Праздники



Сын полка

От Минска до Германии, а затем обратно прошел фронтовыми дорогами бесстрашный гаврош Ефим Зарецкий — участник Сталинградской битвы,  ветеран Великой Отечественной войны, боец «Батальона белорусских орлят» и бессменный член совета ветеранов Белгосфилармонии. В его семье существует договоренность: ни слова о войне —  эти воспоминания до сих пор тревожат душу защитника Родины. Но для читателей газеты «7 дней» ветеран сделал исключение...
— Ефим Владимирович, как для вас началась война?
— Ну, во-первых, я коренной минчанин. В тот год  окончил 7 классов и находился в пионерском лагере в Острошицком Городке. На рассвете проснулся от гула самолета и выбежал в поле, но ничего не понял. Радио у нас не было, и нам ничего не говорили о том, что началась война. Об этом мы узнали от родителей, которые стали приезжать и поспешно забирать своих детей. Я знал, что мама не так скоро приедет за мной, потому что она в тот момент отдыхала на курорте, а  отец был военнослужащим. В ожидании ее я с грустью и страхом наблюдал за ярким заревом, которое пылало над Минском. А 26 июня 1941 года меня записали в красноармейцы-воспитанники саперного батальона знаменитой 100-й стрелковой дивизии, впоследствии первой гвардейской. Перед войной она дислоцировалась в военном городке «Уручье». Вот с тех пор для меня началась совсем другая жизнь. А было мне тогда всего 14 лет. Вскоре и мама моя, будучи переводчиком с немецкого и польского языков, ушла на войну.
— Вы помните свой первый бой?
— Он случился 27 июня под Острошицким Городком. Наш батальон был выдвинут против огромной колонны немцев и принял на себя весь удар. Хорошо помню, как мы бросали по танкеткам стеклянные бутылки, наполненные обычным автомобильным бензином. Их было мало, и нам стали подвозить их из Минска со спиртзавода. Я также активно заполнял их, вставлял ватные фитильки. А когда и ваты стало не хватать,  вспомнил, что в двух километрах от места боя есть сельская аптека. Ночью мне в помощь дали здоровенного бойца, несколько вещевых мешков, и мы направились туда. Это была большая деревня, брошенная аптека находилась в обычной сельской хате. Я залез туда через форточку и стал брать йод, спирт, вату, бинты, подавая моему сопровождающему. Потом мы ушли по шоссе назад. 28 июня нам все это очень пригодилось! Кстати, согласно Большой Советской Энциклопедии и воспоминаниям Г. Жукова, под Минском, в районе Острошицкого Городка, было уничтожено 104 единицы военной немецкой техники, среди которой легкие танки, бронеавтомобили и пр. Это место стало первым в истории войны, где было подбито столько вражеских машин. И я очень горжусь тем, что и мои бутылки в них летели.
— Вы — сын полка, а был ли возле вас такой человек, который заменил в каком-то смысле отца?
— Хотя в нашем батальоне и были минчане, которые знали моего отца и нашу семью, обо мне заботились все понемногу, в свободное время занимались со мной кто химией, кто физикой, среди наших офицеров были люди с высшим образованием.
Помню, кормили нас в основном пустым пшеном, которое я есть не мог и все время им давился. Так вот  бойцы постоянно доставали мне какую-то другую еду. Когда было совсем плохое снабжение, пропитание добывали как только могли.  Приходилось даже малой саперной лопаткой или топором вырубать изо льда павшую лошадь. Это было особенно характерно для того времени, когда мы воевали под Сталинградом. Но конина была слишком жесткой даже в отваренном виде, и мы разыскивали в брошенных квартирах мясорубки, перекручивали это мясо в фарш, лепили какое-то подобие котлет, жарили их на солидоле и потом ели. Один-два раза такое съешь, потом  привыкаешь.
— А где  получили боевое ранение?
— Под Москвой. А до этого я обморозил себе пальцы на ногах, правда, военный врач в медсанчасти за 10 дней меня вылечил. Дело было так. Меня послали с донесением через поле к мельнику, который должен был мне дать 8 килограммов крупы. Как потом оказалось, он недосыпал нам почти половину крупы. «Ну, поймаем — расстреляем,» — сказали наши бойцы. Этот мельник и впрямь был неприятный, откормленный такой, видимо, кулак. И вот пока я ходил в хромовых сапожках и портянках к нему туда и обратно с мешком, отморозил себе пальцы. Правда, эти морозы помогли нам отстоять Москву.
После этого мы попали под Харьков — тогда еще он значился столицей Украины. Там был огромнейший дом им. Косиора. И бойцы нашего взвода, я узнал об этом только после войны из книг, выполняли секретное задание. Они заложили в здании огромный фугас и присыпали, а сверху заложили среднюю мину, управляемую по радио. Когда фашисты заняли город, они разминировали только то, что было сверху. Позже они проводили в этом доме какое-то совещание и подорвались. 1 августа 1942 года, когда мне исполнилось 15 лет, я уже был на сталинградском фронте. В штабе меня использовали как телефониста. В декабре, когда оборвалась связь, я без разрешения решил устранить неполадки. Разрыв был всего в 15 метрах, но рядом со мной шлепнулась мина, и крупным осколком разорвало подмышечную часть правой руки. Меня отправили в госпиталь, который находился в подвалах Сталинграда, а дальше — в госпиталь города Камышина. И сегодня у меня помимо гвардейского знака есть медаль «За оборону Сталинграда», а также Чехословацкий Военный крест. Ведь я разработал руку и вернулся в строй, получил военное образование, хоть меня и списали.
— Как известно, первая любовь не выбирает время, когда ей прийти. И в военные годы люди также влюблялись, страдали, дарили девушкам цветы.
— Да, я вспоминаю, как влюбился в медсестру Танечку, которая была старше меня на год. Таня была из очень интеллигентной семьи,  красивая и умная. Ее расстреляла группа эсэсовцев. Когда я нашел ее еще не остывшее тело,  был настолько убит горем, что поклялся отомстить. Догнав  фашистов,  расстрелял их, хотя должен был захватить в плен, поскольку среди них был немецкий генерал. После этого у меня были крупные неприятности. Но я осознал свой поступок и раскаялся. Конечно, меня отстояли, списали все на мою молодость и горячность. Ведь меня представили к ордену Красного Знамени, поскольку мы захватили портфель с очень ценными документами и передали их сначала в штаб, а потом на фронт.   
— А как родился символический «Батальон белорусских орлят»?
— Прошло уже больше 40 лет с тех пор, как в результате приказа № 1, опубликованного за подписью Героя Советского Союза Виктора Ильича Ливенцева, появилось это общественное объединение. Именно тогда со страниц республиканской пионерской газеты «Зорька» прозвучал призыв собрать «сынов полка» вместе. С 1941-го по 1944 год, как свидетельствовали архивные данные, на территории Беларуси сражались с гитлеровскими оккупантами около 25 тысяч детей и подростков допризывного возраста. Боевые подвиги ребят по праву приравнивались к заслугам доблестных рядовых, армейских командиров: в указах о награждении орденами и медалями назывались их полные имена, с отчеством, как у взрослых. Таким образом, в рядах подразделения были объединены те, кто с 10—13 лет воевал с фашистами в регулярной армии, сыновья полков, юные подпольщики и партизаны. В результате кропотливой работы по розыску воевавших рядом с отцами маленьких бойцов в списке батальона на момент создания числилось около 700 орлят. Многие были ранены, имели правительственные награды военного времени, некоторые остались инвалидами. Но время безжалостно, и сегодня из них в живых всего около трех сотен человек. Несмотря на почтенный возраст, орлята полны энергии, идей, не засиживаются в четырех стенах. Они охотно откликаются на приглашения юного поколения поделиться воспоминаниями, оформить летопись, просто пообщаться подчас торжественных мероприятий. Остающиеся в строю ветераны, чья юность опалена войной, ежегодно с нетерпением ждут 7 мая. Именно в этот день по традиции они встречаются в столичной школе № 67. Дата встречи выбрана неслучайно: в этот день в 1981 году в данном учебном заведении был открыт музей имени «Батальона белорусских орлят», которому в 1995 году присвоено звание народного. Собранные архивные документы, письма с фронта, фотографии, личные вещи ветеранов послужили основой экспозиции, а в минской гимназии № 7 (бывшая средняя школа № 54) был открыт музей боевой славы.