Погода, Беларусь
Главная Написать письмо Карта сайта
Люди в белых халатах
>>>
Совместный проект
>>>
Специальный проект
>>>



Великие писатели

№50 от 12 декабря 2013 года

Поэма длиною в жизнь
Поэма длиною в жизнь

Климент Тимирязев как-то заметил: «Гете представляет, может быть, единственный в истории человеческой мысли пример сочетания в одном лице великого  поэта, глубокого мыслителя и выдающегося ученого».
Холодным вечером 1540 года профессор Витенбергского университета доктор Фауст сделал студентам необыкновенное заявление. Он сказал, что много лет назад продал душу и тело дьяволу, и теперь приближается час, когда срок этого договора истекает. После окончания доклада Иоганн Георг Фауст запахнул профессорскую мантию, и в библиотеке, в которой происходил разговор со студентами, стало ощутимо холоднее.


Эта легенда навсегда потрясла 16-летнего студента Лейпцигского университета Иоганна Гете. Он прожил с этой легендой всю оставшуюся жизнь, а книгу всей своей жизни писал более сорока лет. Так часто бывает, когда гениальное произведение создается на протяжении всей жизни своего творца. Как говорил сам Гете на склоне лет, очень трудно без конца повторять одно и то же и добиваться совершенства. Не каждый может это выдержать. Но это и есть та родовая отметка, которая дает признак гениальности.
Гете был не просто потрясен этой легендой. Он не мог понять, как можно просто так продать душу дьяволу за научные знания, за секреты, над которыми бились все алхимики ХVI века. Он примерял судьбу доктора Фауста на себя, пытался понять, смог бы ли он сам поступить точно так же. И не находил ответа. Внутри самого Гете сошлись два противоборствующих начала — попытка понять причину всего сущего и богобоязненность, а значит, и опасение связать свою душу с дьяволом. Ответа он не находил, математический расчет давал сбои. Но у него была надежда разобраться во всем, ведь впереди у него была вся жизнь.
Во Франкфурте Гете оказался в 1766 году в возрасте 17 лет. От родителей он взял самое лучшее — честолюбие и образованность отца, веселость и поэтический взгляд на мир матери. Он был очень серьезным и увлеченным человеком, и отец всячески поощрял эти его качества. Все, кроме одного, — ему не нравилось увлечение сына стихосложением. Это было камнем преткновения в их взаимоотношениях. Отец настоял на своем, и Гете поступил в Лейпцигский университет на юридический факультет. Учеба в университете дала ему новые увлечения, новых друзей, но не дала любви к юриспруденции. Он все время пропадал в библиотеке, но отнюдь не за юридическими талмудами.
«В начале было Слово. С первых строк — загадка. Так ли понял я намек? Ведь я так высоко не ставлю слово, чтоб думать, что оно всему основа». Со словами у Гете никогда не было проблем. С самого раннего детства они легко складывались в строки и рифмы. Но его волновало другое — смысл слов. И прежде всего — в контексте понимания законов природы. Гете звала за собой наука, и не просто наука, а общее знание об окружающем мире. Он хотел и стремился постичь первопричины всего сущего на земле. Откуда все это, когда оно пришло к нему? Может быть, именно доктор Фауст подтолкнул его к этому?
Тяга к знаниям пришла к Гете намного раньше, еще в детстве. Он бредил камнями, магическими и зовущими в бесконечную вечность. Со временем у него собралась гигантская коллекция минералов — более восемнадцати тысяч образцов. И не только из Германии. Ему будут присылать камни из России и Индии. Но все это — несколько позже. А пока круг его интересов замыкался на учебе в университете и докторе Фаусте.
Фауст: «Напрасно я копил дары людской премудрости с таким упорством? Я ничего усердьем своим черствым добиться не сумел до сей поры. Ни на волос не стал я боле крупен, мир бесконечности мне недоступен». Мефистофель: «Ты в близорукости не одинок, так смотрите вы все на это дело. А нужен взгляд решительный и смелый, пока в вас тлеет жизни огонек».
Есть три субстанции, которые человек хочет понять более всего, но не поймет и не разгадает эту загадку никогда — это наука, музыка и смерть. В этом треугольнике и заложен секрет всего мироздания, а ответы на эти вопросы может дать только Создатель. Попытка простого смертного заглянуть за горизонт, попытаться встать выше самой жизни на Земле всегда заканчивается для интересующегося этим печально. Гете не был в этом списке исключением, страсти по Фаусту сразили его, он заболел. И настолько серьезно, что вынужден был покинуть Лейпциг и вернуться в родной Франкфурт. Отцу это очень не понравилось, но все же сына он оставил в покое. А через год 20-летний Гете выпустил первый сборник стихов «Новые песни». Славы ему это не принесло, но появилась уверенность в том, чего он хочет в жизни.
Через год Гете уезжает в Страсбург для продолжения учебы. Кроме юриспруденции, он возвращается к лекциям по химии, медицине, филологии и астрологии. Круг его знакомств пополняется философом и критиком Иоганном фон Гердером. Он познакомил Гете с миром готической архитектуры и народной поэзии. Как это ни удивительно, но все эти увлечения и интересы соединялись в Гете в единую картину понимания жизни. К 23 годам он был уже готов к ученой степени и новым открытиям, почувствовал себя доктором Фаустом. Но произошло событие, которое круто изменило его жизнь.
В мае 1772 года Гете приехал в Веймар на юридическую практику. В то время это был совсем маленький городок, но в нем было свое, хоть и небольшое, светское общество. Его внимание привлекла Шарлотта Буш — невеста секретаря Ганноверского посольства. Это была любовь с первого взгляда, но любовь безнадежная и обреченная. Не прошло и полугода, как он уехал в отчаянии и неожиданно для всех, оставив только прощальное письмо Шарлотте. В дороге его застала весть, что от безответной любви застрелился его старый друг Фридрих. Мысль о самоубийстве на мгновение мелькнула и в его голове. Но Гете не застрелился, а нашел другой выход из ситуации. Он приехал домой, заперся в своем доме и сел писать. Через месяц роман был закончен. Он назвал его «Страдания юного Вертера». А наутро проснулся знаменитым — Европа зачитывалась его «Вертером».
Но Гете всего этого не заметил. Его увлекло новое знакомство, но не с ученым и не с женщиной: его новым другом стал герцог Саксонии и Веймара Карл Август — наследный принц. Утром 7 ноября 1795 года новый советник молодого герцога Иоганн Гете въехал в Веймар. Тогда никто не мог и предположить, что спустя годы этот день сделают праздником города, а у этого праздника в далекой России, уже советской, будет свой спутник — день Октябрьской революции.

В  Веймаре Гете занимался военной коллегией, дорожным строительством, надзором за посадкой садов и парков, инспекцией шахт, библиотек, дипломатией и образованием. Словом, практически всем. А еще у него был небольшой участок земли, который герцог подарил ему в честь прибытия. Гете не сразу решил, что делать с этим участком. Он хотел заниматься всем и сразу — и садом, и огородом. И просто иметь свой небольшой дом. Здесь он продолжал писать, когда не был занят. Но занят он был практически всегда. Вечерами зажигал все имеющиеся в доме свечи, а их было много, только для одной цели — не хотел видеть Фауста. Но он все время слышал его.
«В начале Мысль была». Вот перевод. Он ближе этот стих передает. Подумаю, однако, чтобы сразу не погубить работу первой фразой». Гете очень скоро понял, что научная мысль и научное знание не рождаются на пустом месте. Им предшествуют долгие и тщательные наблюдения, сопоставления в любой области живой и неживой природы. Со временем у него собралась большая палеонтологическая коллекция, кости послетретичных ископаемых. Он находил их везде — в каменоломнях, песчаных карьерах. А зачастую их ему просто приносили. Сопоставление эмпирических фактов привело Гете к забавному открытию — он обнаружил межчелюстную кость в черепе человека. Много лет спустя Гете стали называть предвестником Дарвина. Но это не так. Он во всем, в том числе и в науке, всегда оставался немцем, был точным и добросовестным наблюдателем и испытателем природы. Но вдобавок ко всему этому он был еще поэтом и философом. А если проще сказать, то сам Гете был живым воплощением Фауста. Но только в одной ипостаси — поэтической. Во всем, что касалось чистой науки, Гете никогда не был алхимиком и чернокнижником. Фауст, сидевший у него внутри, не давал покоя, требовал выхода. И Гете понял — спрятаться невозможно. Он собрал все, что писал о Фаусте, добавил новое, что узнал о нем, сел и написал…
Гете попросил герцогиню Амалию разрешить ему прочитать Фауста на ближайшем балу. Она была не против. Услышанное привело публику в восторг, а Гете был мрачен. Он сжег все, что написал. Жег долго, всю ночь, и это занятие доставляло ему удовольствие. Впервые в жизни он не слышал Фауста. «Им не понять, как детям малым, что счастье не влетает в рот. Я б философский камень дал им, — философа недостает».

Осень 1786 года Гете встретил очень подавленным. Прошло одиннадцать лет, как он приехал в Веймар. Он устал от дворцовых интриг, устал от Шарлотты фон Штейн. Они любили друг друга давно, но она была замужем, и это ее устраивало. Гете собрал вещи и внезапно покинул Веймар. Он взял с собой только саквояж с рукописями. Переезд в Италию стал для него рубиконом. И чем дальше он уезжал от дворцовой суеты и обязанностей, тем больше приходил в себя. Его внешним и внутренним миром в этот период стало античное искусство и искусство Возрождения. Гете практически заново переписал все свои старые пьесы. Но главным занятием в этот период стала для него ботаника. Фауст жил в нем всегда. Главным занятием в ботанике был поиск прародителя всех растений. Эти занятия привели его сначала в тупик. Но вскоре он понял, что достичь истины можно только отказавшись от всего, кроме науки и поэзии. Гете был в одном шаге от открытия, которое потом сделают другие: «Была в начале сила». Вот в чем суть. Но после небольшого колебанья я отклоняю это толкованье. Я был опять, как вижу, с толку сбит».
Но для Гете начальной силой была не сила движения и то, что защищает слабых, а сила ума, интуиции и воображения. Но двигаться дальше без Фауста он просто не смог. Для него наука и поэзия оказались едины. Все научные исследования казались ему простыми и примитивными. Но это была наука его времени. Гете, как и любой гений, всегда был эгоистом. Именно по этой причине он отдавал предпочтение поэзии, а не науке. Наука — понятие крайне жесткое и объективное. Для научного открытия важен сам факт его появления, а не имя автора, в поэзии же все наоборот.
К зиме 1786 года Гете вернулся в Веймар назад к герцогу. Тот понял все и простил его. Герцог освободил Гете от многих прежних обязанностей, чтобы он проводил больше времени дома. Дом Гете всегда был полон цветов. Он постоянно заказывал себе все новые и новые виды растений. Однажды юная девушка принесла ему новый букет. Это была Кристина Вильпиус. С ней было интересно и спокойно, но  жениться на ней Гете не мог. Она осталась с ним просто так, а через год родила сына. Веймар был шокирован внебрачным сыном Гете, а он  впервые в жизни почувствовал себя счастливым. И на время забыл о Фаусте.
Гете путешествовал, работал в своей лаборатории и в саду. И писал как никогда много. За год до этого он познакомился с Фридрихом Шиллером. Они оба были к тому времени знамениты, оба переживали творческий кризис. А преодолеть его решили вместе. И стали вместе писать. Это были циклы эпиграмм, баллад, стихи. Именно Шиллер убедил Гете продолжить писать «Фауста». И Гете написал себе программу: прочувствовать целостность природы, обострить спор формы и бесформенности, вывести дух как гения мира и привести его в действие. Гете и Шиллер вместе взялись составлять астрологическую схему разных темпераментов. То есть привести к одному знаменателю стихию, темперамент, цвет и социальные характеристики. Все это было запредельно далеко от царившей в то время ньютоновской механики и натуральной философии. «Я был опять, как вижу, с толку сбит: «В начале было дело», — стих гласит».
Но было в его деятельности в тот период и много конкретного. Гете не просто наблюдал, он строил новые приборы, а старые пытался усовершенствовать. Особенно преуспел в изучении света и цвета. И все время мечтал одолеть Ньютона, доказать ошибочность его научных построений. Однако Ньютона не одолел, но своего добился — Гете заложил основы физиологической оптики, создал цветовой круг, которым мы пользуемся и поныне. Для цветоведения Гете — то же самое, что Менделеев для химии.
Жаловаться на жизнь Гете было грешно. Он был успешным человеком, причем всегда и во всем. Судьба как будто хранила его. Но он не был пророком в своем отечестве. Гораздо лучше его понимали и принимали в России — там Гете избрали членом Московского общества испытателей природы, Петербургского минералогического общества и даже членом Петербургской академии наук по физико-математическим дисциплинам. Академическое звание было самым большим парадоксом в его жизни. Чем он никогда не занимался, так это физикой и математикой, с цифрами не дружил напрочь. Его ценили такие же романтики от науки, как естествоиспытатель Александр Гумбольдт. После своего путешествия в Америку Гумбольд посвятил Гете свой труд «Идеи о географии растений». И это  нашло свой отклик в душе Гете, он начал читать курс лекций по географии растений в Венском университете.
А еще он пользовался большой любовью у монархов. Но прежде всего как поэт.
В 1808 году Гете участвовал в конгрессе по Африке. Наполеон, французский император, лично захотел видеть короля поэтов. Для него «Египетский поход» и «Страдания юного Вертера» навсегда стали любимыми книгами. Наполеон лично пригласил Гете, тот приехал. Они беседовали несколько часов. Практически обо всем: о литературе, театре, искусстве. Однако Гете не постеснялся высказать свое отвращение к новой военной кампании Наполеона. Правда, орден Почетного Легиона все же получил — монархи прощают поэтам практически все.

Гете жил в Веймаре, этот город стал центром искусства и науки всей Европы. Молодые ученые и поэты специально приезжали к Гете, а ему очень нравилось быть наставником. Его восхищению игрой двенадцатилетнего Мендельсона не было предела, а молодому музыканту он рассказывал о своих встречах с Моцартом. Постоянными были встречи с молодыми Байроном и Гейне. Но когда он узнал, что Гейне также пишет Фауста, то в  резкой форме спросил: «А больше у вас ко мне никаких дел нет?»
Свои мемуары «Поэзия и правда» Гете написал в 1811 году, за двадцать лет до смерти. Он все время не дописывал их, считая, что его работы говорят сами за себя. И в первую очередь, работы не поэтические, а научные. «…Как ясно мне тогда, что совершенства мне не дано. В придачу тяге ввысь, которая роднит меня с богами, дан низкий спутник мне».
С возрастом у Гете проявился интерес к метеорологии. Его интересовала ее связь со здоровьем. Он стал наблюдать, как у него самого начинало ломить кости к дождю, как болит голова при резкой смене погоды. А тут еще по случаю попалась под руку монография одного англичанина на эту тему. От нечего делать он прочитал ее и пленился описанием облаков. Гете сам стал записывать состояние неба и делать зарисовки облаков. Затем стал переводить эту книгу на немецкий язык и обнаружил новый тип облаков: он назвал их гребенчатыми.
В 1830 году, чувствуя неминуемый уход из жизни, Гете буквально заставил себя закончить «Фауста». Законченную рукопись он положил в конверт, запечатал и потребовал от своего друга, а позднее биографа Эккермана опубликовать рукопись только после его смерти. Но его рука все время тянулась к потайному ящику. Правки в готовый текст он вносил до самой своей смерти. И так продолжалось два года: конверт распечатывался и снова заклеивался. Он считал свою работу законченной, все время повторяя Эккерману: «Дальнейшую мою жизнь я  рассматриваю как подарок. И теперь мне безразлично, буду ли я что-нибудь делать и что именно».
15 марта 1832 года по дороге в Вену на консультацию к университетским профессорам Гете простудился и через неделю скончался. Последними его словами были: «Больше света!».
«В начале было Слово».  С первых строк загадка. Так ли понял я намек? Ведь я так высоко не ставлю слово, чтоб думать, что оно всему основа. «В начале Мысль была». Вот перевод. Он ближе этот стих передает. Подумаю, однако, чтоб не сразу, не погубить работу первой фразой. Могла ли мысль в созданье жизнь вдохнуть? «В начале была Сила». Вот в чем суть, но после небольшого колебанья я отклоняю это толкованье. Я был опять, как вижу, с толку сбит: «В начале было Дело», — стих гласит».



Всего 0 комментария:


Еще
В рубрике
От автора

Этого классика русской литературы больше всех цитируют и меньше всех читают. Мало кто может похвастаться, что прочитал его полностью. Но еще труднее вообразить человека, который на вопрос, кто его любимый писатель ответит: «Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин».

Ираклий Андроников в своей хрестоматийной статье, которая в качестве предисловия печатается в каждом собрании сочинений Михаила Лермонтова, свел воедино десяток цитат из книги «Лермонтов в воспоминаниях современников», которая должна была выйти к 100-летию гибели поэта в 1941 году, но была отложена и по понятным причинам вышла несколько позже.


(Окончание. Начало в №51)


«Мертвецы, освещенные газом!
Алая лента на грешной невесте!
О! Мы пойдем целоваться к окну!
Видишь, как бледны лица умерших?