Имя члена-корреспондента Национальной академии наук Республики Беларусь, доктора физико-математических наук, профессора Льва Томильчика известно не только в научных кругах страны, но и далеко за ее пределами. Когда журналисты, коллеги называют его выдающимся физиком, он иронично замечает: «Зачем так звучно? Напишите проще – физик, за которым кое-что числится». В Институте физики он работает уже более полувека. Сегодня – в качестве главного научного сотрудника Центра теоретической физики.
Для обывателя язык теоретической физики сродни китайскому или эскимосскому, да и царство всех этих калибровочных полей, математических конструкций и сингулярных источников кажется чем-то скучным и непостижимо далеким для обычных умов. Хотя сам профессор, моделирующий «сложноподчиненные» абстрактные миры, – личность весьма многогранная: в молодые годы он прекрасно играл на студенческой сцене, был капитаном волейбольной команды и вообще слыл заводилой и душой компании. Оптимистичный, романтичный, творческий, работоспособный, ироничный и самокритичный – таким он видится окружающим и поныне. А еще очень благодарным. Заметила, он готов часами говорить о своих наставниках, коллегах, к примеру, о Федоре Федорове, одном из отцов-основателей института, о знаменитом философе Вячеславе Степине, с которым до сих пор поддерживает дружескую связь. Не все знают и еще об одном таланте известного физика-теоретика: с давних советских времен он пишет замечательные литературные пародии, одну из них даже опубликовали в «Литературке».
Я не только был актером студенческого драмкружка, но и выступал в качестве режиссера. Возник даже соблазн сделать выбор в пользу актерской карьеры. В Купаловском театре проходил смотр студенческой самодеятельности, после спектакля ко мне подошли с официальным предложением перейти на профессиональную сцену. Я отказался. Потом не раз обдумывал свое спонтанное решение. Вроде артистичности вполне хватало, зрителям нравилась игра, но я, как мне казалось, чувствовал, что не обладаю в полной мере тем самым божьим даром, органикой, характерными для больших актеров. Позднее приходилось выступать в качестве консультанта фильмов о физиках – «Расписание на послезавтра» Игоря Добролюбова, «Встреча на далеком меридиане» по роману Митчела Уилсона. Я общался с выдающимися актерами, наблюдал, как репетируют и играют Олег Даль, Василий Лановой, Владислав Дворжецкий. И окончательно убедился в правильности своего тогдашнего выбора.
Не буду вдаваться в подробности, но время, проведенное на студенческой сцене, до сих пор считаю потерянным. Надо было все же его иначе употребить. Хотя мой коллега Анатолий Рубинов убеждал меня, что опыт не пропал зря. Возможно, он прав: удалось выработать четко артикулируемую речь, избавиться от фрикативного «Г», овладеть умением держать внимание аудитории. Впоследствии эти навыки пригодились в процессе работы со студентами. Вообще же, по большому счету, алгоритмы творчества в науке и в искусстве одинаковые, только материал разный: в первом случае – математические структуры, а во втором – художественные образы.
Абстрактные объекты, которыми манипулирует физик-теоретик, по определенным правилам соотносятся с объектами реальности. Это соотношение не всегда простое, но оно обязательно должно быть.
Хотя теоретическое знание и не относится напрямую к объектам реальности, однако то, что было «на кончике пера», в конечном счете, оказывается, существует в природе. Иными словами, теоретическое знание подтверждает свою адекватность природе тем, что не просто описывает наблюдаемые факты с единых позиций, но обладает невероятной предсказательной силой: так, например, теория электромагнитного поля Максвелла, построенная в середине XIX столетия, связав воедино описание явлений электричества и магнетизма, предсказала совершенно новое явление – свободные электромагнитные волны, способные распространяться в пустоте. Это был революционный прорыв, давший начало новой эпохе и в физике, и в технологиях.
В этом же ряду стоит и знаменитая теория Дирака (рубеж 20-30-х гг. прошлого столетия), предсказавшая существование антиматерии.
Я «сын врага народа». Мой отец, Митрофан Лукич, выходец из крестьянской семьи, родом из деревни Ходевичи, что под Слонимом. В 1923 году он нелегально перешел советско-польскую границу. Закончил БГУ и поступил в аспирантуру в Ленинграде. Работал преподавателем кафедры механики в Белорусском политехническом институте. В марте 1938 года он был арестован и как «польский шпион» через полгода пущен в расход. Мне было всего семь лет. Его потом реабилитировали… Наверняка был донос, но это отдельная тема… В те времена играли по таким правилам, а точнее, без них…
Мама, Елена Сергеевна Воеводская, из семьи православного священника, у которого выросло шесть детей. Вместе с сестрой-двойняшкой мама в 1915 году закончила Минское епархиальное училище, которое тогда было вроде белорусского Смольного, и начала преподавать.
Наше семейство было удивительным. Таких теплых родственных отношений нигде потом не встречал. Хотя после ареста отца маме было очень тяжело: помимо меня с сестрой, на ее попечении осталась и ее младшая сестра-инвалид, родители. Она была источником идущего из самой души тепла, уважения к людям.
Уже с 1934 года мы жили по тем временам в совершенно роскошной трехкомнатной квартире на улице Свердлова. Для белорусской интеллигенции отгрохали 70-квартирный дом в центре столицы. Жили в одном подъезде с Кондратом Крапивой и по соседству с Кузьмой Чорным. Первые же бомбы во время войны разрушили наше жилище дотла.
Мама преподавала в школе белорусский язык и литературу, но домочадцы говорили по-русски. А вот в семье Крапивы общались на сакавiтай беларускай мове. Скорее всего, это обстоятельство нашло отражение в моем подсознании: однажды неожиданно для себя обнаружил, что совершенно свободно валодаю роднай мовай и даже умею думать по-белорусски. Когда основали Белорусскую энциклопедию и мне заказали для нее статьи по физике на белорусском языке, решил, что напишу сначала по-русски, а потом переведу. Принялся за работу – чувствую, не идет, что-то мешает, покрутился-повертелся – и стал писать по-белорусски. И сразу все получилось, практически не заглядывал в словарь.
Не понимаю, что такое безответная любовь, не могу, если можно так выразиться, на себя это понятие примерить. Мне не может понравиться женщина, если она равнодушна ко мне. Поэтому завоевывать – это не для меня.
Со своей будущей женой познакомился в драмкружке. Но понял и почувствовал, что это моя женщина, только спустя примерно года два. Думал, что я ее выбрал, но потом выяснилось, что это Тамара сделала свой выбор.
Моя супруга – как выигрыш в лотерею, редкое попадание и невероятное везение. Она была очень необычным и широко одаренным человеком. Тамара работала в отделе информации в Институте физики. Писала очерки о людях науки, делала совершенно великолепные передачи на радио, скажем, «Толстой и музыка». С ней было очень интересно: немножко инопланетянка, всегда разная, неожиданная… Хотя иногда мы и поцапаться могли, до сих пор где-то хранится склеенная копия брачного свидетельства, которое в пылу ссоры она однажды разорвала. Я был счастлив, она была стопроцентно моей женщиной. Тамара ушла из жизни очень рано, в 46 лет. Я больше не женился.
Мы с ней вырастили двоих сыновей, которые пошли не совсем по моим стопам. Они окончили физфак БГУ, но в конечном счете выбрали информационные технологии. В моей семье целый комплект – семеро внуков и четверо правнуков.
Когда мы поженились, Тамара рассказала забавную историю. Когда она только пришла в университет на первый курс филфака, а я к тому времени был уже, как теперь говорят, знаковой фигурой, она случайно увидела меня в правлении клуба. Там стояло фортепиано, и я по слуху набирал какую-то мелодию. Она заглянула на звук, видит – сидит парень и перебирает клавиши… Я, увлеченный, ее не заметил, поэтому и не запомнил этот эпизод. А Тамара подумала про себя: «За этого человека я бы вышла замуж». Ей было тогда всего 17 лет.
Сексуальные домогательства – модная сейчас тема. В советское время случались такие истории, помню, один скромный парень, доцент, вдруг ушел на менее престижную работу. Случайно узнал чуть позже, что он проявлял в ходе экзамена некоторые нетрадиционные для данной ситуации методы контакта, огласке инцидент не предали, пожалели…
Свою позицию в данном вопросе выскажу так: имея колоссальный успех у женщин, я практически никогда им не пользовался. Должен признаться, что несколько не романтично звучащее словосочетание «супружеская верность» входит в число моих базовых моральных принципов. Когда об этом меня спросила знакомая, отшутился: «Никому не говори, а то в глазах окружающих уроню свое реноме». Но если серьезно, то вниманием студенток обделен не был. Иногда это было традиционное обожание яркого преподавателя, а вот пару раз – достаточно откровенные сексапильные призывы.
Отказывался от предоставляющихся возможностей на уровне инстинктивного отторжения. Однажды задумался – почему так? Дело в том, что этический запрет на возможную близость был заложен внутри, срабатывал собственный цензор. Безусловно, я мог объективно оценить красоту и обаяние девушки, но не более того.
Когда меня поздравляли с очередным днем рождения, звучало немало хороших и искренних пожеланий. Подумалось, а чего я сам себе желаю? Прежде всего – продолжать работать в привычном режиме творческой генерации и не допускать его трансформации в режим старческой дегенерации (смеется. – Прим. авт.).
Но если говорить серьезно, то до сих пор я внутренне сосредоточен на профессии, продолжаю активно работать, причем в новой для меня предметной области. Занимаюсь, в частности, проблемами космологии, размышляю, так сказать, «о судьбах Вселенной». Поэтому приходится дополнительно обучаться, глубже вникать в вопросы общей теории относительности. Стараюсь реализовать некоторые физические идеи, возникшие еще в молодости. Тогда не получилось довести их до логического конца, однако наблюдаю за тем, что сегодня происходит в физике, и понимаю, что они имеют шанс встроиться в нее.
Мне повезло, что всю жизнь занимался, как правило, только тем, что интересовало. Я по-прежнему остаюсь в профессии, научные публикации, которые готовлю, в основном, персональные, без соавторов. Так что все ошибки, которые в них заложены, мои собственные. Как, впрочем, и элементы новизны…
В гостях у рубрики «ПРАВИЛО ГЛАГОЛА» – современный мастер слова, профессор Литературного института, лауреат Патриаршей премии Олеся Николаева.