Правило глагола

№13 от 29 марта 2017 года

Статья

Комментарии (0)

Поэзия – понятие медицинское

Прозаические люди давно и безуспешно пытаются найти ответ на вопрос, кто же такой поэт? Возможно, это романтик, пытающийся прикоснуться к далеким и грустным тайнам? Или мудрец, сознательно водящий себя и своих поклонников за нос? А быть может, творец, погруженный «в заботы суетного света»? Ясно лишь одно: без них, этих чудных и божественных созданий, наша жизнь выглядела бы серой, как древесный уголь.

О том, как пребывает поэт «в пространстве и времени», решили расспросить Анатолия Аврутина, нашего известного поэта, переводчика, литературного критика, главного редактора журнала «Новая Немига литературная», предложив ему на выбор список глаголов.

Плакать

Чем дальше детство, тем ярче оно вспоминается. В 1952 году, в мой день рождения, в нашей квартире собрались родители с друзьями. Как сейчас помню, все встают из-за стола и первый тост поднимают… за здоровье Сталина. Я, четырехлетний пацаненок, чуть не расплакался – при чем здесь Сталин, когда это МОЙ день рождения?!  А ведь никто не заставлял их это делать, за ними никто не следил, это действительно было по велению души.

Как-то утром мама разбудила и сообщила о смерти вождя. Плакали с ней вместе. Папа, будучи секретарем парторганизации, принес с работы траурную повязку. Я тогда болел дома ангиной. Помню, нацепил ее на руку и старался, чтобы все приходившие к нам заметили мою скорбь.

Однажды папа принес домой номер «Огонька», посвященный смерти Сталина. На обложке в траурной рамке был портрет Иосифа Виссарионовича. Как-то родители ушли в театр и оставили меня с маминой сестрой-учительницей. Она увидела журнал, взяла ножницы и из всех фотографий повырезала Берию. Я  долго рыдал из-за того, что она испортила такой красивый журнал. Когда вернулись родители, тотчас же пожаловался папе, а он ответил: «Правильно сделала. Берия – враг народа».

Размаўляць

Я – дитя репродуктора, который включался в доме в 6 утра и говорил до 12 ночи. Во дворе, кроме песочницы в палисаднике, ничего не было, под окном весь день грохотали самосвалы. В садик я не ходил… Поэтому ничего не оставалось делать, как слушать репродуктор: я знал фамилии почти всех президентов, генеральных секретарей, известных спортсменов и артистов, названия множества стран и континентов. Слушал арии из опер, барабанные сводки о победах земледельцев. Все это впиталось и откладывалось в памяти. Часто наблюдал за трактором с прицепом, который тарахтел на нашей Автодоровке… И в неполных четыре года написал «Оду трактору», где были такие строки: «Трактор, трактор, ты пойдешь по полям станицы, много хлеба привезешь жителям столицы».

Да, тогда был только один канал радио, зато какой насыщенный! Именно по радио я выучил беларускую мову, и это потом очень помогло. Так сложилось, что 17 лет я проработал в белорусском журнале. Могу абсолютно свободно говорить и писать по-белорусски. Без каких-либо шпаргалок и словарей. Много перевожу из белорусской поэзии.

Дружить

Народный поэт Беларуси Пимен Панченко обратил в свое время на меня внимание. Он прочитал мою первую рукопись и написал от руки – на пять страниц! – рекомендацию в издательство «Мастацкая лiтаратура». Я ее до сих пор храню. «Несите, и вашу книгу непременно издадут», – заверил он. Но не тут-то было. В издательстве строгие дядьки сказали, что «калi нам прыносяць рэкамендацыю, мы праз трайныя акуляры глядзiм». В общем, тогда рукопись книгой так и не стала. Зато теплые отношения с Панченко у нас сохранялись до самого конца его жизни – бережно храню множество поздравительных открыток, которые Пимен Емельянович всегда присылал мне к Новому году.

Благодарить

Благодарен судьбе за то, что свела меня с замечательным белорусским поэтом и прозаиком Михасём Леонтьевичем Стрельцовым. Если бы не его поддержка, не знаю, как бы сложилась моя творческая судьба. Во многом благодаря Михасю, который по каким-то своим каналам переговорил с издателями, в свет в 1979 году вышла моя первая книга «Снегопад в июле».

Михась был человек очень сложной судьбы: проблемы в личной жизни, алкогольная зависимость, безвременная кончина. До сих пор как реликвию храню 36 писем, которые он прислал мне из ЛТП. Там такой срез оценок белорусской литературы, столько откровений! Конечно, пока они не могут быть напечатаны, по понятным причинам… Михась Леонтьевич был редчайший эрудит! Панченко и Стрельцов – это действительно глыбы… И по прошествии лет это особенно хорошо понимаешь.

Влюбляться

Серьезно писать стихи начал, когда впервые безответно влюбился. «Она» работала библиотекарем, была намного старше, с двумя детьми, замужем, но это меня не останавливало. Я посвящал ей стихи, причем, почти как графоман, писал их десятками. Моя муза складывала их в особую папочку и иногда, в знак особого внимания, присылала мне поздравительную открытку. Вот и весь «роман».

Оберегать

Мне очень повезло с женой. Вместе уже 42 года, позади рубиновая свадьба. Ей всегда хватало мудрости понять, что я поэт и часто могу в кого-то влюбиться, но от нее никуда не денусь.

Зоя, моя супруга, «выиграла» меня в теннис. Было это так. Однажды мой отец попросил помочь девушке подготовиться к соревнованиям и сразиться с ней за теннисным столом. Прикинул, что раз она кандидат в мастера спорта, то это примерно соответствует второму мужскому разряду, у меня же на тот момент был, хоть и плохонький, но первый… Решил, что выиграю без особых проблем… Пришла серьезная девушка, пошли в зал разминаться, а потом… Словом, большего позора в своей жизни не испытывал. Шарик свистал мимо ушей, соперница мастерски «убивала» все мои крученые подачи… Когда этот ужас окончился, попытался было ее проводить, но она не терпящим возражения тоном указала мне в сторону остановки... В общем, голову я тогда потерял основательно… А через несколько месяцев мы уже поженились.

Жена всегда оберегала мой поэтический покой и быт, за что я ей крайне признателен. Конечно, если нужно, могу приготовить себе поесть, пропылесосить, помыть посуду…

Но долгие годы хозяйством занималась исключительно жена. Как-то постучалась в дверь соседка снизу и спрашивает: «Зоя дома?» Жена подходит, а та обращается к ней: «Маленькие гвоздики у тебя есть?» Конечно, было стыдно. Неужели меня совсем не считают за хозяина в доме? Ну и ладно, сошло и сошло, вспоминаю теперь как анекдот.

Чувствовать

Евтушенко когда-то ляпнул «Поэт в России больше, чем поэт» – и пошло гулять! Хотя задолго до него Марина Цветаева написала о поэте так: «Он был ниже, чем последний смазчик». И сегодня все вернулось на круги своя: поэзия – дело для избранных, допущенных, понимать ее дано не всем. Когда Евтушенко, Вознесенский, Рождественский и другие «эстрадники» собирали стадионы, вы думаете, там сидели сто тысяч человек, которые понимают поэзию? Нет, это просто была мода, а чувствовали поэтическое слово все те же несколько десятков. Те, которые этим лечатся. По моему глубокому убеждению, поэзия – понятие почти медицинское. Если человеку плохо и он сам не может с этим справиться, одни идут в церковь молиться, другие в рюмку заглядывают, третьи берут томик поэта и начинают там искать спасения… Можно, конечно, делать и первое, и второе, и третье одновременно, некоторые этим и грешат. Но иногда удается человеку найти в стихах то, что отведет его от края пропасти.

Зарабатывать

Поэзия и деньги – абсолютно нестыкуемые вещи. Не единожды ко мне обращались со своими творениями достаточно богатые люди, которые вдруг стали писать. От нечего делать. Они приносят стихи, я заведомо знаю, что это будет ужасно плохо, потому что душа пресытившегося человека не может быть эмоционально свободна. Нет, это не значит, что поэт должен быть физически голоден или ходить оборванным, как Хлебников, но ДУША должна быть голодной!

Модничать

Многие говорят, что внешне я похож на Пушкина, другие замечают, что по-особенному одеваюсь. Признаюсь, что одежде большого значения никогда не придавал, это как-то само собой получается, обычно вместе с женой что-то подбираем. Да, мне нравятся нетрадиционные, нестандартные вещи. Видите, на мне кожаные брюки, захотелось однажды – сшил. Люблю яркие, но в меру, вещи. Помните, Маяковский ходил когда-то в желтой кофте? Но вообще внешнее и есть только внешнее, не это главное… Кто помнит, как выглядел Иван Мятлев, а вот его строчка «Как хороши, как свежи были розы» навсегда осталась в литературе.

Поэтому я все же предпочитаю, чтобы через много-много лет кто-либо открыл томик моих стихов и прочитал:

Всё спутало время… У времени странный
  отсчет –
Его понимают лишь старцы да малые дети:
Грачи прилетели… А им уже скоро в отлет…
Ребенок родился, чтоб юность свою
не заметить.

Вот так и ведется… Так истинно…
Так испокон.
Я тихую тайну в душе заскорузлой лелею,
Чтоб голос Отчизны услышать
сквозь сумрак времен,
И, охнув, уйти навсегда, незамеченным ею…