Погода, Беларусь
Главная Написать письмо Карта сайта
Совместный проект
>>>
Люди в белых халатах
>>>
Специальный проект
>>>



Великие писатели

№18 от 02 мая 2013 года

Антон Макаренко
Антон Макаренко
Сегодня многие исторические персонажи советской эпохи подзабыты. Но от случая к случаю в прессе мелькают ссылки на тех или иных людей, вспоминается опыт решения той или иной проблемы. И многие десятилетия спустя давние события звучат уже по-новому и воспринимаются многими как открытие. Но есть и такие имена, а их немного, которые стали нарицательными, своего рода лицами своей эпохи, перекочевав в анекдоты, пословицы, присказки и поговорки. И мы воспринимаем их уже на совсем ином уровне — уровне фольклора, собирательного образа многих поколений своих предшественников.
Выражение «тоже мне, Макаренко нашелся» каждый из нас в своей жизни слышал не раз. В советское время его книга «Педагогическая поэма» входила в число обязательных произведений, изучаемых в школе. В силу идеологических традиций того времени многое из того, что сделал и внедрил Антон Макаренко, подавалось в искаженном виде, а сама личность одного из выдающихся педагогов ХХ века оставалась в стороне, а некоторые его педагогические приемы в наше время обрели форму идеологических клише и стали подаваться в крайне негативном виде. Внедрение Макаренко элементов военной подготовки, деление воспитанников на звенья, отряды и так далее, получившие широкий отклик в системе образования и воспитания в СССР, некоторые авторы сегодня подают как проявление агрессивности советского строя с самого начала воспитания молодежи. Понятие же коллективизма и вовсе подвергнуто остракизму. Хотя, казалось бы, изначально для того, чтобы появилось это понятие, все же следует создать коллектив. Это по Макаренко. А как в реальной жизни? Об этом и пойдет речь в нашей статье.
В 1988 году ЮНЕСКО внесло во всемирный список всего четырех педагогов, определивших основы воспитания молодежи в ХХ веке: Джона Дьюи, Георга Кершенштейнера, Марию Монтессори и Антона Макаренко. Так то, что было предано забвению в собственной стране, получило мировое признание.
...4 мая 1936 года в помещении Киевского театра оперы и балета состоялся необычный концерт. На сцене блистали своими талантами бывшие беспризорники. В первых рядах, как было положено в то время, сидели руководители НКВД Украины, почетные стахановцы, крупные военачальники. Основу программы составили выступления Трудовой Коммуны имени Дзержинского и колонии имени Горького. Особый отклик у публики получили выступления в будущем знаменитой балерины Марины Семеновой и духового оркестра, исполнявшего сложнейшие произведения Бетховена и Бизе. Будущая мировая балетная знаменитость проживет больше века, через ее руки пройдут практически все известные балерины советского театра, но об этом эпизоде в ее карьере и она, и многие другие постараются не вспоминать. Возможно, потому, что это не будет вписываться в созданный прессой образ балетной богемы. А концерт закончился так, как и должен был закончиться: руководителю молодежного коллектива Антону Семеновичу Макаренко объявили благодарность и премировали месячным окладом. Но спустя всего два месяца он напишет рапорт об увольнении и уйдет с прежнего места работы.
Через много десятилетий его имя будет старательно забыто, а многое из того, что он сделал, заброшено. Мода нового перестроечного времени возьмет свое, и лишь по той простой причине, что работал Макаренко под эгидой ВЧК, а коммунистическое руководство считало его работу успешной. Но история рано или поздно расставляет точки над «і». И в 90-е годы прошлого века, после распада СССР, на всех постсоветских просторах не нашлось нового Макаренко, хотя количество беспризорников фактически сравнялось по цифрам с количеством их в 20-е годы прошлого века. Проблема была решена гораздо проще: о ней забыли, причем все — и власть, и средства массовой информации.
…Как же действовал Макаренко? После революции и гражданской войны более 7 миллионов детей оказались под угрозой смерти от голода, холода и тифа. Борьбой с беспризорностью занялся сам Дзержинский и ВЧК — ни одному другому ведомству эта проблема была не под силу. Маленьких правонарушителей и бродяжек отлавливали на вокзалах, снимали с поездов и отправляли в колонии и детские дома. В сентябре 1920 года под Полтавой был открыт детский дом №7 для морально-дефективных и умственно отсталых детей. Заведующим детским домом назначили
32-летнего Антона Макаренко. Это был стройный, собранный, немного сутуловатый, но с всегда гордо приподнятой головой молодой мужчина. Его слегка прищуренные глаза светились добротой. Походка его была быстрой и чеканной, но предельно мягкой. Так впоследствии вспоминали о нем первые воспитанники этого дома.
Но сам к себе Макаренко относился значительно критичнее, он всю жизнь комплексовал: «Мой нос на семерых рос, а мне одному достался». Собственная внешность повергала его в уныние. Макаренко еще в юности заявил: «Даю слово, что никогда не женюсь и не буду иметь детей». Он долго и настойчиво оставался верен этому слову. Даже в то время, когда его ближайшая помощница Лиза Григорович, увлекшись им и его идеями, оставила мужа-священника и в колонии с Макаренко работала столь успешно, что колонисты в знак уважения называли ее мамой. Возможно, этот комплекс для Макаренко и был двигателем постоянного поиска и работы над собой.
А за спиной у Антона Макаренко в момент назначения заведующим был учительский институт и немалый опыт работы с подростками. Душой он не принял большевиков и их идеи, но разумом понимал: «От сопротивления пользы не будет, мы все погибнем, необходимо приспосабливаться к новой жизни». И назначение начальником колонии принял с радостью — он был уверен, что наконец-то оказался на своем месте. Он знал, что все у него получится и он перевоспитает молодых преступников.
Но все теоретические идеи Макаренко рассыпались как карточный домик, как только он прибыл в колонию и увидел не маленьких детей, а великовозрастных хулиганов и просто бывших бандитов. Они сознательно занижали свой возраст, чтобы не попасть под расстрельную статью за бандитизм. В колонии процветали воровство, драки, побеги, издевательство старших над младшими, вранье и хамство. В дневнике он запишет: «Как справиться с этой вольницей, как найти путь к их сердцам? Я прочитал столько педагогической литературы за это время, сколько не прочитал за всю жизнь. Но ни один трактат не дает ответа на этот вопрос. И вообще, вся эта дореволюционная педагогика просто вековечное шарлатанство. Пока ясно только одно: для начала необходима жесткая дисциплина».
Именно с Макаренко берут свое начало звенья, отряды. Сам того не замечая, он превратился из учителя в командира. Опыт военного воспитания у него уже был. Дело в том, что в 1917 году Макаренко работал инспектором Крюковского училища. Именно тогда он и предложил место преподавателя брату Виталию, вышедшему в отставку после ранения. Своими рассказами о сражениях и подвигах бывший офицер сразу стал для ребят кумиром и завоевал их сердца, ведь все мальчишки в детстве мечтали стать героями. Виталий сразу же ввел в занятия с ребятами военные элементы. Они работали с восторгом, маршировали под звук труб своего же оркестра под командованием кумира Виталия Макаренко. В то время его брат Антон эти методы воспитания категорически не принимал, он не раз гневно заявлял брату: «Я не хочу здесь заводить казарму!». Но результаты в работе Виталия были настолько очевидны, что старший Макаренко сдался и даже сам принимал активное участие в военной подготовке подростков.
Этот опыт приживется в школьном образовании СССР в виде конкурса песен и строя в школах — всегда нелюбимом учениками (пишу о своем опыте), но обязательном ритуале, вплоть до старших выпускных классов. А вот что всем нравилось, так это «Зарница». Уроки в старших классах по начальной военной подготовке у многих и сегодня вызывают разные ассоциации, в перестроечное время многие из пишущей братии за уши притащили идеологический «тоталитарный» аспект, забыв указать автора и родоначальника этой идеи. Как и любой автор, я тоже субъективен, пишу о своих собственных впечатлениях. В школе, в которой я учился, уроки НВП для ребят в старших классах были настоящим испытанием. Военрука мы все поголовно боялись и ненавидели, а родители втихаря посмеивались. Уже в зрелом возрасте все мы понимали, что его «террор» был благом для нас. Прошедший всю войну подполковник запаса был неумолим: подтягиваться на перекладине, бегать кросс минимум на четыре балла по пятибалльной шкале должен был уметь каждый из ребят. А если не умеешь и не можешь? После занятий приходилось оставаться в школе и тренироваться. Наша школа в Минске в то время не относилась к разряду элитных, она находилась в закрытом военном городке, принимали туда не всех. Но она была единственной в СССР в то время, где на протяжении полутора десятков лет выпускники-ребята, подающие документы на поступление в высшие военные вузы страны, поступали туда стопроцентно. А количество диссертаций, как кандидатских, так и докторских, посвященных военно-патриотическому воспитанию молодежи на примере нашей школы, перевалило за два десятка. А еще военрук требовал абсолютного знания для ребят математики и физики (для девочек делалось исключение). Но, увы, просмотрев совсем недавно сайт своей школы, я не нашел на нем упоминания о нашем легендарном военруке...
…Революция разбросала братьев Макаренко: один строил социализм, другой учился обустраивать свою жизнь в эмиграции. Долгое время они вели между собой оживленную переписку. Виталий был в курсе всех событий в колонии и поддерживал брата советами. Но Антон старался нигде публично не упоминать о брате-белогвардейце. Пока это было неопасно для жизни, но могло принести серьезные неприятности. А как же беспризорники? Через небольшой отрезок времени Макаренко сам увидел, что они стали меняться и подтягиваться. В Полтавской колонии Антон Макаренко окружил себя талантливыми людьми. Один из его сотрудников, воспитатель Виктор Терский (в «Педагогической поэме» — Перский), увлек ребят идеей вечного двигателя. И тогда, и сегодня было ясно, что сделать это невозможно, но для Терского было главным зажечь ребят мечтой.
Макаренко вводит в колонии невероятное правило: старшим колонистам запрещается пользоваться лестничными перилами, зато младшим разрешается по ним съезжать. Он был горазд на выдумки, розыгрыши и затеи. И не только в педагогике. Когда в колонии появилась новая сотрудница, Ольга Ракович, она сразу же стала вместе с колонистами участвовать в игре в спектаклях. Под видом деловых записок Макаренко отправлял ей такие послания: «Мое неласковое солнышко, я интересуюсь не только кредитами в Госбанке. Мне гораздо интереснее знать, свободен ли у вас вечер, можно пойти в оперетку, синемо, ресторацию». Но отклика в ее душе он так и не дождался. А вот души ребят постепенно по отношению к Макаренко оттаивали. Он делает вывод: для того, чтобы воспитанники почувствовали себя полноценными членами общества, им ни в коем случае нельзя напоминать об их прошлом. И Макаренко отказывается принимать личные дела колонистов: воспитание в колонии начиналось для каждого с «чистого листа».
Это было важным открытием в области психологии. Но не главным в методах Макаренко. Он понял, что помимо дисциплины и индивидуального подхода требовалось еще что-то объединяющее. Много лет спустя именно Антону Семеновичу прилепят фальшивый ярлык «коллективиста», но забудут о том, что изначально он сам создавал этот коллектив. Именно Макаренко поставил цель для каждого своего отряда — предельно конкретную и ясную. Так появилась трудовая колония имени Горького. Его колонисты начинали свою деятельность с труда, освоили простые деревенские профессии и сумели добиться приличных результатов и заработать деньги. Все девочки колонии имели приданое, причем заработанное ими же самими. Брат Виталий, получив письмо с подробным рассказом о том, что происходит в колонии, назвал это объединение смесью помещичьего хозяйства и кадетского корпуса.
Макаренко идет гораздо дальше. На заработанные деньги  приобретает суперсовременные станки. Его успехи впечатляют всех, на съезде учителей его выступление встречено аплодисментами. Но радоваться рано, завистники, вспомнив о самом эффективном византийском способе борьбы, сделали свое дело — пошли анонимные доносы. Макаренко борется за свое дело отчаянно, он пишет Горькому подробное письмо, тот, побывав в колонии, поражен и восхищен. Но поздно: в 1928 году Макаренко вынужден был уволиться из колонии. Его опыт работы с трудными детьми признан антисоветским с издевательской оговоркой: «Результаты хорошие, но методы никуда не годятся». Макаренко решает избавить себя от въедливой опеки Наркомпроса и устраивается в только что созданную чекистами коммуну в Харькове.
В Харькове он идет на смелый эксперимент. Антон Семенович переносит на новое место опыт работы в колонии имени Горького, но резко поднимает планку. На заводе, работающем при колонии, создается чертежный цех, колонисты учатся работать не только руками, но и головой. Но главным было то, что работа на заводе и учеба в школе открывали воспитанникам дорогу в вузы. Подобных новшеств в детдомах 30-х годов в СССР не было. Харьковским колонистам доверили изготовление первых в СССР электроинструментов для производства военных самолетов. Завод, работавший долгое время в совершенно секретном и закрытом режиме, приобрел широкую известность благодаря коммуне — на нем стали изготовлять первые фотоаппараты ФЭД. «Феликс Эдмундович Дзержинский» — так называли колонисты свой аналог немецкой «Лейки». Если то, что было сделано в Харькове Макаренко, перенести на сегодняшний день, получилось бы, что в детской колонии собирали компьютеры «Аррle»!
Но своим успехом Макаренко нажил себе главного врага — Надежду Крупскую. В своем письме Галине Сайко он напишет: «Читали «Комсомольскую правду» от 17 мая. Как меня Крупская разделала. Я начинаю приходить в восторг. Шельмование во всесоюзном масштабе. Мне это надоело, они добьются, что меня посадят просто так «за здорово живешь», просто потому, что я не хочу кланяться всяким сумасшедшим». Сайко была в то время была инспектором Наркомпроса. Приехав как-то с проверкой к Макаренко, она просто сразила его. А спустя некоторое время пришла в колонию с чемоданчиком и сказала: «Мы с Макаренко любим друг друга, и я остаюсь здесь». И стала его женой, а преданной подруге Лизе Григорович пришлось уехать.
Конфликт с женой Ленина — это серьезно. От расправы Макаренко спасли лишь крайне сложные отношения Сталина и Крупской. О Сталине можно говорить много и по-разному, но обвинять его в незнании людей сложно. В чем-чем, а в психологии человека он разбирался, для него не было «нераскусываемых» личностей. Крупская, по большому счету, глубоко несчастная дама, оставила странный след в советской истории. Видевшая детей или на плакатах, или на хорошо подготовленных мероприятиях с ее участием, она, тем не менее, считалась великим авторитетом в советской педагогике. Оценок ее деятельности не даю, но замечу, что увековечивание памяти Крупской — первого литературного цензора СССР, изрядно почистившей библиотечные фонды от неугодных ей авторов, — отдельная тема для совершенно другой статьи. Для кого-то она кумир, для кого-то — антигерой. А ее имя у многих швейных фабрик СССР по пошиву женской одежды — показатель качества производимой продукции. Ведь Крупская и мода были понятиями несовместимыми. Имя той же Инессы Арманд — музы Ленина, изысканной и подчеркнуто женственной, — наверняка бы больше подошло в данном случае.
…Непонимание и всеобщая травля приводят к тому, что в 1932 году Макаренко увольняется и едет в Москву на поиски работы. Но через несколько месяцев он возвращается в Харьков и соглашается на должность заместителя начальника колонии по педагогической части. Однако доносы преследуют Макаренко. По настоянию жены Антон Семенович прерывает свою переписку с братом-белогвардейцем. Всеволод Балицкий, глава НКВД Украины в то время, первым понял, что над Макаренко нависла серьезная угроза ареста и расправы. Балицкий переводит Макаренко в Киев на должность начальника Киевской колонии. Но работа не пошла, вскоре колонию закрыли, а Макаренко перевели на работу в главное управление НКВД Украины.
Не будем забывать, что методы работы Макаренко в то время были не просто революционными, но и опасными для него самого. Вопреки усилению карательного уклона в деятельности НКВД, он упраздняет карцеры, снимает охрану и пытается ввести элементы самоуправления. И это в то время, когда вводится уголовная ответственность, начиная с 12 лет, в том числе и смертная казнь. Его методы воспринимались практически всеми в то время не как открытие, а как казус. В 1936 году Макаренко делает последнюю попытку быть услышанным и понятым — он выступает с докладом в высшем коммунистическом институте. Он говорил, убеждал, но его не слышали и не хотели слышать. И Макаренко понимает, что обречен, нужно идти на компромисс. Но и это его не спасло. В сентябре 36-го в адрес НКВД на него поступает политический донос: Макаренко обвиняют в поддержке оппортунистов. Донос пришел из его «родной» коммуны имени Дзержинского. И если бы не заступился Балицкий, его бы арестовали. Но вскоре и сам Балицкий был арестован и расстрелян. Дальше оставаться в системе НКВД для Макаренко стало опасным. Увольнение из органов не произошло для него безболезненно. Он был вынужден переехать в Москву, жить у друзей, снимать квартиры, а затем и дачу.
В 1935 году вышла его «Педагогическая поэма», небольшой тираж сразу же разошелся. Книгу перевели на все главные языки мира под названием «Путевка в жизнь». Но радость успеха была преждевременной — приговор критиков был совершенно иной: «Эта поэма антипедагогическая, антимарксистская».
...1 апреля 1939 года люди в штатском так и не дождались на Белорусском вокзале ехавшего в Москву пассажира. На станции Голицыно сердце Антона Макаренко, в котором места хватало для всех, остановилось. Он успел только сказать перед смертью: «Я — писатель Макаренко».
Официальных лиц и чиновников от просвещения на Новодевичьем кладбище во время его похорон не было, смерть Макаренко они не заметили. Через несколько лет они «назначат» его классиком советской педагогики и будут хвалить по поводу и без повода. А тогда, в первый апрельский день, сама судьба смилостивилась над ним за все сделанное для людей. Наверное, сам Создатель спас его от страданий и истязаний, даровав ему столь легкую смерть…


Всего 0 комментария:


Еще
В рубрике
От автора

Этого классика русской литературы больше всех цитируют и меньше всех читают. Мало кто может похвастаться, что прочитал его полностью. Но еще труднее вообразить человека, который на вопрос, кто его любимый писатель ответит: «Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин».

Ираклий Андроников в своей хрестоматийной статье, которая в качестве предисловия печатается в каждом собрании сочинений Михаила Лермонтова, свел воедино десяток цитат из книги «Лермонтов в воспоминаниях современников», которая должна была выйти к 100-летию гибели поэта в 1941 году, но была отложена и по понятным причинам вышла несколько позже.


(Окончание. Начало в №51)


«Мертвецы, освещенные газом!
Алая лента на грешной невесте!
О! Мы пойдем целоваться к окну!
Видишь, как бледны лица умерших?