Как это было

№27 от 04 июля 2013 года

Статья

Комментарии (0)

Память сердца

Фронтовики, партизаны, узники концлагерей, угнанные на принудительные работы в Германию, труженики тыла… Практически в каждой белорусской семье есть родственники, к которым относится хоть одно, а то и несколько из этих определений. И сегодня чем больше деталей узнаешь из жизни старшего поколения, на долю которого выпали все эти испытания, тем чаще ловишь себя на мысли: как много уже унесли с собой наши самые близкие! Они, отдававшие все силы на восстановление послевоенной жизни, наверное, старались отрешиться от прожитого, а мы, их дети и внуки, полностью не осознавали, каким кладезем знаний о великих исторических событиях они владели. 

Никогда не забуду рассказы моей мамы, Веры Иосифовны Киринович. До войны она была студенткой Белорусского государственного института народного хозяйства. В предвоенные годы очень большое значение придавалось военно-патриотическому воспитанию, и мама рассказывала о занятиях пулевой стрельбой, о награждении наиболее отличившихся значками «Ворошиловский стрелок» 1-й и 2-й ступеней. Помню ее рассказы о прыжках с парашютом…
После окончания третьего курса мама была направлена на практику в Западную Беларусь -- в город Лунинец Брестской области, где и застала ее война. С одной стороны, небольшой, отличающийся своеобразной архитектурой городок со специфическим укладом жизни, а с другой -- крупный железнодорожный узел, который фашистские самолеты стали бомбить с первого дня войны. Из немногословных маминых рассказов я знаю, что для нее в этой ситуации не было вариантов относительно того, как быть и что делать дальше -- конечно, идти на фронт, ведь не зря в институте она проходила начальную медицинскую и военную подготовку. Мама не останавливалась на подробностях о том, как и в какой именно день войны она оказалась в военном эшелоне с ранеными -- больше всего она рассказывала о событиях, происходивших уже в Смоленске. Эшелон, в котором она находилась, попал под страшную бомбежку. Моей маме чудом удалось уцелеть в этом кромешном аду, но никакого военного начальства найти ей уже не удалось. А вскоре Смоленск захватили немцы…
Оказавшись в оккупированном Смоленске и не имея никакой возможности связаться со своими, мама принимает наиболее реальное для нее на тот момент решение: возвращаться в родные места. И она пешком отправляется в неимоверно трудный и опасный путь. Родители мамы, мои дед и бабка, жили на станции Талька Пуховичского района Минской области. И уже добравшись до Пуховичей, откуда до Тальки оставалось всего 20 километров, она присела на скамейку возле дома своего старшего брата Ивана, чтобы перевести дух, прежде чем открыть калитку во двор. А жена брата, приняв маму за беженку, вынесла ей кружку воды -- она не узнала в почерневшей, изможденной девушке со сбитыми и опухшими ногами сестру своего мужа, которому было суждено сложить свою голову в 1945 году под Кёнигсбергом.
Встреча мамы с родителями была радостной, но неутешительной -- в доме разместились немцы. И она отправилась на квартиру к дальней родственнице, живущей неподалеку. В 1942 году в окрестных лесах начали организовываться партизанские отряды, костяком которых были окруженцы, и мама стала партизанской связной. В апреле 1943 года она в очередной раз появилась на явочной квартире в Пуховичах, где была арестована гестаповцами.
Гестаповцы допрашивали жестоко. Поначалу их удивило, что мама понимала вопросы без переводчика и сама довольно сносно отвечала на них по-немецки (в предвоенные годы в вузах придавалось особое значение изучению немецкого языка). Но это не спасло ее от побоев и издевательств. На первом же допросе на маме разорвали одежду, обезобразили ее прическу-валик, такую популярную в предвоенные годы и которая очень была ей к лицу. Своими растрепанными длинными волосами мама пыталась прикрыть голое тело… На ночь ей связывали проволокой руки за спиной и бросали в карцер. Но и среди гестаповцев находились люди с человеческим сердцем: ночью один из надзирателей на несколько часов развязывал маме руки и давал попить воды. После допросов в гестапо ее заключили в тюрьму, находящуюся тут же, в Пуховичах, откуда через некоторое время перевели в Осиповичи, а потом -- в Оршу.

В Орше немцы заставляли заключенных работать на сооружении оборонительных рубежей, так как советские войска уже приближались к оккупированной территории Беларуси. 25 сентября 1943 года был освобожден Смоленск, и наши войска вышли на подступы к Витебску и Орше. Немцы в спешном порядке вывезли заключенных из оршанской тюрьмы в Германию -- так мама оказалась на брикетно-угольном предприятии вблизи Дрездена. Трудиться довелось в каменноугольной шахте. Уже была глубокая осень, а на работу подневольных выводили в брезентовых робах и деревянных колодках на ногах. Чтоб хоть как-то согреться, мама, по примеру других, улучив минутку, ложилась на теплый уголь... Вскоре у нее началось воспалительное заболевание суставов, которое не прошло до конца жизни. Через некоторое время, узнав о мамином образовательном уровне, ее перевели на работу в техническую лабораторию, начальник которой был страшнее надзирателей -- он не мог пройти мимо, чтобы не ударить наотмашь по лицу. Так продолжалось до 20 апреля 1945 года, пока лагерь не освободили советские войска. С того момента, когда мама была арестована гестаповцами, дед и бабка ничего не знали о ее судьбе. И только после Победы получили письмо из Германии, что она жива и скоро вернется на родину. Однако почти полгода, находясь теперь уже в лагере для репатриированных в городе Бунцлау, мама дожидалась очереди для отправки на родину. И лишь в конце сентября 1945 года она, наконец, вернулась домой.
…Когда в 1990-х годах, спустя почти 50 лет после Победы, я помогала маме оформлять документы на компенсационные выплаты от немецкого фонда «Взаимопонимание и примирение», сотрудник Минского областного управления КГБ, принимавший заявление, был удивлен, насколько точно в нем указаны все сведения: и место нахождения предприятия на территории Германии, и название шахты, и фамилии ее руководителей, а также место нахождения лагеря для репатриированных и даже его номер. А мне теперь думается, что только семь последних лет своей жизни моя мама по-настоящему распрямила плечи -- наконец-то такие, как она, мученики были официально признаны пострадавшими от фашистских преследований. В это же время мама стала получать по почте поздравления от местных властей ко Дню Победы и Дню освобождения Беларуси -- такие, какие ежегодно получали участники войны. Я помню, как сжалось мое сердце, когда моя старенькая мама с радостью в глазах показывала мне открытки… И сегодня я уверена, что это очень способствовало сглаживанию тех невидимых шрамов, которые долгие десятилетия она носила в душе и сердце.

Зоя ЛЫСЕНКО