Это интересно



Александра Толстая

Свои мемуары она так и назвала «Дочь». И не в силу отсутствия литературной фантазии. Александра Толстая всегда понимала, что вся ее жизнь, все ее поступки будут восприниматься сквозь призму того, что она дочь. Всю жизнь она помнила и не забывала, что она дочь Льва Николаевича Толстого.
Александра родилась в год страшной депрессии, охватившей ее отца. Ничто не радовало его. Все было в тягость. В ночь с 17 на 18 июня 1884 года Толстой, взяв котомку, решил покинуть усадьбу насовсем. Но на полдороге повернул обратно. На свет должен был родиться его 12-й ребенок.
Ему было тогда неведомо, что именно эта девочка, самый нежеланный ребенок в их семье, займет наиболее полное место в его жизни, заменит ему многих, если не всех. Эта девочка станет, как и он, личностью масштабной, деятельной, внутренне свободной, отказывавшейся жить во лжи, натурой бунтарской.
Впереди у его последнего ребенка будет кровопролитная война, Александра пройдет через тюрьмы и заключение в лагерь. Ее будет ждать изгнание с родины и вечная разлука с Ясной Поляной, превращенной ее усилиями в памятник отцу.
В июле 1914-го для Толстой, как практически и для всех, Первая мировая началась внезапно. Война, о которой говорили почти все, в которую никто не хотел верить, надеясь, что все обойдется. Гарантией такой веры были династические браки, опустившие практически всю Европу. Все монархи в той или иной мере были связаны между собой родственными узами.
Первая мировая, излишне идеологизированная, многими до сих пор не понятая, набирала свой оборот. Она станет водоразделом, который разрушит старую Европу, задаст темп всему ХХ веку. Сотрет раз и навсегда открытые границы между государствами, введет визы, настроит столько барьеров между людьми, что и в веке ХХI политики так и не смогут их преодолеть.
Четыре года после смерти отца были для Толстой самыми трудными. Пустота, возникшая после ухода не просто друга, а единомышленника, не заполнялась. Война дала ей новые силы. На фронт уходили ее племянники, рабочие. У Толстой были забраны все ее породистые лошади. Жизнь теряла всякий смысл. Ее решение было предрешено. Она пошла на фронт.
Работа в тылу Александру не удовлетворяла. Председатель Всероссийского земского совета князь Львов пытался отговорить, ссылаясь на ее непрактичность. Он напомнил Толстой, как она сдала в аренду свой яблоневый сад в Туле, а арендатор сильно надул ее. Толстая обиделась. Бизнесом заниматься она не умела, это факт, но при чем тут фронт? В конце концов, ее назначили уполномоченной Земского союза на Северо-Западный фронт.
Вначале работа была несложной. Раненых привозили в Белосток, где их перевязывали и эвакуировали дальше. Так и мотались туда-назад. Редкий отпуск в Москве, короткая командировка на Кавказский фронт — и снова обратно.
С родными Толстая виделась редко, в основном встречи проходили в Минске. Александра приезжала туда как уполномоченный Союза. Встречи проходили на улице Захарьевской (ныне угол проспекта Независимости и улицы Коммунистической, в том же самом районе, в котором проходил I съезд РСДРП). Основным местом дислокации санитарного поезда, начальником которого в то время была Толстая, стала станция Залесье на линии обороны русских войск под Сморгонью.
Однажды, задержавшись в Минске, под вечер она возвращалась обратно на автомобиле. Дорогу перебежала кошка, на душе стало не по себе. Когда подъехали к палаткам, стало ясно: что что-то случилось. Несколько санитаров было убито. Ее крошечный фанерный домик оказался прострелен насквозь. Осколком бомбы пробило эмалированный кувшин, стоявший на столике, который так и остался стоять на окне, как и прострелянный портфель. Если бы уполномоченный Вырубов не задержал ее в Минске, ее бы убили. Это была судьба.
Ее развернутый фронтовой госпиталь на 400 человек состоял из трех летучек. Вторая и третья находились далеко от передовых позиций. Толстая, как правило, все время проводила на первой. Было ясно, что готовится большое наступление. В два часа ночи 31 мая 1915 года часовые заметили, что одиночные немецкие снаряды, разрываясь, выпускают желтый дымок. Он медленно расстилался по лощине, от него шел запах хлора. Через полчаса кто-то из солдат заметил: «Пахнет вишней». Это был цианистый калий. В тот день под Сморгонью в братской могиле похоронили 1200 человек. Это была первая газовая атака со стороны немецких войск на Восточном фронте.
Спустя сутки приехавший в войска генерал-адъютант государя князь Юсупов наградил Александру Толстую Георгиевским крестом II степени. Всю жизнь она будет помнить эту газовую атаку. И всю жизнь она всем своим существом будет помнить то чувство беспомощности, которое испытала в начале лета 1915-го.
Толстая была всегда слишком аполитична. Чувство патриотизма не позволяло ей видеть очевидное — страна находилась на распутье. Не видела и того, что в обществе уполномоченных в Минске на Захарьевской, 63 всегда тихо и неприметно присутствовал один из его членов. В свой близкий круг, несмотря на его почтительность практически ко всем, его не принимали. Ей казалось, что у него не было лица, не было характера и силы. Как же наивна она была! Пройдет совсем немного времени, и человека, которого она презирала и не видела в упор, назначат военным комиссаром. И до конца дней он будет одним из виднейших деятелей большевистской революции. Это был Михаил Фрунзе.
…Революцию Толстая не заметила. Она лежала в минском госпитале. Болела рана. К этой боли добавилась тропическая лихорадка, которую она подхватила на Турецком фронте. Но голову все время сверлила одна мысль: что же будет дальше? Первое время ничего не изменилось. Солдаты продолжали сидеть в окопах, вяло перестреливаясь с немцами. Недолечившись, она снова вернулась на фронт.
Между Молодечно и Сморгонью, под Крево, был сосредоточен кулак против немцев. Такого боя Толстая еще не видела. Семь рядов немецких заграждений, окопы — все было сметено русским артиллерийским огнем. Немцы бежали. Но… Агитация сделала свое дело. Всем хотелось поехать на собрание и послушать выступающего. «Немцы — братья», — говорил ораторствующий. От речи выступающего Толстой было не по себе. «Неужели они верят, — думала она, — что этот человек может спасти Россию?» Речь Керенского не убедила ее.
Для трижды Георгиевского кавалера, полковника русской армии война закончилась. Но работа в обычной жизни нашлась. В 1918-м  — 90-летие ее отца. Поступило предложение издать его собрание сочинений. Тем более, что по завещанию все авторские права принадлежали ей. Но новая жизнь была мало понятна Толстой.
В марте 1920-го она возвращалась в Москву из Ясной Поляны в вагоне для скота. Желание было только одно — принять ванну и выспаться. Но на дверях московской квартиры висела печать ЧК. Звонок секретарю ВЦИК Енукидзе ничего не прояснил. Он сказал лишь о том, что скоро к ней придут сотрудники ЧК и решат все вопросы. Визит чекистов закончился арестом и тюрьмой.
Толстой повезло. В то время еще соблюдались какие-то признаки законности. Да и имя арестованной не позволяло легко расправиться с ней. Жизнь на Лубянке шла своим чередом. Раз в неделю водили в баню на Цветной бульвар. Давали обмениваться письмами с друзьями. Однажды грохот артиллерийской канонады встревожил арестантов. Первое, что пришло на ум, было — опять переворот. Но это горели пороховые склады на Ходынке.
…Скамейка подсудимых в суде — сплошь известные имена того времени. Человек в сложной для себя ситуации всегда остается человеком. Кто-то выдерживает испытание, кто-то ломается. Смысла отрицать виновность ни у кого не было. Все было предрешено. Даже Николая Крыленко, известного деятеля гражданской войны, а затем прокурора советской республики, порой коробили признательные показания обвиняемых. В вину Толстой вменялось то, что она поила чаем членов Тактического центра. Ей повезло, дали всего лишь три года концентрационных лагерей.
Ее освободили в срок. Неуемная натура Толстой заставила ее пойти к Калинину с ходатайством о смягчении участи осужденных. Разговора с формальным главой правительства не получилось. Это был разговор «двух глухих о музыке». «Как скоро этот полуграмотный человек, недавно вышедший из рабочей среды, усвоил психологию власть имущих», — подумала она. Но ходатайство Толстой все же было выполнено.
Потом была толстовская коммуна, созданная Александрой Львовной артель, работа в комитете помощи голодающим, постройка школы-памятника Льва Толстого и многое другое. Последним крупным мероприятием, в котором пришлось участвовать Толстой, был юбилей ее отца. Речь Луначарского поразила ее. На юбилей собрался цвет европейской литературы того времени. Последнее представление стало венцом всех праздничных торжеств… А через пару дней полуграмотные газетчики того времени приняли произведения Толстого, которые звучали под музыку Бетховена, за церковное пение.
Деваться было некуда. Впереди — эмиграция. Ее отъезд был нужен всем. И власти, и самой Толстой. В новой жизни будет много интересного. Открытие для себя японского искусства в Стране восходящего солнца, отказ о возвращении в СССР. Впереди ее ждала Америка, где Александра Львовна проживет все оставшиеся годы, посвятив их основанному ею Толстовскому фонду для всех беженцев.
Толстая проживет почти век — 95 лет. Ответ на вопрос о русской трагедии ХХ века она найдет у своего отца. «Власть есть совокупность всех воль масс, перенесенная выраженным или молчаливым согласием на избранных массы правителей». «Власть? Но почему же народ избрал коммунистическую власть? Думаю, что ответ один, и Толстой так на него ответил — отсутствие веры».