер 23 декабря 1908 года. Плевако было 67 лет. За три недели до смерти он распорядился: «Венков на могилу не класть, речи не произносить. Вскрыть меня, чтобы все знали, от чего я умер». Его волю исполнили. Вскрытие показало — разорвалось сердце.
Он многого достиг. И чинов, и званий. Он сделал себя сам, наперекор всему. Но не в этом главное. Судьба послала его России в тот переломный момент, когда отменялось крепостное право и когда появился суд присяжных. Всей своей деятельностью он доказал, что в России, как в любом западном государстве, можно говорить языком закона.