Страницы истории



Тайна маршала Рыдз-Смиглого

17 сентября 1939 года границу с Польшей перешла не только Красная Армия,
начавшая свой освободительный для Западной Беларуси поход.
На другом конце Речи Посполитой границу с Румынией пересек
Эдвард Рыдз-Смиглый — верховный главнокомандующий польскими вооруженными силами. Из Румынии он потом ушел в Венгрию, где не собирался сидеть сложа руки. Как теперь выясняется, осуществление его планов
могло весьма печально отразиться и на белорусской судьбе.
Тогда на мосту через пограничную реку Черемош лимузину маршала перегородил дорогу полковник Людвик Боцяньский — главный квартирмейстер правительства. В офицерском корпусе он был хорошо известен. Много воевал. Сначала в германской армии. Под Верденом отмечен Железным крестом. Затем дрался с большевиками. После включения западнобелорусских земель в границы межвоенной Польши командовал пехотным полком в Молодечно и пехотной дивизией в Барановичах, был депутатом польского сейма, виленским и познаньским воеводой, добился увольнения будущего лауреата Нобелевской премии поэта Чеслава Милоша с польского радио в Вильно за использование в передачах белорусских песен.
Когда он оказался перед машиной Рыдз-Смиглого, тот вышел из авто и спросил, в чем дело. «Речь идет о чести армии», — ответил полковник, но маршал твердой рукой отодвинул Боцяньского с дороги. Тогда полковник вытащил пистолет и выстрелил… себе в грудь. После минутной растерянности главнокомандующий приказал положить тело полковника в машину и двигаться через Черемош. Уже в Румынии оказалось, что Боцяньский жив — пуля прошла рядом с сердцем. Он умер в Великобритании в 1970 году.
Как пишет польский историк В. Побуг-Малиновский, президент Польши И. Мосьцицкий был сильно удивлен, увидев своего маршала на румынской территории, поскольку буквально накануне тот уверял главу государства, что остается с армией. Сам Рыдз-Смиглый был полон пессимизма и утверждал, что подвели молодые офицеры, что нарушены были связь и транспортные коммуникации. Но не было недостатка и в тех, кто утверждал, что подвел сам верховный. Он, обязанный оперативно реагировать на рапорты и донесения, еще в Бресте распорядился не развертывать на боевое дежурство свою радиостанцию, чтобы немецкие пеленгаторы не вычислили его местонахождение. Правда, некоторые авторы утверждают, что ее и не могли развернуть, поскольку забыли в Варшаве коды.
Современная польская журналистка Анна Тыхманович статью на эту тему назвала красноречиво — «Позорное бегство командующего из борющейся Польши». Как историки, так и публицисты, пишет она, «решение Смиглого о бегстве оценивают по преимуществу негативно», оно «усилило деморализацию польских солдат и офицеров». А он заверял, что в случае немецкого нападения «не отдадим даже пуговицы», был любимцем масс, о нем слагали стихи и песни. Если в СССР пели, что «первый маршал в бой нас поведет», то в Польше — «Nam nie grozi nic, bo z nami jest marszalek Smigly-Rydz” (Нам ничего не грозит, ибо с нами маршал Смиглый-Рыдз».
Его взлет был стремительным. Он учился в Краковской академии искусств, на факультете философии в Ягеллонском университете, проникся идеями независимости. За четыре года Первой мировой войны, имея за плечами лишь курсы офицеров запаса австрийской армии, вырос от командира батальона в польских легионах до генерала и командующего Варшавским округом и к фамилии Рыдз (Рыжик) официально добавил слово Смиглый (ловкий, стройный), которое раньше использовал как псевдоним. В 1940 году должен был сесть в президентское кресло. И вдруг…
Немецкие наблюдатели, пишет Анна Тыхманович, ссылаясь на одну из их депеш, тоже заметили, что «бегство Рыдз-Смиглого вызывало глубокое возмущение… Некоторые из них требуют расстрелять
маршала…».
Из Румынии маршал перебрался в Венгрию, где скопилось много польских военных, а в конце октября 1941 года вернулся в Варшаву. В социалистические времена утверждалось, что он хотел возглавить борьбу с гитлеровцами, но внезапно умер в ночь с 1 на 2 декабря 1941 года. В наше время появились утверждения, что планы Рыдз-Смиглого были иными.  
…Летом 1951 года французская полиция была шокирована зверским убийством одной польки, которую нашли без головы,  рук и ног. На Лазурном берегу нашли левую руку, тело без головы и ног — в мешке под мостом в сорока километрах от Ниццы,  ноги — у Марселя. Из ее дома исчезли предметы поистине бесценные, в числе которых была и сабля польского короля Стефана Батория. Пропали ее личные бриллианты и огромные по тем временам деньги — полмиллиона франков.
Рассматривались разные версии, вплоть до связей погибшей с наркодельцами и организаторами эротических оргий, но единственный вывод, к которому смогла прийти полиция, состоял в том, что убийцей был кто-то из 290 человек, внесенных в записную книжку владелицы. И никто не поинтересовался, почему останки убитой даже не пытались спрятать, наоборот, к ним постарались привлечь максимум внимания. На что был намек? Мертвой, как писал Дариуш Балишевский в польском журнале «Впрост» в статье «Polska femme fatale», было все равно, значит, кто-то хотел  ужасностью той смерти подчеркнуть важность тайны, которую убитая унесла в могилу. Погибшей была Марта — жена маршала Эдварда Рыдз-Смиглого.
Балишевский утверждает, что, вернувшись в Польшу, маршал продолжил дело, начатое еще в Венгрии. Он намеревался создать пронацистское правительство по примеру Квислинга в Норвегии. Затем Польше предстояло принять участие в войне с СССР силами освобожденных из немецкого плена, а также вновь мобилизованных польских солдат и офицеров. Помешали подпольщики. Спецподразделение Союза вооруженной борьбы — предшественника Армии Крайовой — по приказу полковника Эмиля Фельдорфа арестовало несостоявшегося Квислинга, объявило о его смерти в начале декабря 1941 года и даже организовало похороны на варшавском кладбище Повонзки под именем Адам Завиша. Эту версию Балишевского разделяют и польские историки Анджей Кунерт и Марек Галензовский.
Но Рыдз-Смиглый жил еще почти год и умер от туберкулеза в сентябре 1942. Уже не имея возможности разговаривать, он «старательно записывал в дневнике события последних лет своей жизни». Дариуш Балишевский полагает, что он, «скорее всего, записал свои будапештские беседы с немцами, встречи с регентом Венгрии Миклошем Хорти, которого убеждал в необходимости создания в Бухаресте нового польского правительства,.. свои приказы, высланные в Бузулук,.. словом, тайную, правдивую историю польской войны и польской борьбы за главенство с генералом Сикорским». Сикорский в то время возглавлял польское правительство в Лондоне. Через год после смерти маршала один из его офицеров Михаил Эйгин доставил дневник и другие бумаги жене Марте во Францию. Они-то и стали причиной смерти маршальской супруги. Тогда исчезли не только ценности, но и документы, включая дневник, в котором была зафиксирована «тайна ситуации». В нем и была «правда о людях и их роли в годы войны», утверждает Балишевский, «правда о большой, значительно выходящей за рамки польской истории политической акции, целью которой могло быть строительство немецкой единой Европы...». 
К судьбе маршала этот автор вернулся и в статье «Тайна доктора Z», в которой основное внимание уделено Стефану Витковскому — руководителю подпольной организации «Мушкетеры», работавшей не только на подпольное польское руководство в Варшаве, польское правительство в Лондоне, британскую разведку, но и на гитлеровский Абвер. В ней автор конкретизировал, какие приказы маршал слал в Бузулук — в штаб генерала Владислава Андерса, командовавшего польской армией, что формировалась в СССР. Оказывается, в декабре 1941 года совместными силами «мушкетеров» и абверовцев к Андерсу была переправлена группа польских офицеров во главе с ротмистром Чеславом Шадковским, находившимся рядом с Рыдз-Смиглым после прибытия того в Варшаву. Письма, которые «следовало вручить генералу Андерсу или генералу Сикорскому, поскольку было известно, что он вскоре посетит Москву,.. были микрофильмированы и укрыты в куске мыла для бритья». До Харькова группу сопровождал лейтенант Зааль из Абвера. На линии фронта немцы открыли огонь по одному из участков советской обороны, чтобы отвлечь внимание и помочь группе перебраться на противоположную сторону. В Бузулуке гостей встречали с большим почетом и банкетом. Шадковский был зачислен в личную охрану Андерса.
А еще через день по приказу того же Андерса ротмистра арестовали, обвинили в измене, сотрудничестве с немцами. Дело в том, что из мыла извлекли микрофильм с письмом Витковского к Андерсу, «в котором содержался призыв ударить по советским тылам, как только его армия окажется на советско-германском фронте». Польское войско должно было начать войну на немецкой стороне. В беседе с Андерсом Шадковский сообщил, что «Смиглый находится в Варшаве и вместе со своими людьми готовит покушение на Сикорского…». Балишевский задает вопрос: мог ли Витковский, о котором Андерс ничего не знал, давать такой приказ генералу? Почему генерал отнесся к приказу серьезно, а не выбросил в урну? Ответ напрашивался только один: «единственно возможным автором того скандального приказа… мог быть только маршал Эдвард Рыдз-Смиглый»...
Приказ о разжаловании в капралы и смертный приговор Рыдз-Смиглому подписал генерал Сикорский, утверждает автор. В качестве компромисса ему было предложено покончить жизнь самоубийством или уехать из Польши. Он отказался. Тогда его приговорили к небытию — содержали на тайной квартире «в нечеловеческих условиях, в результате у него возобновился туберкулез легких, которым он болел в молодости». «Газэта Любусска» предположила, что он был отравлен. А Витковского застрелили…
К сказанному надо добавить, что прогитлеровское польское правительство предлагал немцам создать и Леон Козловский — один из предвоенных премьер-министров, по инициативе которого был создан концлагерь в Березе, а также политик и будущий премьер польского правительства на эмиграции Станислав Мацкевич, историк-германист Владислав Студницкий. Самым первым был Студницкий, свой «Мемориал по вопросам создания польской армии и приближающейся немецко-советской войны» он подал немцам еще 20 ноября 1939 года. На волне успехов гитлеровцы отвергли инициативу. Потом было поздно. Не дремали и польские патриоты. 
Реальны ли были планы создания польской армии, союзной вермахту? Еще один польский публицист Станислав Жерко в статье «Война о войне» утверждает, что если появились желающие сотрудничать с Советами, то призыв драться с ними, брошенный в немецких офлагах для польских пленных, тоже встретил бы понимание. Были бы и добровольцы «на воле», не секрет, что многие в Польше руководствовались правилом «хоть с дьяволом, но против русских». Фактически подтверждает этот тезис и директор Института истории Силезского университета Рышард Качмарек. В недавно вышедшей в Кракове книге «Поляки в вермахте» он пишет, что в гитлеровской армии и так воевало примерно 450 тысяч граждан довоенной Польши, что «у 2—3 млн человек в Польше есть родственник, который служил в вермахте». Он знает «случай с братьями, которые оба погибли под Монте-Кассино, но находятся на разных кладбищах, потому что носили мундиры враждующих армий».
А публицист Петр Зыхович издал книгу «Пакт Риббентроп–Бек, или Как поляки вместе с III рейхом могли победить Советский Союз». В ней он утверждает, что в 1939 году договор с Германией должна была заключить Польша. Его не смутило, что в таком случае полякам пришлось бы принять активное участие не только в фронтовых сражениях, но и в холокосте евреев, чего не удалось избежать никому из союзников Гитлера, уничтожении других народов, в том числе и белорусов, которые по нацистскому плану «Ост» тоже должны были исчезнуть. В нынешнем году Зыхович издал еще одну книгу — «Помешательство-44», в которой утверждает, что варшавское восстание тоже было напрасным. Обе вызвали жаркие споры в польском обществе.
Это польский спор. Нам же стоит задать себе вопрос: как сложилась бы судьба белорусов, осуществись намерение Рыдз-Смиглого, Козловского, Мацкевича, Студницкого? Нашим отцам и дедам пришлось бы воевать по разные стороны фронта. Как пишет Ежи Гжибовский в книге «Белорусы в польских регулярных армейских формированиях в 1918—1945», в польской армии в 1939 году их насчитывалось примерно 70 тысяч. Но это до мобилизации, объявленной с началом войны. Со временем их становилось бы все больше, так как мобилизационные мероприятия на оккупированных территориях, в том числе и на западнобелорусских, проводили бы и польские марионеточные власти для пополнения своих воинских формирований, как это делала Армия Крайова при содействии нацистских гебитскомиссариатов. Более жестко было бы разделено и партизанское движение. Белорусское общество раскололось бы на десятилетия...