Гостиная «7 дней»

№51 от 19 декабря 2013 года

Статья

Комментарии (0)

«Я негодяй, но вас предупреждали…»

Этого талантливого человека представлять не нужно — Льва Дурова знают и любят уже несколько поколений зрителей. Недавно в Минске с большим успехом прошел его творческий вечер. Воспользовавшись случаем, мы встретились с народным артистом СССР Львом Дуровым и с удовольствием взяли у него интервью для читателей «7 дней».

— Лев Константинович, я читал, что род Дуровых занимает значительную часть геральдической книги России.
— Да! Как сказано в Общем Гербовике Всероссийской империи, из «фамилии Дуровых многие служили Российскому престолу дворянские службы и жалованы были от государей поместьями». И Надежда Дурова, кавалерист-девица, и Анастасия Дурова, в течение 17 лет настоятельница Новодевичьего монастыря, восемь стольников Петра I, и постельничий Ивана Грозного, и знаменитая династия русских циркачей, дрессировщиков и клоунов — все наши. Наш род в родственных отношениях и со знаменитой артистической династией Садовских.
— Правда, что в детстве вы были отпетой шпаной?
— Все знают печально известную тюрьму «Лефортово», но многие не знают, что в Москве было четыре криминальных района: Марьина Роща, Измайлово, Сокольники и наше Лефортово, где я родился. Шпана, жулики и бандиты — понятия совершенно разные. Я был нормальным хулиганом-голубятником, потому что все время клубился вокруг голубятни, именно там и собирались все слои местного общества. Я тогда не знал, что в Уголовном кодексе есть статья, которая называется «за недонесение». На голубятне разговоры велись откровенные, но тогда было абсолютно немыслимо, чтобы кто-нибудь на кого-нибудь стукнул. Каюсь, я, как и мои сверстники, бедокурил, плохо учился и меня изо всех школ выгоняли. В одной даже установил рекорд — пробыл всего один урок и перемену.
— За что вас так быстро выгнали?
— Когда попадаешь в новую школу, обычно новичков проверяют. Так вот, пробегая мимо меня, кто-то зацепил меня плечом. Пришлось его тоже зацепить. В общем, завязалась драка. Целый класс на меня накинулся, а я стал спиной к стенке и давай молотить кулаками. С толпой ведь драться удобно, главное — самообладание не терять. Смотришь: так, сейчас тебя будет бить этот, и пока он размахнется, ты его уже убираешь: об стенку бабах! Вдруг появилась директриса, все врассыпную. Она достала огромный ключ и стала бить им меня по лбу, приговаривая: «В нашей школе драться нельзя». Чувствую: шишка на лбу набухает, а сам думаю: «Где там сзади меня на табуретке бочонок стоит с фикусом?». И только директриса отвлеклась, я подставку из-под фикуса хвать и ключ у нее выдернул. Затем забрался на табуретку  и закричал: «Дура здоровая, бить человека по голове нельзя!». И по лбу ее тем же ключом стукнул. У нее тоже шишка стала расти, а я ее еще раз и еще. Директриса растерялась, а я выбросил ключ в окно, поставил фикус на место и пошел домой. Однажды директор школы закричал моей маме: «Вы не думайте, что ваш сын самый плохой ученик класса, школы, города или района, он самый плохой ученик Вселенной!». Правда, я занимался спортом. У меня был разряд по конному спорту, по футболу, я увлекался боксом, хоккеем.

— Почему мальчишка, который рос хулиганом, был лефортовской шпаной, решил стать артистом?
— Так я же всегда был веселым, очень коммуникабельным, вечно придумывал игры, изображал различных смешных персонажей. У меня были клички Седой (летом выгорали волосы), Швейк и Артист. Вот с тех пор всю жизнь и оправдываю это последнее прозвище. Как-то вместе с ребятами зашел в театральную студию Дома пионеров Бауманского района да так там и задержался. Затем была школа-студия МХАТ. Правда, как рассказала мне одна девушка, когда встал вопрос обо мне, кто-то возразил, что я маленького роста. На мое счастье, один из членов жюри вскочил и закричал: «А я какого роста? А Топорков? А Грибов? Давайте и нас выгоняйте из МХАТа». В результате меня взяли.
— Вы прожили интересную долгую жизнь. Что для вас в факте нашего существования самый большой парадокс?
— Сама жизнь! Мы живем в такое напряженное время, когда каждый час, минута подбрасывают что-то новое и парадоксальное, и понять ничего невозможно. Сегодня мы с вами здоровы, а завтра вдруг становимся больны. И никто не может это объяснить и предотвратить. Когда многие артисты моего поколения сетуют: «Раньше мы были звездами, а сейчас нас забыли!», я им отвечаю: «Ребятки, не надо жаловаться!». У летчиков-испытателей, у космонавтов нет в контракте пункта «Гибель», но на самом деле он есть. И когда они отправляются в полет, они не знают, вернутся или нет. Люди знают об этом, но все равно в профессию идут, потому что это их призвание. Так и в нашем актерском контракте есть негласный пункт — «Забвение». Поэтому не сетуй, что тебя забыли, это нормально. Я считаю, что надо радоваться каждому дню. Ты проснулся утром — радуйся, что Господь Бог или природа — не знаю что — даровали тебе еще один день. Допустим, за окном — дождь. Не сетуй, а скажи: «Как замечательно постукивает в окно замечательный дождь!». Шпарит солнце, жара. А ты радуйся: «Я не в Африке, а как будто там побывал!». Парадокс в том, что иногда на одной чаше весов — разум, на другой — чувства. И как они качнутся, неизвестно.

— На вашем счету огромное количество ролей, а с чего началась ваша работа в кино?
— Моя первая картина в 1954 году называлась «Доброе утро», где мне поручили роль помощника экскаваторщика. Потом был помощником комбайнера в «Госте с Кубани». Знаете, как бывает: стоит сняться в подобных картинах — и на тебе штамп: у Дурова амплуа такое-то. Совершенно неожиданно для себя я вдруг получил приглашение от Михаила Ильича Ромма на маленькую роль в фильме «Девять дней одного года». Именно этот фильм повернул мою судьбу в кино, потому что я, как бы это сказать, стал уже актером очень большого художника.
— Как Ромм сумел разглядеть в вас «своего» актера?
— Мне сообщили с «Мосфильма», что со мной хочет познакомиться сам Ромм. Я тут же помчался. Посмотрел на меня Михаил Ильич и разочарованно протянул: «Вы, Левочка, оказывается, симпатичный, а мне нужно мурло!». В это время из-за декораций выскочил мой учитель по Школе-студии МХАТ Сергей Капитонович Блинников: «Миша, какой же он симпатичный? Он же самое настоящее мурло. Как мурло я его и держал на курсе». Я покраснел и уже собрался было уходить, когда услышал знакомый смех. Обернулся — Алексей Баталов, а рядом Иннокентий Смоктуновский. В один голос оба сказали: «Лева, ты утвержден!». Ромм спорить не стал: «Ну что ж, раз они заявили, что ты подходишь, значит, будешь сниматься».

— Вы работаете в кино уже более полувека. Наверняка были какие-то случаи, которые вам особенно запомнились?
— Таких случаев было предостаточно. Например, на съемках фильма «34-й скорый» мы чуть не сгорели. По сценарию я еще с одним актером должен был уткнуться в огненную стену, повернуться и пойти обратно. Но получилось так, что пламя пошло по потолку и загорелся другой тамбур, двери заклинило. Я стал бить в стекло мегафоном, но стекла тогда делали крепкими, они никак не бились. Уже волосы на голове загорелись, у моего партнера задымилась фуражка. Казалось, все, конец. Я уперся в раму, ударил обеими ногами и выбил ее целиком. Вывалившись из вагона, мы увидели пожарных, которые стояли рядом и ничего не делали. Я спросил у них, почему они бездействовали, а в ответ услышал: «Мы ждали от вас команды». А вагон тот уже через двадцать минут полностью сгорел, от него остался один остов... Были и другие случаи. И на лошади скакал, и падал с нее, и на ходу из вагона выпрыгивал, и горел.
— Многим запомнилась роль Клауса из сериала «17 мгновений весны». Вы сразу согласились на роль мерзавца?
— А у меня есть для себя одностишие: «Я негодяй, но вас предупреждали…». Я сначала хотел сказать Лиозновой, что не хочу сниматься в такой мерзостной роли. Но потом подумал, что надо проанализировать, что такое доносчик, что такое провокатор. Страшнее этого ничего не может быть. У человека за спиной спит ребенок, а он сидит и строчит донос. Или он творчески подходит к тому, чтобы спровоцировать человека, а потом вынудить его совершить какие-то шаги и послать его на смерть. Я решил разоблачить это явление, показать это мерзостное состояние души человека, сыграть и показать, что это единственный, кого Штирлиц обязан был шлепнуть. Вот и все. Я слышал, по крайней мере, как и доносы писали в тяжелые годы для страны, и видел, как арестовывали. Я знаю, как боялись шума остановки машины около твоего дома. Все настораживались и думали: к ним это или не к ним? За отцом или за братом это? Знал такое явление, поэтому и хотел его раздавить.

— Более полувека вы прожили с женой. В актерской среде это редкость. А где вы повстречали свою будущую супругу?
— Она приехала к нам в Школу-студию МХАТ на 3-й курс из Киевского театрального училища. Конкурентов у меня было много: за ней все ухаживали. Но мне удалось ее завоевать. А потом мы с ней придумали одну шутку. Когда к ней кто-нибудь прилипал, она его спрашивала: «А у тебя болберка есть?». Все отвечали: «Нет». А она говорила: «А вот у Дурова есть». Подходили ко мне: «Лева, признайся, что такое болберка?». Я начинал мяться: «Ну, это такое… интимное. Я вам не могу сказать». И они отваливали.
— Так что же это такое?
— Болберка — это поплавок от морской сети из пробкового дерева с дыркой посередине. Я нашел ее в Махачкале как раз тогда, когда познакомился с будущей женой. Кстати, болберка сохранилась и до сих пор у меня на полке лежит.
— Вы не поделитесь секретом своего семейного счастья?
— Да не было у нас никаких таких секретов. Одно могу сказать: надо друг друга уважать, не предъявлять мелочных претензий. Домашние дела, например, мы делали с женой вместе, радости и несчастья делили тоже пополам. У нас не было такого, чтобы кто-то считал себя главой семьи.
— Расскажите о вашей дочери Екатерине.
— Она ведущая актриса Театра на Малой Бронной, заслуженная артистка России. Мне нравится ее роль в «Зеленом фургоне». В кино она снимается мало, но в театре у нее все благополучно.
— Я знаю, вы хороший хозяин. А готовить умеете?
— Готовить я люблю. Еще мне нравится, чтобы стол был красиво сервирован.
— Поделитесь рецептом от Льва Дурова.
— Берете две одинаковые небольшие сковородки, сырую картошку натираете на терке. На обе сковороды кладете картошку, туда можно вбить яйцо и перемешать, и ставите на огонь. Потом берете любые обрезки всего, что есть в холодильнике: колбасы, сыра, огурца, помидора, зелени и т. д., все мелко рубите и засыпаете в первую сковородку, сверху кладете содержимое второй. Когда это немного постоит, перекладываете на тарелку. Поверьте, вкуснее блюда нет, никакой бифштекс с ним в сравнение не идет. А называется оно «дуровка».

Артур МЕХТИЕВ