В наше далеко не романтическое время народный художник Беларуси Иван Миско со своими мыслями и планами вписывается как-то угловато, по-детски чисто и наивно. Все бегут, крутятся, зарабатывают, в своих желаниях стали куда более приземленными и расчетливыми. А Иван Якимович ищет пластическое решение на тему... «встречи с инопланетянами». «Это будет такая же сенсация, как полет Юрия Гагарина. Верю в то, что так произойдет. Есть еще и другие обитаемые планеты, просто пока они недосягаемы, и наша наука не достигла такого развития, чтобы их открыть. Ищу типаж инопланетянина – какой это человек? И человек ли?» – мастер озабочен явно не прагматичными задачами.
В следующем году Минск примет Международный космический конгресс. Готовлю к этому событию мемориальный знак «Белорусам, героям космоса». Он посвящен нашей знаменитой космической тройке – Климуку, Коваленку и Новицкому. Стела высотой 6 мет-ров будет выполнена из гранита, ее установят, что вполне логично, на улице Космонавтов.
Во время работы конгресса планируем разбить аллею, космонавты посадят на ней березы, возможно, клены, ясени, каштаны… Поставим там именные таблички. Вообще, хотел бы раскрутить эту идею, чтобы молодежь приняла участие в обсуждении: а где бы они хотели видеть такую аллею? Хорошо, если ребята будут там собираться потом, проводить свои мероприятия, демонстрировать таланты и мастерство. А через год-два после этого мероприятия Беларуси можно провести международный пленэр скульптуры на тему космоса и установить там все предоставленные работы.
Сегодня многие городские здания расписывают бразильцы. В целом я не против граффити, но в стране существует великолепная Академия искусств, в которой есть прекрас-ные мастера, художники, монументалисты, графики. Большинство из них, мягко говоря, не загружены работой. Бразильцы делают все это бесплатно, но кому это нужно? Кто утверждает эскизы? И утверждаются ли они? Не раз бывал на международных пленэрах художников, но ездил туда с эскизами. И они утверждались! Без них ни в России, ни на Западе тебе никто не разрешит выставляться.
Я вхожу в республиканский и областной монументальные экспертные советы, но моего мнения на сей счет никто не спрашивал. Зачем тогда существуют такие советы? И почему Министерство культуры не выскажет по этом поводу свое мнение?
Сейчас бразильская компания делает рос-пись на стене моей мастерской, являющейся, между прочим, музеем истории города Минска. Тема космоса, которую взяли за основу, безусловно, прекрасная. Но то, что вижу сегодня на фасаде, – это обычная фотография. А ее необходимо творчески переработать, а не слепо перенести на стенку. Иначе это фотообои, а не произведение искусства. Говорят, что для горожан эти «шедевры» бесплатны, все за счет бразильской компании. Но где в таком случае идеология? Впечатление, что нам навязывают какую-то своеобразную культуру. Ни тема не согласована, ни в архитектуру не увязана. Я уже высказался по этому поводу: «Делайте, если городу нравится. Но потом приглашу городской совет, и если не понравится – закрасите». Советник бразильского посольства согласился.
После окончания художественного училища, в 1957-м году, устроился на работу в Национальный художественный музей. Директор Елена Аладова часто брала меня с собой к коллекционерам для закупок. Это была настоящая добыча произведений искусства! Она умела разговаривать с частниками, была настойчива, усидчива, если работа понравилась – никуда от нее не уйдет, по-любому о цене договорится. Благодаря ей я попал и в жилище певицы Лидии Руслановой, балерины Екатерины Гельцер. Помню, зашли в квартиру Гельцер: бассейн (по тем временам немыслимо!), малюсенькие собачки бегают, вокруг полно антиквариата: картины, подсвечники, старинная мебель в чехлах… А стены – в копоти! Казалось, они никогда не видели ремонта. Впечатлило! Вообще, я узнал тогда этот таинственный мир коллекционеров. Обычно они одиночки. Боятся, чтоб их не ограбили или не убили. Поэтому попасть к ним в дом нелегко. Надо, чтобы с тобой было доверенное сопровождающее лицо…
В начале нулевых меня пять раз обворовывали. Важные документы, награды, мелкие работы, отлитые из бронзы, фото- и видеотехнику – забрали все! И, как потом оказалось, юнцы-ворюги продали эти ценные вещи первым встречным. За две копейки.
Я столько пережил, столько судов прошел. Воров-то нашли, они отсидели свой срок, но кому от этого легче?
Когда в пятый раз обворовали, набрался храбрости и пошел на прием к министру МВД, написал заявление, и в течение трех дней мне установили сигнализацию, взяв оплату на себя. Спасибо им за этот хороший почин и действительно благородное дело!
Мама Юрия Гагарина, Анна Тимофеевна, была в этой мастерской более 20 раз. Я ее лепил, потом делал надгробие ее супругу, сыну. На родине Юрия Алексеевича на кладбище целый мемориал Гагариных, который я делал с большой любовью и благодарностью к этой семьей.
Анна Тимофеевна была молчаливой, тихой и при этом очень доброжелательной. С ней так приятно и просто работалось.
Спрашивал ли я про гибель легендарного сына? Зачем? Она даже если и знала что, никогда бы не стала рассказывать. Хотя была в этом какая-то тайна. Я вел когда-то переписку со многими летчиками, знавшими Гагарина лично, они немало интересного о нем написали… Но, увы, эти ценные рукописи не сохранились.
Я в своей жизни сотворил одну глупость, которую не могу себе простить. Не знал, что так произойдет... Врачи обнаружили у меня раковую опухоль, и я поехал в Боровляны на операцию. Признаюсь, что не верил в хороший исход и, загодя, придя в мастерскую, закрылся и уничтожил половину своего архива, в том числе и вышеупомянутые письма летчиков. Я не думал, что когда-либо сюда вернусь, и не хотел, чтобы какие-то личные откровения стали общественным достоянием. Док-тора честно тогда сказали: «Протянешь три года после операции – будешь жить!» Прошло уже 13… Как видите, жив… Почему никто не дал мне подзатыльник и не остановил этой глупости?
Жена два года назад умерла, хотя первым должен был, по логике, уйти я, ведь моя Ирина Владимировна была на десять лет моложе. Кандидат филологических наук, она работала в Институте истории партии при ЦК КПБ, занималась переводом.
А познакомился с Ириной чисто случайно. Шел в художественный музей и на пешеходном переходе, недалеко от ГУМа, заметил красивую девушку в светлом пальто. Как увидел – обалдел! Развернулся – и за ней. Пристал с вопросами, сказал, что скульптор и хотел бы ее вылепить. Она небрежно отнеслась к этому предложению, но согласилась на свидание. Раз-два встретились, и уже через месяц пошли в загс.
Часто спрашивают, откуда у вас, Иван Якимович, запас энергии и прочности. Оттуда, из босоногого детства. В деревне как только ребенок начал ходить – его заставляли работать. Мама поднимала меня еще до восхода солнца, надо было коров на поле выгнать. Обуви как таковой тогда не было, шлепаешь по холодной росе: ноги, полопавшие, становились как подметки. В старшие классы ходил в школу в Слоним: туда 6 километров и столько же назад, и так каждый день. А придешь домой – надо и уроки сделать, и по хозяйству родителям помочь. Дед и отец ночью отправлялись на гумно молотить зерно в три цепа. Частенько и меня с собой брали, спать дико хотелось, да и какой из ребенка молотильщик?! Но все эти жизненные университеты закалили и пригодились в будущем. Во время войны на ночь уходили в лес, боялись, что прилетит карательный отряд и уничтожит деревню. Я видел, как жили партизаны, как пускали поезда под откос… Словом, детство и отрочество прошли далеко не радужно: познал все – нищету, войну и голод. И неслучайно дипломная работа в Академии искусств потом так называлась – «Мать-партизанка».
Если рассуждать о судьбах искусства, то вынужден признать очевидный факт: все мы, нынешние творцы, учимся у великих мастеров прошлого. Мы стараемся их переплюнуть, однако не получается… Я верю в существование разума на другой планете, но чтобы добраться до нее, нужны совсем иные технологии. Правда, будет ли это начало начал или начало конца, не знаю. Что-то должно произойти, потому что земляне не хотят жить спокойно, они сознательно ищут приключения на свою же голову. Хотя, как и всякому нормальному человеку, хотелось бы верить в лучшее.
В гостях у рубрики «ПРАВИЛО ГЛАГОЛА» – современный мастер слова, профессор Литературного института, лауреат Патриаршей премии Олеся Николаева.