Беларусь помнит



Работа в особых условиях, или Как изобличались каратели

Этот человек никогда не давал интервью. Нельзя было по роду деятельности, да и природная скромность не позволяла. Сегодня фронтовику, подполковнику КГБ СССР Михаилу Ивановичу Оловянникову 93 года, и мы можем наконец-то поведать о нем читателям. В послевоенные годы он изобличал фашистских карателей, позже ловил валютчиков и контрабандистов, работал на Олимпиаде-80 в Минске. Отвечая на некоторые мои вопросы, Михаил Иванович изредка посмеивался и плавно уходил от темы: есть вещи, о которых знать будет только он. И «дела» на полках пыльных архивов...
К дому в районе улицы Маяковского я приближалась с трепетным чувством. Как бы не разволновать человека весьма почтенного возраста да еще и не привыкшего к журналистским расспросам. Дверь открылась — и сразу приятный сюрприз! Хозяин встретил в военной форме — это, наверное, профессия заставляет держаться. Бесшумные движения, доброжелательный взгляд... Китель на спинке стула — ходить в нем мужчине теперь не под силу, тяжелый от веса наград. Здесь ордена Отечественной войны II степени и Красной Звезды, медали «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.», «За безупречную службу» трех степеней и другие.
— Михаил Иванович, вы дошли практически до Берлина. Какой самый яркий эпизод военной поры вам запомнился больше всего?
— Поразила немецкая дисциплина. Мы как-то остановились во флигеле у одной женщины, которая жила с двумя дочерьми. Они нас поначалу чуждались, а после привыкли. Мы даже стали замечать, что они нас как бы поджидают... У этой женщины было большое хозяйство, но мы обратили внимание, что они почему-то голодают. Тогда  через нашего врача, Юру Виноградова, который говорил по-немецки, спросили их о причинах такого поведения. Предложили помочь зажарить их же собственную свинью, гуся или курицу. Но эта женщина попросила, чтобы мы дали расписку, в которой бы это разрешение было зафиксировано письменно. Мы были в недоумении. Как оказалось, эти люди должны были сдавать мясо и молоко немецкому государству, и только потом из сданного им выделялась какая-то мизерная часть на пропитание. Мы их подкармливали хлебом. Девушки сперва стеснялись брать у нас буханки, а мать их ругала за это, даже шлепала полотенцем. Но голод  не тетка! Тем более, что наш хлеб — вкусный, не сравним с немецким! Вообще, пропаганда хорошо поработала с населением. Когда мы пришли на их землю, они думали, что мы будем убивать мирных жителей. Помню, как зашли в подвал или бомбоубежище в одном доме. Темнота кругом! Зажгли
фонарики — а там народу битком набито! Женщины, старики и дети... Они как увидели нас — сразу попадали на колени. Мы, конечно, никого даже пальцем не тронули.
— В мирное время вы  разоблачали фашистских пособников. Провели большую работу по документации преступной деятельности бывших немецких карателей Елового, Исаени, Хагемайера, Шляхтовича и по проверке архивно-следственных дел. Хотелось бы узнать об этом периоде...
— Хагемайер, например, проходил по делу о поджоге Хатыни. Также я расследовал дело о лагере смерти в Тростенце. 2 мая 1944 года, когда до освобождения оставалось совсем чуть-чуть, под Минском 3-я рота 11-го полицейского батальона СС расстреляла более 800 связных партизан, в том числе женщин, пригнанных из Бобруйска пешком. Причем сформирована рота была из наших же «отбросов» — полицаев и так называемой «шляхты» из Западной Беларуси, Мядельского района, Глубокого. Только 5 человек немцев ими командовало! Они и евреев в душегубку бросали. Мы всех этих подонков потом нашли.
Еще документировал такой случай, когда полицаи загнали женщин в болото — они там прятались вместе с грудными младенцами. Несчастные стояли по пояс в воде, прикрывая детям рты, чтобы случайно не выдать себя…
Один из карателей после войны так удачно прошел сквозь сито органов безопасности, скрываясь в Кемеровской области, что даже получил орден Ленина за свою работу на шахте — начальство не могло на него нарадоваться. Но мы  разыскали этого человека. К тому времени он уже не мог жить в ладах с совестью, сказал, что если бы мы его не арестовали, он бы себя убил. И всех подельников своих разоблачил, с которыми орудовал в Червенском районе. Ему дали 15 лет, он потом по многим делам проходил свидетелем. А ордена его лишили.
Еще мне хорошо запомнился немецкий пособник  из Борисова по фамилии Швец. Его немцы завербовали и под видом заключенного подсаживали в камеру к арестованным партизанам. А сдала его после войны на очной ставке уборщица, которая  видела, как его отдельно другим пайком кормили фашисты и приносили сигареты. Его сделали потом унтер-офицером 11-го полицейского батальона СС, и он выезжал на операцию против партизан в Браславский район, даже был награжден фашистами. А перед нами прикидывался простым полицаем! Мы, когда это выяснили, судили его по вновь открывшимся обстоятельствам и приговорили к высшей мере наказания. А он к этому времени в Архангельске жил, семью имел, двоих детей — вот кого жалко! Что интересно, ребятишек  своих он воспитывал преданными советской власти…
Еще был такой Кольцов. Сначала он попал к партизанам, которые воевали в Молодечненском районе, между Вилейкой и Воложином. Начал пить и занялся мародерством. Партизаны его предупреждали о недопустимости такого поведения, и тогда он бежал, прихватив пулемет,  перешел на сторону немцев. Участвовал в расстреле связной девушки. Вообще, расстрелял многих людей по поводу и без. Стрелял в любого, кто ему не нравился. Например, убил одну душевнобольную женщину, которая просто шла по дороге. Так вот, в разные годы он менял фамилии: Кольцов, Гальцов, Гришаткин... Когда был у партизан, у него одна фамилия, у немцев — другая, в мирное время — третья. Но все равно мы его нашли — люди стали обращаться в органы, что вот такой был каратель. Мы проверили эту информацию и обнаружили его в Кировоградской области Украины. Там он работал на пункте газоприемной станции. И когда я приехал его арестовывать с группой сотрудников, застал его за столом. Он не ожидал, что за ним придут. Задал ему только один вопрос: «Знаешь, почему за тобой приехали?». Он кивнул головой. На него надели наручники, я его допросил, и он тут же признался в одном случае расстрела, потом начал выкручиваться, но доказательства были собраны неопровержимые. Кольцову дали 10 лет.
Или другой случай. В Слуцке был начальник полиции, участвовал во многих карательных операциях. Разыскали его в Кустанайской области Казахстана, в совхозе сторожем работал.
— Американец Чарльз Аллен писал о том, что многие гитлеровские нацисты нашли убежище в США, более того, стали активными сотрудниками ЦРУ. Доводилось ли вам по роду своей деятельности сталкиваться или пресекать деятельность подобных людей?
— США пришлось потом осудить многих гитлеровских нацистов. Вот недавно был озвучен такой факт, что в Канаде был найден каратель, которому исполнилось 93 года. Многие канадцы посчитали, что судить старика в таком возрасте уже нет смысла. Но я не согласен с такой позицией — немцы же и сейчас судят фашистов...
Вы знаете, убить человека — это очень сложно, даже если знаешь, что перед тобой враг. В душе чувствуешь что-то не то — неприятно. Это вам скажет каждый фронтовик. Но в бою досада берет. Думаешь: ну зачем же вы, гады, пришли на нашу землю и исковеркали нам жизнь! После Курской дуги мы заставили ползать каждого немца, а не так браво ходить с засученными рукавами, как в первые годы войны. Мы их не убивали, просто, если начинали подниматься, сверху над ними давали очередь, так они и ползли из-под обстрела на линии фронта. Вы знаете, каждому ведь хочется жить...