Страницы истории

№52 от 26 декабря 2013 года

Статья

Комментарии (0)

Стадо в стакане

В наши дни статистики с тревогой отмечают рост потребления алкоголя в разных странах, притом счет ведут на каждую душу, включая только что родившуюся. При желании в том рейтинге нетрудно найти и «белорусское место». Но исторические факты свидетельствуют, что и в прежние времена человек был не прочь выпить. И было где это сделать.

 Известный белорусский ученый профессор Адам Мальдис вспоминает, что Владимир Короткевич любил рассказывать историю о том, как когда-то, выйдя из питейного заведения, его завсегдатаи заспорили, какое расстояние от земли до неба. И пришли к выводу, что меньше пяти верст, иначе в небе была бы видна корчма, ведь в давней Речи Посполитой, в которую когда-то входили и наши земли, корчмы вдоль дорог стояли довольно густо.
И «не дурак» был выпить не только «рабочий класс», как говаривал Владимир Маяковский. В восемнадцатом веке в Речи Посполитой третьим по значению пьяницей называли главного обитателя Несвижа депутата сейма, воеводу виленского, мечника литовского князя Кароля Радзвилла, известного прозвищем Пане Коханку. Притом тот Радзивилл имел хорошую компанию. Первым и вторым выпивохами тоже были не люди без роду и племени, выражаясь по-тогдашнему, а надворный литовский маршалок Януш Сангушко — наивысший правительственный чиновник в Великом Княжестве Литовском, руководивший, как поясняет «Энцыклапедыя гісторыі Беларусі», двором Великого князя, принимавший иностранных послов, следивший за этикетом, командовавший придворной стражей и королевской гвардией и даже судом, и коронный крайчий Адам Малаховский, подававший за столом блюда своему коронованному господину. 
Известный польский историк Павел Ясеница в своей книге «Речь Посполитая обоих Народов. Kаlamatis Regnum» писал, что владелец Логойска и Бердичева, киевский воевода Януш Тышкевич «всегда пил стоя, поскольку считал, что так больше в него войдет», а «придворные должны были помогать своему господину поддерживать вертикальное положение». Его современник коронный гетман Речи Посполитой Николай Потоцкий, то есть главнокомандующий ее вооруженными силами, «второй по старшинству после короля», даже в «наиболее критические минуты был в стельку пьяным». А подчиненные гетмана тоже «от своего предводителя не сильно отличались», и «шляхта как в мирные дни, так и на войне была известна своим умилением к бокалу». Балы и выпивки организовывались по всякому поводу. Приехавшего гостя зачастую не получалось выпроводить и за неделю. Тогда и появилась поговорка, гласящая, что рыба и гость на третий день начинают вонять.
Небогатая шляхта перед Великим постом затевала «наезды»: несколько соседей сговаривались между собой и, взяв жен, детей, слуг, отправлялись еще к одному соседу. Там выпивали и съедали все, что находили, затем, забрав «объеденных» хозяев, ехали к следующему, потом к следующему домовладению. А в финале подсчитывали, сколько человек умерло от пьянства, сколько от обжорства, сколько погибло во время драк…
Пили не только дома, в  гостях, на балах. На заседаниях сейма Речи Посполитой в Гродно, пишет профессор Мальдис, депутаты не только поднимали рюмки и бокалы, но и в подпитии швыряли друг в друга гнилыми грушами. Пили и на местных сеймиках. Мемуарист Китович в своих воспоминаниях, сообщает, что сразу после сессии делегатов вели за стол, обед плавно переходил в ужин, который длился до полуночи или до утра. Пьяные падали там, где пили, спали у стола, под столом, под забором, в канаве, посреди улицы — кого и куда донесли непослушные ноги.

В Московском государстве, с которым соперничала Речь Посполитая, спиртным тоже не брезговали. Притом историк Н.Н. Молчанов отмечал, что в кабаки, которые, как правило, были государственными, людей нередко гнала не только горькая жизнь, но и воля самого  государя, заинтересованного в максимальном сборе доходов в казну. И привел грамоту царя Алексея Михайловича от 1659 года: «Питухов бы с кружечных дворов не отгонять,  искать перед прежним прибыли», и если тот «питух» уже «взялся за дело», то, пока он не пропьется до нательного креста, «никому, даже жене законной, под страхом порки не дозволялось увести пьяницу домой». Даже во время осады Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году «недобрии человеци» выносили «из погребов господских меды и упивахуся до великого пьяну».
Еще больше, чем в Москве или Владимире, «корчемное дело» было развито в Киеве, Новгороде, Пскове, Смоленске. В Новгороде корчмы даже князю не подчинялись. Зато конкуренция напитков уже присутствовала. Немецким пивом торговать возбранялось, только своим. Впрочем, отмечал германский путешественник и историк Адам Олеарий, местное было не хуже, а хранить его в ледяных погребах русичи научились так успешно, что оно не теряло своих качеств в течение года.
Но и на родине Олеария было много желающих «заложить за воротник». Говоря о своих соотечественниках, Мартин Лютер вздыхал, что «Германия зачумлена пьянством». Английский пастор Уильям Кет, напоминает Н.Н.Молчанов, сокрушался, что «мои прихожане каждое воскресенье смертельно все пьяны». Еще один англичанин так описывал нравы своей страны в XVIII веке: «Пьянствовали и стар, и млад, притом, чем выше был сан, тем больше пил человек. Без меры пили почти все члены королевской семьи… Считалось дурным тоном не напиться во время пиршества… Привычка к вину считалась, своего рода символом мужественности… Крепко зашибал молодой Веллингтон (видимо, будущий герцог и фельдмаршал, победитель Наполеона при Ватерлоо. — Авт.),.. герцог Норфолкский, упившись, валялся на улице, так что его принимали за мертвеца,.. спикер Корнуэлл сидел в палате общин за баррикадой из кружек с портером — председатель достойных своих багроволицых подопечных…». В Лондоне насчитывалось 17 тысяч пивных, и над дверью чуть ли не каждого седьмого дома красовалась вывеска, зазывавшая бедняков и гуляк из мира богемы выпить на пенни, напиться на два пенса и проспаться на соломе задаром…».
Но шли туда не только гуляки. Историки утверждают, что Гете несколько сцен для своего «Фауста» написал в пивном погребе. В кабачке la mere Saguet регулярно бывали Виктор Гюго, Беранже. В более ранние времена тоже хмельным не брезговали. Мудрейший Сократ, живший еще в пятом веке до нашей эры, постоянно посещал питейные места, которых было полно в Афинах, где за кратером (чашей) вина слушал флейтщиц, а Овидий, Гораций, Цицерон наведывались в такие же заведения в Риме.
Польская публицистка Агнешка Кжеминьска пишет, что в сорокатысячном войске Александра Македонского в восточном походе основные потери были понесены не в боях, а из-за болезней и разгульного образа жизни воинов. За год до смерти царя в армии состоялся «конкурс» любителей выпить, в котором приняли участие более 1000  человек. Победил грек по имени Промахос, выпивший 13 литров вина. Однако приз, равный платежу за двадцатилетнюю службу, получить не смог, потому что умер. Вместе с ним ушло в мир иной еще сорок человек. 
Да что там Промахос, если утверждают, что от вина умер и сам Македонский. Агнешка Кжеминьска в журнале «Политика» в статье «Александр. Большой вопросительный знак» пишет, что царь заболел в конце мая 323 года до нашей эры после пира, который длился несколько дней. Он уже собрался было уйти, но один из друзей уговорил его выпить «Кубок Геракла», который вмещал примерно шесть литров вина. И Александр, имевший рост 160 сантиметров, одолел ту порцию. А назавтра началась горячка, вспышки боли, похожие на удары копьем. Царь слабел и умер в возрасте 33 лет. Одни историки поддерживают легенду, что его отравили, но другие, как американец Джон Максвелл О,Брайен утверждают, что «Александр умер от перепоя», что из-за алкоголизма он «впадал в убийственное бешенство — сжег Персеполис (столицу Персии — Авт.), на банкете в Самарканде убил своего давнего товарища Клейтоса». Версию О,Брайена поддержала группа медиков в журнале «New England Journal of Medicine».
Жизнеописания Александра сообщают, что он любил героические поэмы Гомера, в которых тоже много говорится о пиршествах древних греков. А девятая песнь «Одиссеи» рассказывает и о том, как Одиссей, возвращаясь с Троянской войны, с помощью вина расправился с циклопом-людоедом, лукаво предложив ему запить съеденных двух его товарищей. Вино тому так понравилось, что он попросил вторую, затем третью чашу, пообещав Одиссею за удовольствие съесть его последним. Но когда «повалился он навзничь, совсем опьянелый; и набок свисла могучая шея, и всепобеждающей силой сон овладел им», хитроумный Одиссей и его спутники достали заранее заготовленный кол, уже положенный на уголья, и  «острием раскаленным втиснули спящему в глаз», а затем «начали вертеть, как вертит буравом корабельный строитель, толстую доску пронзая».
Был, похоже, любителем вина и живший во времена Гомера египетский фараон Тутанхамон, в гробнице которого было найдено сорок амфор с этим напитком. Вино египтяне пили и на религиозных праздниках, что было культовой обязанностью, пишет Агнешка Кжеминьсках. Мудрецы предостерегали от излишнего употребления, но их не слушали. Отравления были настолько частыми, что это нашло отражение даже в картинах на стенах гробниц.
В другой своей статье «Во всем виновато вино» эта публицистка сообщает, что Патрик МакГоверн из университета Пенсильвании обнаружил следы вина даже на емкости, найденной в гробнице фараона Скорпиона, а это примерно 3150 год до нашей эры. В античных текстах восхваляется более сорока видов вина. На греческих землях лучшие вина получались на Крите, Ионии — на островах у самых берегов Малой Азии.
В древних средиземноморских религиях, пишет А.Кжеминьска, все народы имели своих богов вина: у египтян — Озирис, а также богиня ночи, любви, танца и опьянения Гафор или Гатгар, гнев которой укрощали именно алкоголем, в Греции — Дионис. Вино было «необходимо как напиток веселящий, облегчающий завязывание дружеских контактов, вводящий в экстаз».

А все, похоже, началось с приятного захмеления, отмечает публицистка, которое случилось с древним человеком, после того, как он поел перезрелого винограда, уже несколько заплесневевшего. И заметил, что улучшилось настроение, успокоилась боль. Потому он стал выжимать сок, наливать его в соответствующие емкости, где происходило брожение, а «затем пил, пил, пил даже до потери чувств». До сих пор длится спор о том, где находится «родина» винного напитка. Скорее всего, виноград происходит из Кавказа. Это совпадает с гипотезой, что где-то там располагался и райский сад.
Кстати, библейская легенда гласит, что после всемирного потопа виноградную лозу посадил наш праотец Ной — потоки воды принесли ее как раз из райского сада. И хмельных напитков он вкушал, случалось, столько, что в нагом виде валялся в своем шатре, с чего посмеялся его сын Хам, да и проклят был отцом — этому посвящена одна из фресок Микеланджело в Сикстинской капелле. Другая же легенда утверждает, что в райском саду виноград был тем самым древом познания добра и зла, вкусить плодов которого дьявол соблазнил Еву и Адама. Ученые предполагают, что виноградарством человек занялся шесть тысяч лет назад. Самые старые свидетельства, касающиеся производства вина, относятся к Ближнему Востоку, откуда и пошли в Европу первые транспорты с напитком. На Руси оно появилось еще до крещения.
Но пьянило не только вино, а и перебродившие соки других плодов и фруктов. У славян в ходу были хмельные меды, браги. Потом появились более крепкие напитки, но и их поначалу называли «горячим столовым вином», «пенником», «полугаром» или «самогоном». А получение алкоголя методом перегонки изобрел перс Абу Бакр Мухаммад ибн Закария Ар-Рази в Х веке.
С давних времен алкогольные напитки применялись в лечебных целях. Еще древние египтяне настаивали на них травы, греки и римляне лечили ими простуду, промывали раны. Нынешние доктора тоже не отрицают, что бокал красного вина полезен для сердечно-сосудистой системы. Но в седую старину употребление неразведенного вина — одна часть вина и три части воды —  считалось варварством. И не только в античном мире. Вспомните предосудительное: «Он фармазон, он пьет одно стаканом красное вино». Это из «Евгения Онегина». В наше время медики бьют тревогу, как когда-то древние мудрецы, а люди пьют, включая врачей, лечащих от алкоголизма, и объяснение данному противоречию не берется дать никто.
Впрочем, одно содержится в раввинских притчах, напоминает Агнешка Кжеминьска. Оно гласит, что под кустом винограда, посаженным Ноем, дьявол закопал льва, овцу и свинью, потому человек в процессе пития сначала становится отважным, как лев, затем добродушным, как овца, затем валяется в грязи, как свинья. Дьявол — во всем дьявол, оказывается. С тех пор человек, прикасаясь к бокалу, должен помнить, что выбирает себе «образ» — один  из тех трех, там его подстерегающих. Ну а если не помнит…

Алексей ЯКОВЛЕВ