Страницы истории

№28 от 07 июля 2014 года

Статья

Комментарии (0)

Огинский

В советское время, с конца 60-х годов ХХ века, признаком хорошего тона семьи стало музыкальное образование детей. Это примерно то же самое, чем теперь стало обучение детей иностранным языкам. Музыкальные школы, как и их педагоги, имели  довольно высокий статус, а изготовление музыкальных инструментов — пианино, баянов, аккордеонов — было поставлено на промышленную основу. Высшим достижением для заботливых родителей было приобретение импортного инструмента, которые появились в нашей стране после войны. Иметь пианино известной европейской марки было престижно.  Те, для кого это было недостижимо, покупали инструменты попроще — пианино фабрики в Борисове, а баян или аккордеон — в Молодечно. Сегодня от этих фабрик остались одни воспоминания. Изменились вкусы, нет ажиотажного спроса на музыкальное образование. А те, кто все же желает учить детей музыке, могут купить инструменты европейских производителей.
На третьем–четвертом году обучения в музыкальной школе обязательным произведением для освоения был полонез Огинского. Его уникальность в том, что он, написанный для клавира,  легко перекладывается для различных инструментов. По сути этот полонез стал новым течением в музыке. Еще задолго до Мориса Равеля с его «Болеро» Михаил Огинский явился основоположником нового жанра в музыке — короткого музыкального произведения, с одной и той же мелодией на протяжении всего исполнения, но меняющимся темпом, усилением и снижением силы звука при исполнении.

А между тем личность самого Михаила Клеофаса Огинского не менее интересна, нежели его музыка.
По неподтвержденным данным род Огинских восходит к Рюрику Великому, основателю Киевской Руси — торгового государства, возникшего на несколько столетий раньше Московской Руси и почти стертого с лица земли монголо-татарскими завоевателями Батыя — внука Чингисхана — в ХIII веке. Примерно в 1500 году Александр Ягеллончик, великий князь литовский и впоследствии король польский, передал во владение боярину Дмитрию Ивановичу Глушонку имение Огинты. Польские и белорусские фамилии с окончанием «ски» распространились в ХV веке и происходили от названия собственности их носителя. Так владелец имения стал Огинским.
Семейство Огинских со временем приобрело вес в дворянском обществе, ведя полунезависимое существование где-то на Смоленщине, постоянно участвуя в междоусобных войнах и отражениях нападений монголо-татар. Знатный род стал одним из крупных землевладельцев на территории современной Беларуси. Из огромного числа поместий Огинских до настоящего времени ничего не сохранилось, за исключением имения в Залесье, которое находится в семи километрах от Сморгони. Старани-
ями руководства Сморгонского райисполкома ОАО «Строительный трест №41» ныне за-
канчивает реставрацию усадьбы Огинского.  В родовом имени Огинских в Залесье во время Первой мировой войны располагался военный госпиталь, начальником которого была Александра Толстая — дочь великого русского писателя Льва Николаевича Толстого.
Судьба Михаила Клеофаса Огинского типична для представителя знатного рода того времени. Для поляков, литовцев, русских и белорусов он остается национальным героем. В этом нет ничего особенного. Общность нашей истории служит этому естественным основанием, а этот факт ярче других свидетельствует об уникальности белорусской культуры — ее интегративности, сочетающей практически все элементы европейской культуры последних столетий.
Михаил Клеофас родился в Гузове — фамильном владении недалеко от Варшавы 25 сентября 1765 года. Его мать, прежде чем выйти замуж за Андрея Огинского, успела дважды овдоветь. Ее старший сын Феликс Лубенский был продолжателем рода в Великой Польше, после третьего раздела Польши, отошедшей к Пруссии, второй сын Прот Потоцкий родился в Галиции. Поэтому Полину Огинскую называли матерью трех провинций.
Когда Михаилу исполнилось семь лет, его отца направили послом в Вену. Время было смутным, и Андрею Огинскому дали сопровождение — отряд из двух тысяч поляков и татар под командованием Браницкого. Чуть позднее к ним присоединились пятьсот русских под командованием Александра Суворова, в то время имевшего звание полковника русской армии. Браницкий впоследствии станет гетманом Польши, а не Литвы, и войдет в историю как предатель за участие в руководстве Траговицкой конфедерацией в 1792 году. Суворов станет одним из самых почитаемых русских полководцев, но поляки не простят ему страшную резню гражданского населения варшавского предместья Прага в 1794 году. Эти события будут трактоваться польскими и российскими историками всегда по-разному, и до сих пор в этих трактовках нет ни малейшей надежды на сближение позиций — у каждого своя правда.
В политику Михаил Огинский пришел рано. Образование, воспитание и само происхождение определили его судьбу. В 21 год он был избран в сейм. Огинский являлся членом комитета по проверке дел в королевском казначействе Польши. Его доклады нравились как депутатам, так и королю. Его избрали членом комиссии по управлению казначейством Литвы на период до 1788 года. В это время русский посол принял решение отчеканить дополнительно большое количество литовских монет. Но Огинский заявил, что законом предусмотрено соотношение медных и серебряных монет, а затея посла это нарушает, что приводит к обесцениванию литовских денег. Посла не спасло его лобби в сейме, Огинский воспользовался своим правом вето. Давление короля на его отца Андрея также ничего не дало. Чем руководствовался молодой политик, наживая себе влиятельных врагов, ни тогда, ни сегодня сказать
не может никто.

…Но настоящая карьера Михаила Клеофаса началась в 1790 году после назначения его послом в Гаагу. Уния Польши и Литвы переживала романтический период надежды, хотя всего через пять лет Речь Посполитая перестанет существовать как государство. В этот критический период Михаил Огинский был в самой гуще событий. Гаага была в то время важнейшим городом Тройственного союза. Интриги, постоянные склоки, неясность позиции вынудили Михаила Клеофаса уехать из города. Многие посчитали отъезд обидой молодого человека, претендовавшего на должность посла в Лондоне. Но на самом деле все было гораздо проще. Летом 1791 года Михаил приехал на Белую Русь помочь своему брату Францишку Ксаверию разобраться с имениями, которые он впоследствии унаследует. Но в Беларуси Огинский узнает о том, что князь Потемкин направляется в Могилев для организации переговоров российской императрицы с королем Пруссии. Не встретиться с влиятельнейшим российским политиком Огинский просто не мог. Однако встреча не состоялась...
Впервые в Петербурге Огинский окажется в 1792 году, будет представлен Екатерине, которая встретит его уважительно и приветливо. Но приветливость императрицы была связана с его музыкой — полонез фа мажор, сочиненный им в Варшаве в начале этого же года, пользовался огромным успехом.
В Петербург Михаил Огинский приехал не как политик или композитор, а прежде всего как собственник. При поддержке екатерининского фаворита Зубова, разумеется, не за спасибо, собственность Огинскому была возвращена. Но в 1792 году финансовый кризис привел к тому, что цена на землю упала вдвое, банки закрывались, и Михаил Огинский потерял огромные деньги. Служба в правительстве обязывала его принять участие в Гродненском сейме 1793 года. Окруженный русскими солдатами, подвергшийся угрозам со стороны русского посла Сиверса, сейм вынужден был одобрить раздел страны, утвердив договор между Россией и Пруссией. Многие руководители Великого сейма — Игнатий Потоцкий, Малаховский, Коллонтай — уехали из страны, покинул ее и племянник Станислава Августа Юзеф Понятовский. В беседе с Огинским король высказал опасения, что те, кто находится за рубежом, инспирируют новое восстание поляков, которое приведет к окончательному разделу страны. Примечательно, что перечисляя все возможные кандидатуры руководителей восстания, король не упомянул Костюшко.
Участие Огинского в восстании было естественным и неизбежным, как был ясен  и его исход.
После поражения войск Костюшко Михаил Огинский был вынужден жить в эмиграции. Попытка получить разрешение у Павла I вернуться в Литву оказалась тщетной. Только после убийства Павла Адам Чарторыйский выхлопотал у Александра I прощение для Михаила Огинского и некоторых других участников восстания.
Его возвращение в Российскую империю — ненаписанный детектив. Свой паспорт он получил у Беннигсена, который командовал армейским корпусом во время его продвижения на Минск для подавления восстания. Огинский встретился и с Кочубеем, когда тот сопровождал Александра во время его поездки в Беларусь. Все его бывшие противники стали играть в его жизни важную роль.

Ничего не поделаешь — той Польши, которой он верой и правдой служил, уже не было, но жизнь продолжалась. Нужно было на что-то и где-то жить, хотя бы вернуть часть собственности, которая ему принадлежала. Ведь многие из бывших владений Огинских были проданы и возвращению не подлежали. Осталось лишь то, что переходило ему по наследству от брата отца — Францишка Ксаверия. Среди длинного списка имений, принадлежащих дяде и включенных в договор 
1791 года между Михаилом Клеофасом и дядей, упоминаются Ретов, Залесье и Молодечно. Но все эти имения принадлежали Огинским по «ретовской» линии. Еще при жизни Францишек Ксаверий оставил Михаилу Клеофасу Залесье, а после своей смерти — Молодечно и Ретов.
А тем временем Огинский женился во второй раз. Его новой женой стала итальянка Мария де Нери. Один из участников восстания Костюшко Каетан Нагурский встретил девушку в Венеции, когда находился уже в эмиграции, и женился на ней. После его смерти у Марии начался бурный роман с губернатором Литвы Беннигсеном, но свой выбор она остановила все же на Михаиле Клеофасе. С приданым у Марии все было в порядке — она принесла в семью триста тысяч дукатов.
В Залесье Огинские жили счастливо. В 1804 году Мария пишет в Италию своей сестре, графине Скотти: «Залесье – восхитительный уголок. Нас окружают снега и морозы, но мы едва замечаем их – значит, правда, что счастье можно найти везде, если в сердце нет угрызений и просто привязанностей». Но счастье, по всей видимости, омрачила смерть дочери Софии. Сразу после Тильзитского мира Огинский пишет письмо императору Александру с просьбой разрешить выезд за границу, так как суровый климат сказывается на здоровье его жены. 
Поездки Огинских в Венецию, Флоренцию и Париж в 1807–1810 годах вспоминаются историками прежде всего из-за его встреч с Наполеоном. Однако, в отличие от многих поляков, Михаил Клеофас не поверил в то, что будущий император Франции сможет сделать Польшу снова независимой страной. Это чувство усилило и то обстоятельство, что несколькими годами ранее, вернувшись в Литву в 1802 году, Огинский обнаружил, что новый император России хорошо относится к дворянству присоединенных земель и к нему лично. Александр не просто простил Огинского за его участие в вооруженной борьбе против России, но и признал правомерность всех его поступков как патриота.
Позднее Огинский вспоминал, что когда он прибыл в Венецию в 1807 году и встретился с Наполеоном, император Франции был поражен тем, что увидел на груди Михаила Клеофаса орден Белого Орла. Наполеона повергло в шок то обстоятельство, что российский император разрешил носить награды Речи Посполитой.
Вторая встреча с Наполеоном произошла в Париже в 1810 году. К этому времени Александр I назначил Огинского сенатором Российской империи. А чуть позже Огинский встретился с маршалом Дюроком в доме Марии Валевской — любовницы Наполеона. Дюрок критически отнесся к решению Огинского, он считал, что тот должен был, как и другие поляки Варшавского герцогства, поддержать не Александра, а Наполеона. Но Михаил Клеофас был прежде всего политиком, он считал, что Варшавское герцогство не равнозначно той независимой Польше, которой он служил. А вот назначение на пост сенатора Российской империи давало ему возможность помогать своим соотечественникам в Литве.
…После смерти дочери Софии у Огинских родилось еще трое детей. Семья много путешествовала, но постоянным их домом оставалось Залесье. Поместье в Залесье включало в себя большой деревянный дом и великолепный парк во французском стиле — он был длинной прямоугольной формы с геометрически высаженными цветочными клумбами, деревьями и кустами.  Поместье распологалось ровно на полпути между Вильно и Минском рядом  со Сморгонью. В Залесье Огинские поселились еще при жизни дяди-холостяка, а тот обосновался в Молодечно.
Михаил Клеофас принялся за строительство собственной усадьбы: просторный одноэтажный дом-бунгало в форме буквы L и множество отдельно стоящих строений — часовня, жилые помещения для слуг, водяная мельница, конюшни. Длина самого короткого флигеля была 50 метров, а длина самого большого — не менее 160-ти.
Поездки по Италии и Франции, предместьям Петербурга сделали свое дело — Залесье славилось в обществе своими парками. К большому французскому парку добавился романтический парк в английском стиле, который простирался до реки Вилии. Примерно к 1820 году, незадолго до отъезда Михаила Клеофаса на постоянное место жительство в Залесье, появилось описание этого местечка, автором которого стал поэт Александр Ходзько.
Залесье после 1815 года приобрело известность как «Северные Афины». Оно располагалось по пути из Петербурга в Польшу и на пути из Вильно в Минск. Многие именитые гости останавливались в нем на несколько недель. А среди слуг и постоянных жителей Залесья был один старый солдат, который в 1794 году спас Михаилу Клеофасу жизнь.
В 1821 году в Залесье приехал Иосиф Козловский — первый учитель музыки Огинского. Это в истории забытая личность, а ведь именно он  написал русский национальный гимн, который исполнялся до 1833 года. Козловский приехал поправить здоровье. И с его приездом Огинский вновь начал активно заниматься музыкой. Он создал струнный квартет, где первую скрипку исполнял сам, испанец Эскудеро был второй скрипкой, Козловский играл на виолончели, а на альте — его дочь.
В 1822 году Михаил Клеофас покинул Залесье и обосновался во Флоренции, а через год посетил Париж и Дрезден. Многие не понимают до сих пор, почему он уехал из Залесья.  Главной причиной, скорее всего, стал наш прохладный климат. А может быть, Александр I перестал поддерживать Огинского и не мог защитить его от кредиторов. 
Новый император Николай I интереса к Огинскому не проявлял, хотя просьба последнего об устройстве его сына Иренеуша в дипломатическую миссию при тосканском дворе была удовлетворена.
Мемуары Огинского окончательно испортили его отношения с русским двором. Николай I
был крайне разочарован и раздосадован.  В своем письме к русскому императору Михаил Клеофас попытался объясниться, но ответа не получил. Путь на родину был отрезан. Попытка временно укрыться за границей оказалась для него судьбоносной. Последние свои дни он проведет в Италии. А покой найдет на монастырском кладбище Санта Мария Новелла. Со временем его останки перенесут в костел Санта-Кроче, где он упокоится рядом с Микеланджело, Макиавелли, Галилеем.
Человек, ставший еще при жизни легендой, остается в памяти потомков прежде всего как композитор, автор знаменитого полонеза «Прощание с Родиной»…