После отставки Никиты Хрущева Юрий Андропов оказался в политическом вакууме. Это было классическое публичное одиночество. Он не знал, будет ли востребован новым руководством. Расклад сил в Президиуме ЦК в то время для всех был загадкой, в том числе и для него самого – 50-летнего секретаря ЦК КПСС.
Для группировки «молодых комсомольцев» во главе с Александром Шелепиным он был чужим. Новый Председатель Правительства Алексей Косыгин вообще его на дух не переносил, у главного идеолога Михаила Суслова к Юрию Андропову также были вопросы. А вершиной полной аппаратной неясности стала борьба за место второго человека в ЦК и в стране — в отчаянной схватке между Михаилом Сусловым и Андреем Кириленко. Леонид Ильич Брежнев не принял ни сторону первого, ни второго. Уж он-то хорошо знал, что в нашей политической системе первым может быть только один, а вторых – сколь угодно много. Такова византийская традиция. В российской и советской политической истории правило «у нас дистанция между первым и вторым, что в Англии — между первым и сороковым» срабатывало четко и без сбоев. А то обстоятельство, что порой аппаратчики не знали, куда бежать — то ли к Суслову, то ли к Черненко, — так это их трудности. Для Леонида Ильича это было благом: он всегда оставался над схваткой.
Юрий Владимирович после прихода Леонида Ильича Брежнева к власти в аппарате ЦК КПСС курировал вопросы внешней политики с социалистическими странами. В 1965 году его заслушивали на Президиуме ЦК как раз по этой проблематике. От Шелепина и Косыгина, придерживавшихся крайне ортодоксальных позиций, ему досталось больше всех. Он попал в опалу. Эти переживания стоили ему дорого. Летом 1966 года он оказался в больнице с диагнозом «инфаркт миокарда». Отлежавшись, он почувствовал себя хорошо, но изменения в кардиограмме были таковы, что врачи были вынуждены рекомендовать отправить его на пенсию и дать группу инвалидности. Но судьба улыбнулась Юрию Владимировичу — к нему привели молодого врача Евгения Чазова, который со временем возглавит кремлевскую медицину и станет академиком. Евгений Иванович разобрался с причиной высокого давления, а оно у Юрия Владимировича было результатом тяжелой болезни почек и надпочечников, назначил лечение, и через несколько месяцев Андропов вышел из больницы вполне здоровым человеком.
Его назначение на пост председателя комитета госбезопасности в 1967 году многие восприняли как понижение. Дескать, Брежнев хотел сделать приятное Косыгину, отношения с которым у Андропова не сложились с первого дня их знакомства. Значимость КГБ Никита Хрущев понизил до уровня рядового ведомства. Предшественник Андропова на посту председателя КГБ Владимир Семичастный был всего лишь кандидатом в члены ЦК КПСС. Но у Леонида Ильича с политической интуицией все было в порядке — он прекрасно чувствовал, кто ему предан, а кто нет. Андропов был одиночкой в партийном аппарате, никогда не руководил крупной партийной организацией, не имел поддержки в стране и своего землячества.
Брежнев прекрасно помнил, кто помог ему прийти к власти. И уже через месяц после назначения 20 июня 1967 года Юрий Андропов становится кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. В сложном и запутанном хозяйстве КГБ Юрий Владимирович разобрался довольно быстро. И не просто разобрался, а выделил основные службы, которые тут же переподчинил себе. Из оперативно-технического управления вывел 2-й отдел, занимавшийся прослушиванием телефонов и помещений, и преобразовал его в самостоятельный 12-й отдел КГБ. Он уравнял это подразделение со службами разведки, охраны высших должностных лиц, инспекции и секретариата.
Запрет Хрущева прослушивать телефоны и записывать разговоры партийного аппарата, равно как и следить за ним, чекисты решили легко — можно ведь прослушивать и следить не за партработниками, а за теми, с кем они общаются. Андропов хотел знать все и про всех. И со временем этого добился, хотя и с некоторыми оговорками. Георгий Корниенко, долгое время работавший первым заместителем министра иностранных дел Андрея Громыко, как-то заметил Андропову, что в данных ЦРУ нет сведений о том, что в молодости он служил в органах госбезопасности и имел звание капитана. Георгий Маркович заметил, что сказанное несколько озадачило и самого Андропова — он тоже этого не знал.
Юрий Андропов сделал главное, что обеспечило ему абсолютное влияние во власти и политическую долговечность — он вернул службе госбезопасности всеобъемлющий характер, компенсировал сокращения, проведенные при Хрущеве, а затем и резко увеличил численность аппарата. Он возвратил чекистам самоуважение и трепет всего общества перед этим ведомством. Андропов на самом деле из комитета госбезопасности сделал «комитет глубокого бурения», как говорили в то время в народе. А почва в обществе для слухов о КГБ была. Еще Астольф де Кюстин в ХIХ веке писал, что в России ничего не секрет, но все тайна.
Аппарат госбезопасности при Андропове разросся до немыслимых размеров — даже на районных уровнях и там, где в этом не было никакой необходимости. Например, в закрытых городах, где никогда не было и не могло быть иностранцев. Чем занимались сотрудники? Да тем, кто что знал и умел — своевременной уборкой куриного помета с птицефабрик, севом и уборкой зерновых, анализом разговоров населения. А кто-то и вовсе «нажимал на перо», бурно имитируя полезную деятельность. Но это никого не волновало — высокий статус, оклад и все привилегии с приставкой «спец» нужно было как-то оправдывать.
Для всех, в том числе и для сотрудников КГБ, Юрий Андропов был абсолютной тайной. Выступал мало, говорил спокойно, негромко и медленно. Для большинства подчиненных его существование было ограничено наличием его портрета в кабинетах чекистов. Они представляли его как великого человека, сидящего в поднебесье. А чувство собственной исключительности, причастности к чему-то, недоступному для простого смертного, только усиливало это. Чекисты были благодарны ему и за то, что при нем все разговоры о беззакониях госбезопасности в годы Сталина отошли в прошлое. Об этом просто забыли.
Юрий Владимирович принадлежал к той категории советских руководителей, и по сути являлся образцом карьерного роста в этой когорте, которые никогда не занимались чем-то практическим. Никогда не работали на производстве, ничего не создавали своими руками и не знали реальной жизни в стране. Они занимались вопросами идеологии и искренне полагали, что важно не то что сделано, а как мы расцениваем и что скажем. Ему казалось, что стоит провести совещание, сказать правильные слова и написать грамотное решение, как тут же все изменится. А в подкрепление телевидение, радио и газеты должны дружно поддержать почин.
Нынешней молодежи трудно объяснить, почему за выраженное сомнение в верности «генеральной линии» партии наказание было суровее и строже, чем за реальное разгильдяйство, халатность, а порой и преступление на производстве. Именно этим и объясняется то обстоятельство, что основным подразделением КГБ во время руководства Юрия Андропова было 5-е управление. Через два месяца после назначения нового руководителя Комитета, 17 июля 1967 года, политбюро ЦК КПСС поддержало инициативу Юрия Андропова о создании самостоятельного управления по борьбе с идеологическими диверсиями. С мая 1969 года это управление возглавит Филипп Денисович Бобков. Он проработает в нем много лет, станет первым заместителем председателя КГБ и генералом армии. И друзья, и откровенные недруги как Андропова, так и Бобкова со временем признают энциклопедичность и рафинированность знаний этих двоих практически по всем вопросам литературы и искусства. А Филипп Бобков уже в наше время будет работать на одной из ключевых должностей в медиаимперии олигарха Владимира Гусинского, по второму образованию — театрального режиссера.
Человек без прошлого при жизни, Юрий Андропов так и ушел застегнутым на все пуговицы, оставив после себя столько вопросов, что и сегодня по поводу его личности, реальных замыслов по изменению жизни в стране нет единого мнения. У него были свои скелеты в шкафу, было что скрывать и о чем беспокоиться. У Юрия Владимировича крайне тяжело складывались отношения с «русской партией» — группой русской творческой интеллигенции, обеспокоенной положением внутри самой России. По правде говоря, судьба России волновала их только на словах. Говорили о гибели России, а вымирании деревни откровенно, горько, по-русски. А тоску-печаль запивали «Мартелем». Главный редактор «Молодой гвардии», автор «Вечного зова» Анатолий Иванов в то время возмущался присуждением Государственной премии Валентину Распутину за повесть «Живи и помни». Дескать, госпремия за повесть о дезертире, хотя Распутин также принадлежит к русским писателям-«почвенникам». Что делать? — для них было не главным вопросом. Главным был вопрос — кто виноват? А в поиске ответа затруднений быть не могло — масоны и евреи. Просто, ясно и всем понятно.
Еврейское происхождение, трагедия сына от первого брака Владимира (два раза осужденного за кражи и умершего совсем молодым), болезнь супруги Татьяны Филипповны, не оправившейся от шока, полученного в Венгрии в 1956 году, когда Юрий Андропов был послом в этой стране, — были тайнами за семью печатями. И то, что его дочь Ирина была замужем за известным актером театра имени Маяковского Михаилом Филипповым, вся страна узнала только во время похорон Юрия Андропова.
Информацию об этой стороне жизни Андропова можно было получить только в ведомстве, которым он руководил. Но это было невозможно, чекисты боготворили своего шефа. Среди сотрудников аппарата госбезопасности у Юрия Андропова была кличка «ювелир» — это был намек на его деда, владельца ювелирного магазина в Москве.
Но принципиально ли то, был ли Андропов этническим евреем или нет? Сегодня все эти рассуждения выглядят откровенной глупостью. Ведь и первый глава правительства Советской России Яков Свердлов, и первый постсоветский премьер Егор Гайдар были евреями. Но тогда этот вопрос для многих был принципиальным. Инерция, заданная антисемитской компанией Сталина, сохранялась вплоть до прихода к власти Михаила Горбачева, с той лишь разницей, что после смерти Сталина она не носила публичного характера...
Феномен Юрия Андропова как политика заключается в том, что уже в зрелом возрасте, не благодаря, а вопреки, обставленный со всех сторон свояками, друзьями и родственниками первого лица, он смог и сумел заставить их работать в собственной системе координат. Его приход к власти был желанным для всего общества и вполне закономерным. Придя к власти, он сделал именно то, что было в его силах и возможностях не только личных, но и всего общества — он встряхнул страну. Застой — несколько вульгарное и оскорбительное определение двадцатилетней истории СССР. Страна не стояла, она работала. Застой был в управленческой элите, сложившейся за время правления Леонида Брежнева. Партийно-хозяйственная номенклатура того времени стала кастой и тормозом в развитии страны. Она жила по своим неписаным законам, со своей моралью, а чаще всего и без таковой. Строила свой «семейный коммунизм», полностью закрыла социальный лифт для нового поколения. Кем стали дети высшей партийной номенклатуры? Сплошь дипломаты. А сыновья и дети высшего генералитета? Тоже «облампасились», с той лишь разницей, что в отличите от родителей имели на одну-две звезды меньше. Все мыслимые и немыслимые блага были переведены в категорию «спец». Даже билеты в облюбованный элитными детками театр на Таганке вошли в кремлевский паек наравне с финским сервелатом и импортными дубленками.
Юрий Андропов радикально и решительно, а порой и предельно жестко встряхнул эту касту. Узбекское и рыбное дело, дело московской торговли заставили поверить, что к руководству страной пришел человек с чистой совестью и руками.
Юрию Андропову вменяют в вину жесткость или даже жестокость по делу директора Елисеевского гастронома Юрия Соколова. Расстрел — слишком строгое наказание за то, что сделал Соколов. Но к расстрелу его подвел не Андропов. Когда Соколов заговорили те, кому он носил и возил, с перепугу стали давить на следствие, чтобы избавиться от него — статья Уголовного кодекса это позволяла. Фронтовик, прошедший всю войну, Соколов принял правила игры, которые позволяли заниматься ему тем, чем он занимался. Он не понял главного — он все равно не мог стать элитой в той системе координат. Он мог быть только денщиком или халдеем. И принося очередную мзду своим «покровителям», еще должен был сказать спасибо за то, что они взяли у него очередной пакет или конверт. От него избавились, как избавляются от пары изношенных башмаков, выбрасывая их на свалку.
Историческая заслуга Юрия Андропова состоит не в его жесткости, а в том, что он вернул людям надежду в справедливость. И указал всем и каждому, что воруют всегда вместе, а сидят поодиночке. Андропов поставил вопросы перед обществом и пытался сам найти на них ответы: кто мы и куда идем. Но не успел, не хватило времени. Время и сама жизнь взяли свое. Интеграл советского образа жизни оказался не берущимся…