Страницы истории



Ленин

Уже несколько десятилетий книги о Сталине выходят одна за другой, а о Ленине издаются в основном западные переводы или мемуары эмигрантов из России первой волны. Со Сталиным все просто и ясно. Он знамя и символ нынешних российских державников и человек, задавший направление развития власти, которое испытывается и сегодня на всем постсоветском пространстве. А что мы знаем о Ленине? В огромном массиве литературы с уже известными всем фактами, трактуемыми с определенной заданностью в зависимости от мировоззренческих установок как на просторах бывшего СССР, так и на Западе, практически не прослеживается, не вырисовывается реальная персона с ее переживаниями, убеждениями, целевым установками. Но самое главное: нет четкого и ясного ответа, кем был на самом деле человек, предопределивший все мировое развитие в ХХ веке, что в действительности двигало его поступками. 
Изучая личность Владимира Ильича Ленина, возникает самый главный для всех нас вопрос — в какой стране мы жили и что потеряли. И единого мнения в этом вопросе нет и быть не может. Ленин создал государство, в оценках которого никогда не будет единого мнения. Союз Советских  Социалистических Республик — это проект отчаянного модернистского прорыва и чудовищной архаики и несвободы в ХХ веке. Это революция с ее полным разрывом с многовековой традицией и абсолютное возобновление этой самой традиции через двадцать лет после переворота. И пока мы не научимся четко разделять эти два начала в русской истории, идущих в разных направлениях, мы не поймем истоки трех русских революций и не оценим масштаб личности создателя советского государства.
Для западного сознания политическая история России непонятна и загадочна. Для нее не подходят критерии политологии и политической философии. Тютчевское «умом Россию не понять…» и здесь имеет глубокий смысл. И как это ни парадоксально, но ответы на многие вопросы российской истории мы находим в русской литературе. Роман Александра Солженицына «Красное колесо» по  охвату событий самый большой в русской, и наверняка в мировой литературе. Он задумал написать его в 1937 году, когда ему было всего 18 лет. Это венец творчества русского классика, книга, которая и по сей день вызывает самые полярные оценки и суждения. В книге три главных героя — Петр Столыпин, Владимир Ленин и, как бы помимо его воли, сам автор — Александр Солженицын, черты характера которого мы находим у многих главных героев. К лучшим разделам этого романа относится «Ленин в Цюрихе». Более убедительного и полного портрета Ульянова-Ленина в мировой публицистике и художественной литературе нет.
Солженицын — традиционалист во всем и русский националист, ярый противник Владимира Ульянова (Ленина), он написал абсолютно модернистское произведение. Писатель понимает, что новый век, в который ему довелось появиться на свет, — время масс, а не отдельных личностей. И эти массы, невзирая ни на какие доводы, всегда и во всем будут идти за такими лидерами, как Ленин.
Для самого же Солженицына образец политического деятеля — Петр Столыпин. Ленин ему абсолютно противоположен. Но очень многие, прочитав этот роман, говорят о том, что отчасти в Ленине Солженицын изобразил сам себя. Точнее, то, что в самом себе он ненавидел и с чем пытался бороться. Но следуя исторической правде и собственной объективной оценке, Солженицын создает самый человеческий образ вождя мирового пролетариата. Он не делает из Ленина властолюбца. В этом романе Ленин не азиатский царек, а великий европейский модернизатор. Но путь реформ России для Солженицына абсолютно не приемлем — ему не нужны великие потрясения. Ленин жаждет любой ценой Россию взорвать и враз покончить с ее вековой  отсталостью. Не ради себя самого. Он убежден, что только великие потрясения могут родить новый дух и новую Россию. Ненависть Ленина направлена на страну консервативную, необразованную, на церковь, на официальный патриотизм, на войну, которая помогает только укреплению режима. И в этом он симпатичен как тогда, так и сейчас.
Солженицын невольно выводит Ленина в разряд самых выдающихся политиков России. Солженицын, как ни пытается, не может ответить на один-единственный вопрос — почему у Ленина, в отличие от Столыпина, получилось всколыхнуть застоявшееся болото царской России. А ответ очевиден — основное различие между этими двумя российскими деятелями состояло в том, что Ленин был политиком, а Столыпин чиновником. Столыпин был плоть от плоти, как и Солженицын, носителем русской политической культуры, фундаментальной основой которой и причиной неуспеха всех реформ является диктат прошлого. Либерализм — только для высшего социального круга, для противников режима — «столыпинские галстуки», так называли в народе виселицы. Для тех, кто аполитичен, но хочет хорошо жить — «столыпинские вагоны» и работа от зари до зари. И никакого движения по социальному лифту. По этой же самой причине реформы царя-освободителя Александра II провалились и вызвали такое расслоение в обществе, которое и привело сначала к восстанию Калиновского, а спустя десятилетия — к революции. Столыпин не учел ошибок своего предшественника-реформатора Михаила Муравьева, который был либералом в своем социальном кругу, но категорически не допускал проявление любого либерализма для низов  — нельзя одной рукой вешать, а другой давать свободу. А для «особо отличившихся» народов — черта оседлости. Ленин открыл социальный лифт для всех слоев общества. И в этом основная причина его политического успеха.
В последние два десятилетия в кругу российских интеллектуалов державного направления основной причиной октября 1917 года и распада Российской империи видится злой гений Владимира Ильича Ленина. Дескать, была прекрасная и образованная страна, с твердыми демократическим институтами, но ее погубил заговор мировой закулисы, проводником которой стал Ленин. Но так ли это на самом деле? Если взглянуть на время, в котором сформировался будущий вождь мирового пролетариата, то следует признать, что период царствования Александра III — время самой жесткой реакции в России. Вот что пишет в финале «Грядущего хама» крайний противник большевиков Дмитрий Мережковский в 1907–1908 годах, когда о Ленине в России никто не слышал и понятия не имел: у «хама в России три лица. Первое, настоящее — над нами, лицо самодержавия, мертвый позитивизм казенщины, китайская стена табели о рангах, отделяющая русский народ от русской интеллигенции. Второе лицо прошлое — рядом с нами, лицо православия, воздающего кесарю Божие, той церкви, о которой Достоевский сказал, что она в «параличе». «Архиереи наши так взнузданы, что куда хошь поведи», жаловался русский архипастырь ХVIII века, и то же самое с еще большим правом могли бы сказать современные архипастыри. Духовное рабство — в самом источнике свободы; духовное мещанство — в самом источнике благородства. Мертвый позитивизм православной казенщины. Третье лицо будущее — под нами, лицо хамства, идущее снизу, хулиганство, босячество черной сотни, самое страшной из всех трех лиц. Для того чтобы три начала духовного благородства и свободы могли соединиться, нужна общая идея, которая соединила бы интеллигенцию, церковь и народ. А такую общую идею может дать только возрождение религиозное, вместе с возрождением общественным».
При общей схожести оценки общественных настроений в России у Ленина и Мережковского принципиально иначе выглядят пути решения проблем общественного переустройства. Мережковский четко видит разницу между верой и чиновниками от веры, которых нещадно критикует и ненавидит. У Ленина все гораздо сложнее. И по причине личного жизненного опыта, и по причине образования и воспитания. У нас принято считать Владимира Ильича марксистом. Это так, но есть и другая сторона его мировоззрения. Вторая половина ХIХ века в Европе — это время Фридриха Ницше. Ницше провозгласил, а за ним весь мир повторил: «Бог умер». И некоторая часть мира попыталась жить без Бога. Возникло новое атеистическое направление в мировой художественной литературе, к примеру, Камю. А что в России? Да все с точностью до наоборот — если все говорят, что Бога нет, то мы его сделаем! Мы создадим нового сверхчеловека, и это будет ответом всему миру. И в этом весь Ленин.
Мережковский понимает, что происходит и к чему все идет. И что он делает? В 1912 году, за пять лет до революции, он покупает квартиру во Франции и в 1920 году тихо отбывает в эмиграцию, где на старости лет делает такие чудовищные глупости, что почти на столетие вычеркивает себя из русской литературы. А что делает Ленин? Он возвращается на родину после десятилетий эмиграций в самую гущу событий. Но еще за четверть века до этого Мережковский с Зинаидой Гиппиус приходят к Константину Победоносцеву, который играл ведущую роль в определении правительственной политики в области народного просвещения, в национальном вопросе, а также внешней политике второй половины ХIХ века в России, с просьбой о разрешении учредить религиозно-философские собрания, на которых будет происходить искание Бога интеллигенцией и на которых интеллигенция и высшее духовенство будут искать пути выхода России из нравственного тупика. Победоносцев спрашивает: «А вы знаете, что такое Россия?». И сам дает ей определение: «Это ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек». Мережковский отвечает: «А кто ее сделал этой ледяной пустыней? Вы же сделали ее такой». Но есть и другой диалог. Разговор между приставом, который после студенческой сходки в Казанском университете арестовывает Владимира Ульянова. Он говорит: «Молодой человек, куда вы лезете? Перед вами стена». И что отвечает молодой Ульянов? Он говорит: «Гнилая стена, ткни — развалится». Все… Что к этому можно добавить! Два человека, образованные, молодые, принадлежащие к одному поколению, оценки которых ситуации в стране совпадают в малейших деталях. Но один видит выход в пустой салонной говорильне, а другой — в борьбе.
Для Мережковского Петр I, несмотря на то что он подчинил церковь государству, — первый русский интеллигент, а Ленин — нет. Возможно потому, что эпоха Петра для него история, а ленинское время — это его собственная жизнь. Но в чем  интеллигентность Петра? Да хотя бы в той малости, что он распорядился издать массовым тиражом на самой дешевой бумаге Библию. Он ведь не отвергал православие, а церковь подчинил государству только потому, что не смог естественным порядком и убеждением справиться с духовным чиновничеством. А в чем видел основную проблему России Ленин? В образовании. Помните знаменитую фразу: «Из всех видов искусств для нас важнейшим является кино»? Но это только первая ее часть. А вторая звучит так: «Пока население остается неграмотным».
Неоднозначность многих современных оценок Владимира Ленина связана с послереволюционными событиями в России и тем страшным террором, который затем прокатился по стране. Понять причины террора можно, в этом вопросе были одинаково хороши две противоборствующие стороны. Но оправдать и принять — никогда. В своих оценках мы часто забываем о том, что любая революция — это сконцентрированное общее движение, когда общность цели объединяет высшую интеллектуальную элиту и крайние маргинальные слои в обществе. И, как правило, с течением времени маргиналы оказываются на первых ролях. Потому что они сильнее и дальновиднее? Нет. Интеллектуалу свойственно сомнение, маргинал же не сомневается никогда. В этом как раз и заключается вся трагедия русской истории первой половины ХХ века.
Взаимоотношения Ленина и Троцкого долгое время было принято рассматривать как взаимоотношения двух политических соперников. Это не совсем так. Троцкий, который по праву был человеком номер один в октябре 1917 года, добровольно и без всякого принуждения признал первенство Ленина в будущем советском правительстве. И, более того, он не собирался входить в состав первого советского правительства, а свое будущее связывал исключительно с литературной деятельностью. Заслуги Троцкого были признаны и Сталиным, который в передовой статье в «Правде» к годовщине Октябрьской революции отдавал должное Льву Давидовичу. Троцкий понимал, что он чего-то в российской политической жизни стоит, пока находится рядом с Лениным. Без Ленина он сначала потерял власть, потом был изгнан из страны, а затем потерял и жизнь.
Кульминацией политических противоречий у Ленина и Троцкого стал Брестский мир. Но если быть объективными и правдивыми, то тогда позицию Троцкого поддерживало большинство членов ЦК. Так ли уж был неправ Лев Давидович и лежала ли причина его отказа подписать договор с немцами в идеологической плоскости и ортодоксии мировой революции, с которой он не расстался до конца своих дней? При подписании Брестского мира решающим обстоятельством в позиции Троцкого стал украинской фактор. В Киеве власть принадлежала Центральной раде, она провозгласила полную независимость от России и создание УНР. Киев сам пожелал вести переговоры о мире с немцами. В Брест на переговоры с немцами приехала украинская делегация во главе с премьер-министром Всеволодом Голубовичем. Троцкий признал за украинской делегацией право самостоятельно вести переговоры, и это признание, поддержанное Лениным, означало полное признание Украины как самостоятельного государства.
Но весь казус той ситуации был в том, что в Киеве мечтали подписать мирный договор с немцами, австрийцами, болгарами и турками. Украинская делегация рассматривала подписание этих договоров как международное признание. У немецкой делегации были свои расчеты, они думали, сколько зерна и продовольствия они получат от Украины. Немцам удалось подписать договор с Украиной, который вошел в историю как «хлебный договор». Ленин рассматривал этот договор как промежуточный, части российской территории отходили немцам только до окончания войны. Но случилось то, что случилось. В конце концов, с точки зрения исторической перспективы Владимир Ильич оказался прав.
Но гримасы истории дня нынешнего состоят в том, что именно на Украине сегодня сносят памятники Ленину. Хотя по логике исторической правды отношение к нему должно быть совершенно другим. В той же Финляндии, которой он дал независимость, его почитают наравне с национальными героями. Нынешняя попытка уже самостоятельной Украины оторваться от русского культурного ядра далеко не первая. И это право никто у украинцев отнять не может. Но проблема в том, что оторваться — значит избавиться от Гоголя, Паустовского, Булгакова, Катаева и других выдающихся деятелей нашей некогда общей культуры. Отход от русского культурного ядра, которое не нужно путать с конкретными персоналиями в российской политической элите, будет означать медленное, но верное растворение в другой культуре. А если на Украине кто-то против? Тогда все очень грустно. И что-то внутреннее подсказывает, что эта грусть для многих жителей юго-востока Украины надолго…
А по поводу сноса памятников напомню строки Александра Твардовского: «Все, что на свете создано руками, рукам под силу обратить на слом. Но дело в том, что сам собою камень — он не бывает ни добром, ни злом».
У Лилии Юрьевны Брик есть очень трогательный отрывок из воспоминания. Она вместе с Маяковским и художником Михаилом Черемных готовила плакаты для «Окон РОСТа». Работа была утомительной, плакаты нужны были в большом количестве и изготавливались в мастерской по трафаретам. Поздно вечером раздается звонок. Строгий мужской голос спрашивает: «Кто это?». Брик отвечает: «Я — художник Лиля Брик». Голос спрашивает: «А где начальство?». «У нас нет никакого начальства», — отвечает Брик. «У вас нет никакого начальства? Отлично. Хорошо, я так и думал». Затем уже ночью опять раздается звонок, для ясности замечу, что в Москве в то время было не более 200 пользователей телефонов, и тот же голос спрашивает: «Все работаете?». «Работаем», — отвечает Брик. «Всю ночь сидите? А начальства нет?» — продолжает тот же голос. «Нет. А кто это говорит?» — наконец спрашивает Брик. И слышит в ответ: «Ленин».
Вот в этом он весь. В искренней вере самоорганизации, убежденности в том, что люди могут работать без начальства и без принуждения. Он искренне верил в то, что государство как институт отомрет и люди будут жить в режиме самоорганизации. И в этом было его величие и личная трагедия. Когда на его глазах бывшие соратники, совсем недавно вытиравшие нос рукавом, за год-полтора  усвоили все навыки старой царской номенклатуры и сделали для себя все ее привилегии. Его знаменитое: «Аппарат сильнее совнарокома» — это крик души. И все попытки что-то изменить, выстроить новую внутрипартийную коалицию вместе с Троцким против Сталина оказались безуспешными. Борьба идей закончилась, началась борьба людей. Болезнь лишь довершила внутренние страдания, а ранняя смерть стала избавлением. Началось другое время, у которого были другие герои.
В середине 90-х годов, когда имя Владимира Ильича Ленина было подвергнуто невиданному остракизму, у замечательного белорусского скульптора Заира Азгура в его мастерской у бюста вождя мирового пролетариата всегда лежали живые цветы. На вопрос, как это понимать, Заир Исаакович отвечал просто: «Мой отец до революции в Бегомле был балаголом (извозчиком). Балаголом был бы и я. А благодаря тому, что сделал Ленин, я стал тем, кем стал».