Страницы истории

№7 от 13 февраля 2014 года

Статья

Комментарии (0)

Стравинский

Екатерина Фурцева покорила много политических вершин. Ее называли вторым министром иностранных дел СССР, ведь ей удавалось на уровне министра культуры добиваться того, чего не мог и не смог бы достичь даже глава внешнеполитического ведомства. Но из всего сделанного этой женщиной есть три события, которые стоят особняком. Они из категории невозможного — это экспонирование в Москве «Джоконды» Леонардо да Винчи, приезд в СССР Марка Шагала и празднование Игорем Стравинским 80-летнего юбилея на родине.
В шестидесятые годы прошлого века Игоря Стравинского знал и почитал весь мир. Но на родине, в СССР, его имя долгое время было под запретом. За изучение его произведений даже на уровне простого интереса исключали из консерватории. Его музыка казалась немелодичной и непонятной. Даже многие из его коллег на родине считали, что он изменил себе, своему таланту и традициям русской музыки. Его называли перерожденцем и очень жалели, потому что, живя в Швейцарии, Франции и США, он проникся западной культурной традицией и целиком подчинился ей. А на Западе его воспринимали как русского композитора. И даже когда он менял манеру написания музыки, для западного слушателя он оставался последним из могикан русской классики.
Предложение отпраздновать свой 80-летний юбилей  на родине Стравинский получил в 1961 году на музыкальном фестивале в Лос-Анджелесе. И, не задумываясь, ответил: «Согласен!». На следующий день практически все газеты вышли с заголовками: «Стравинский сошел с ума». И в этом была своя логика, ведь на родине его иначе как лакеем и прислужником американского капитализма и католической церкви не называли, в СССР все его произведения были под запретом, а он нашел в себе силы принять приглашение. На самом деле все было гораздо проще: великий композитор был еще и живым человеком, он не был на родине почти пятьдесят лет. А весь парадокс его творческой и личной жизни как раз и состоял в том, что он никогда не эмигрировал из России...

Стравинский родился под Санкт-Петербургом, в Ораниенбауме, и с самого раннего детства чувствовал себя отверженным. Его отец Федор Игнатьевич был солистом Мариинского театра и всей северной столицы. Но отца волновала только собственная карьера, мать будущего композитора была аккомпаниатором и практически все время посвящала супругу. Старшие братья Игоря жили своей жизнью, далекие от музыки. А сам будущий композитор прекрасно играл на рояле и даже пытался сочинять музыку. Но он очень боялся признаться в этом родным и близким. Комплекс вечно второго никогда не отпускал его. Стравинский понимал, что в семье не может быть двух гениев. По этой причине вопрос о поступлении Игоря Федоровича в консерваторию даже не рассматривался.  «Пятый пункт» для отца Стравинского  стал проклятием — он был поляком, и с этим комплексом прожил всю жизнь. В то время в России быть поляком означало то же самое, что в СССР быть евреем. Стравинский поступил на юридический факультет петербургского университета, и его родные были уверены, что увлечение музыкой со временем пройдет. Но Игорь проявил твердость, и отец сдался — он нанял ему репетитора по гармонии.
Впоследствии он писал: «Я приступил к этим занятиям, но, вопреки моим ожиданиям, они не принесли мне никакого удовлетворения. Может быть, причиной этого была бесталанность учителя, может быть, порочен был сам метод преподавания. Но, скорее всего, пожалуй, дело было в моей натуре, не хотевшей мириться ни с какой сухой наукой». С учителем Стравинский расстался, а законы  гармонии стал изучать самостоятельно по учебникам. В 1902 году от рака умирает его отец. Несмотря на все сложности в их взаимоотношениях, для Игоря это стало настоящей трагедией. Как раз в это самое время он близко сошелся с Владимиром Римским-Корсаковым — сыном известного композитора. Стравинский часто бывал в гостях в этом доме. Однажды, набравшись мужества, решился показать свои музыкальные опусы известному композитору. Он был готов к любой критике, даже самой жестокой и неприятной. Но Николай Андреевич Римский-Корсаков все же согласился давать ему уроки композиции. Именно Римский-Корсаков и стал для Стравинского консерваторией — он дал ему высшее музыкальное образование в частном порядке. За несколько лет занятий Римский-Корсаков научил Игоря искусству оркестровки, умению анализировать классические произведения и самое главное — оставаться самим собой.
Под руководством Николая Андреевича Стравинский написал несколько серьезных произведений. Но расхождения в подходе и оценке музыки у учителя и ученика оставались неизменными. Римский-Корсаков всегда был приверженцем классического подхода к музыке, а Стравинского все время тянуло к новым направлениям. И именно Стравинский, в конце концов, станет родоначальником нового течения в музыкальном искусстве, которое впоследствии назовут импрессионизмом и непонятно почему отнесут к западному поветрию, забыв о русских корнях нового направления.
Увлечения юного Стравинского разделяла только его кузина Катя Носенко. К тому времени она только что вернулась из Парижа, где училась пению. Они вместе в четыре руки разучивали этюды Клода Дебюсси. А за роялем пришла и любовь. Закончив университет, Стравинский сделал Екатерине предложение, она ответила согласием. Но тогда браки между столь близкими родственниками были запрещены. Поэтому венчание было тайным, в сельской церкви, без родных. А после венчания молодые отправились в Финляндию, в то время окраину Российской империи, и были счастливы.
Первый успех к Стравинскому пришел, можно сказать, случайно. Как говорят, случай — псевдоним Бога. Судьбы автора «Русских сезонов» в Париже Сергея Дягилева и Игоря Стравинского не могли не пересечься. Несостоявшийся композитор Дягилев, также пробовавший заниматься у Римского-Корсакова, а позже не пожелавший тратить свою энергию на написание музыки и решивший стать импресарио, заказал балет «Жар-птица» известному композитору Анатолию Лядову. Но Лядов не успел сдать партитуру в срок, и Дягилев решил найти автора в консерватории. Услышав там новую симфонию «Фейерверк», Дягилев спросил, кто ее автор. Ему ответили: «Молодой польский композитор». «Как фамилия?» — уточнил Дягилев. «Стравинский», — ответили ему. «Назначаю гением», — был ответ импресарио. После таких слов Стравинскому ничего и не оставалось, как стать гением.

Он позднее вспоминал об этом: «Несмотря на то, что меня пугал сам факт заказа к определенному сроку — я еще не знал своих сил и боялся запоздать, я все же дал согласие. Предложение это было для меня лестным. Меня приглашали сотрудничать в крупном художественном предприятии бок о бок с людьми, которых мы привыкли считать мастерами своего дела».
Дягилев рискнул и выиграл. Он всегда и во всем умел рисковать и экспериментировать. У Дягилева был особый дар — его тянуло не просто к талантам, а к людям с гениальными способностями. Балет «Жар-птица» произвел в Париже сенсацию. Стравинский был в шоке — его, мало кому известного двадцатилетнего композитора, поздравил сам Клод Дебюсси! Это было начало его подъема. Через год Стравинский пишет «Петрушку». Дерзкая инструментовка, полное сочетание, казалось бы, несоединимых ладов, ритм, наэлектризованный до предела. И странная любовь из жизни кукол, поставленная гениальным балетмейстером Михаилом Фокиным.
Такого Париж еще не видел и не слышал. Привыкшая к классическому балету парижская публика была просто шокирована. Но Дягилев, при всей своей гениальности, всегда был совершенно откровенен, причем во всем. Иногда казалось, что его откровенность просто цинична. Но ведь все проверяется временем, и только время дает всему свое определение. Дягилев рассматривал классический балет, который всегда любил, набором неких манер. Родоначальником классического балета он считал менуэт: пышные и модные прически, блеск бриллиантов, медленное движение, когда можно и себя показать, и других не только рассмотреть, но и обсудить. Импрессионизм балетов Стравинского — из русской пляски, где некогда рассматривать друг друга и сплетничать, где всем руководит страсть. У Стравинского каждая нота подтверждает то, что происходит на сцене. Появляется медведь — и он идет по-настоящему, в каждой ноте слышен его шаг. Когда Петрушка стучит своей головой из папье-маше по деревянной двери, мы слышим этот стук. Звуки Стравинского  живут в трехмерном пространстве, они абсолютно зримы.
Премьера «Петрушки» не обещала изначально ничего хорошего. В мае 1911 года Дягилев стоял за кулисами в полном оцепенении и смотрел в зал, сверкающий бриллиантами. Назревал скандал, спектакль задерживался на двадцать минут. Только он один знал, почему «Петрушка» не может начаться — у него просто кончились деньги, и он не мог оплатить костюмы танцоров. Но решение пришло быстро, уже через несколько минут он стоял в ложе у мадам Мисиа Серт. Четыре тысячи франков спасли положение, занавес открылся. Дягилев, по сути, создал мужской танец. Это единственный случай в мировой музыкальной культуре, когда менеджер открыл новое направление в искусстве. До Дягилева мужчина в балете был всего-навсего подставкой для балерины. Вацлав Нижинский, Серж Лифарь, Джордж Баланчин — весь цвет мирового балета ХХ века вышел от Дягилева. Но у этого русского феномена был и другой автор — композитор Игорь Стравинский.
Итогом премьеры лично для Стравинского стало то, что французская молодежь тут же объявила его иконой авангарда, а Дягилев поднял ему гонорар.
Катя часто болела. Врачи рекомендовали Стравинскому сменить для жены сырой петербургский климат на более подходящий для нее. Он перевез жену с детьми в Швейцарию, а сам сел за написание балета «Весна священная». В основу замысла был положен сон Стравинского — древний языческий обряд пробуждения весны, во время которого молодая девушка танцует до изнеможения и погибает. Уже первые ритмы, которые он стал воспроизводить на рояле, Дягилеву не понравились. Он терпел все это безобразие минут пять. А потом встал и сказал: «Скажите, пожалуйста, до каких пор будет это тум-бум-бум?». На что молодой и амбициозный композитор по-английски ответил: «До конца». И продолжал играть.

Действительно, до конца всего спектакля звучал один и тот же ритм. На премьере в театре на Елисейских полях публика просто бесновалась, требовала вернуть деньги за купленные билеты. Стравинский написал: «Музыка казалась мне такой привычной и близкой, я любил ее и не мог понять, почему люди, еще не слышавшие ее, наперед протестуют. Разъяренный, я появился за кулисами, где увидел Дягилева, то тушившего, то зажигавшего свет в зале — последнее средство утихомирить публику».
Это был полный провал. Новое всегда непривычно. Уже много лет спустя, взяв принцип Стравинского, Морис Равель в том же ключе написал свое знаменитое «Болеро», когда одна и та же музыка звучала от начала до конца, менялись только темп и степень звука. И все сразу сказали, что это гениально!
Но Дягилев, как талантливый импресарио, всегда считал, что самый простой путь достичь успеха — устроить скандал, лучшей рекламы быть не может. Однако сам Стравинский болезненно переживал эту неудачу. Он даже заболел тифом — это была реакция истощенного организма на все происходящее. Дягилев, как всегда, оказался прав, через год «Весну священную» назвали самым гениальным произведением. После первого же исполнения Стравинскому устроили овацию и даже вынесли на руках из зала. А у него была только одна мечта — поставить «Весну священную» на русской сцене. В тот момент он и представить себе не мог, что вернется в Россию только спустя сорок восемь лет. Шел 1914 год…
Тогда, в 1914 году, он и  не думал об эмиграции и был уверен, что рано или поздно вернется на родину. Но началась Первая мировая война. Семья решила переждать войну в Швейцарии, тем более, что на родине музыка Стравинского вызывала мало интереса. Российские музыкальные критики называли ее издевательством над нервами и слуховым аппаратом слушателей, воспринимавших все это как хаос диких звуков. Зато Европа была в восторге от русского композитора. Он продолжал сотрудничать с Дягилевым, писал на заказ и много экспериментировал. Именно в то время в его музыке появились джазовые оттенки. Американец Гершвин подхватил их, и вскоре эта музыка стала эталонной для нескольких поколений ХХ века.
А на родине — революция, голод и хаос. Имение Стравинских на Волыни конфисковали, квартиру в Петербурге уплотнили новыми жильцами. Возвращаться не было смысла. Стравинский с семьей перебирается во Францию.
Его вполне устраивает его роскошный дом в Ницце, любящая семья, работа и море поклонниц. С Верой Судейкиной, урожденной де Лосе, Стравинский познакомился в 1921 году в Париже. Их познакомил Дягилев. Молодая художница делала эскизы к его постановкам и была замужем за Сергеем Судейкиным, выходцем из России. Оба были не свободны, но это вовсе не мешало развитию их бурного и страстного романа. Он обожал ее, это была такая красавица из круга Ахматовой! А для него это было как удар молнией, причем в самое сердце. Их отношения зашли настолько далеко, что Вере пришлось оставить мужа. Но Стравинский подобного позволить себе не мог — у него на руках было четверо детей, старая мать и больная жена Екатерина. Но и расстаться с Верой не было сил. Он настоятельно просил Веру вернуться к мужу, но чуда не произошло — она осталась с ним. Вскоре об их романе узнала Катя. Стравинский не стал отпираться и даже познакомил жену с возлюбленной. Оказалось, что у двух этих женщин много общего и прежде всего то, что они очень любили музыку Стравинского. Но в Ниццу Вера не переехала, а осталась жить в Париже. Стравинскому пришлось метаться между двумя домами и двумя городами.
В начале 20-х годов прошлого века в творчестве Стравинского наступил новый этап. Позже критики назовут его неоклассическим. В то время, когда вся Европа была помешана на фольклоре, а Америка — на джазе, Стравинский стал писать почти классические произведения: «Царь Эдип», «Персефона», «Симфония псалмов». Многие откровенно не поняли столь явную перемену в его творчестве. Ведь Стравинский отошел не просто от модерна, но и от всего русского. Его музыка была создана по образцам Баха, Генделя и Моцарта. Для хаоса начала 20-х годов прошлого века, послевоенной разрухи это стало признаком непреложности духовных ценностей. Он писал: «Первая часть «Услышь мою молитву, о Господи!» была сочинена в состоянии религиозного и музыкального восторга. При сочинении музыки я не думал о фригийских ладах, григорианских хоралах. В конце концов, Византия была источником русской культуры, а согласно современным указателям, я классифицируюсь как русский».
Неоклассический период у Стравинского продолжался более тридцати лет, хотя в 30-е и 40-е годы он писал на удивление мало — всего по одному произведению в год. Этому есть свое объяснение. В 1939 году с разницей в несколько месяцев он похоронил трех своих очень близких людей — старшую дочь Людмилу, жену Катю и мать Анну Кирилловну. Вера, спасая Стравинского от депрессии, посоветовала ему сменить обстановку. В этот период он получил приглашение из США прочитать курс лекций в Гарвардском университете и согласился. В сентябре 1939 года на пароходе, переполненном беженцами из Европы, он отплыл в Новый Свет.
Америка встретила Стравинского вполне доброжелательно, здесь его знали и любили. Через год к нему приехала Вера, они обвенчались в православной церкви и поселились в Голливуде на новой вилле. Заказов и доходов вполне хватало на приличную жизнь. Стравинский побеждал стрессы  работой до изнеможения. Всех удивляло то, как он работает. У него было небольшое сильно расстроенное пианино. Всех музыкантов, бывавших в его доме, это очень раздражало. Но ему все это было нипочем: руками на инструменте он делал простые сочетания, изучая возможность это сыграть, а музыка звучала в его голове.
В начале 50-х годов прошлого века композитор снова меняет стиль. Он начинает писать атональную музыку. Это единственный пример в мировой музыкальной культуре, когда композитор в своем творчестве абсолютно реагирует на окружающую среду. Его новая музыка произвела в середине прошлого века революцию, она завораживала и вызывала восхищение во всем мире. Но на родине, в СССР, имя Стравинского было под запретом.
…Спустя сорок восемь лет, в 1962 году, Стравинский ступил на родную землю. Он сошел с трапа самолета и не поверил своим глазам — его встречали как первое лицо другого государства. Этот приезд стал кульминационной точкой хрущевской оттепели. Еще до его приезда в Москве и Ленинграде разрешили исполнять его произведения. Это стало поводом для того, чтобы первый секретарь союза композиторов СССР Тихон Хренников пригласил Игоря Федоровича в СССР. Но Хрущев не хотел довольствоваться малым. Он усложнил задачу до предела — советский лидер хотел уговорить Стравинского остаться на родине навсегда. Его поселили в лучшей гостинице, устраивали встречи с восторженными поклонниками, провели несколько экскурсий по столице. А затем пригласили  в Кремлевский Дворец съездов на постановку его балетов «Орфей», «Петрушка» и «Жар-птица». Когда он услышал первые такты «Орфея» и увидел, что делается на сцене, ему стало не по себе. Стравинский вскочил и бросился к выходу, не дожидаясь, когда оркестранты доиграют последние ноты. У него заболело сердце. Ведь первым постановщиком его балетов был Михаил Фокин, который отрабатывал с каждым танцовщиком мельчайшие детали. На сцене в балетах Стравинского одновременно находилось до ста человек, и каждый знал, что ему делать в тот или иной момент. Это была настоящая русская ярмарка. Но ничего подобного в Москве в 1962 году он не увидел.
28 сентября 1962 года, ровно через две недели после неудачных спектаклей, в Большом зале московской консерватории давали концерт из произведений Стравинского. Симфоническим оркестром дирижировал лично композитор. Но после первого отделения ему стало плохо. Все были уверены, что во втором отделении маэстро не сможет выйти на сцену. Ведь восемьдесят лет — это серьезно. Но Стравинский вышел, несмотря на явные симптомы сосудистого криза.
Он пробыл в СССР две недели, давал концерты не только в Москве, но и в родном городе, теперь уже Ленинграде, который покинул сорок восемь лет назад. Он никогда не отрывался от своих истоков — думал по-русски, писал русскую музыку, хорошо знал русский фольклор и русскую историю. Стравинский был очень верующим человеком, хотя православная тема не звучала в его произведениях, но всегда мистическим образом присутствовала в них.
Перед самым отъездом великого композитора принял сам Никита Хрущев. Он предложил ему остаться в СССР. Но мудрый Стравинский ответил: «Я верю в вашу искренность и ваши добрые чувства ко мне. Но что будет со мной, если, не дай Бог, вас снимут?». Через два года Хрущева сменил Брежнев. А Стравинский еще несколько лет гастролировал по всему миру и умер в возрасте 88 лет в Нью-Йорке. Похоронили его в Венеции на кладбище Сан-Микеле рядом с его великим соотечественником и другом Сергеем Дягилевым.